Легче стало, когда узнал, что означает моя фамилия. Это было первое познание в тюркологии: я понял, отступать не имею права. Тогда же осознал, какое это огромное счастье – иметь читателя, которому ты дорог и который дорог тебе.
Фамилия обязывала стать не просто тюркологом, а «пан-тюркистом».
– Действительно, вас обвиняют в пантюркизме? Кто? Почему?
Это прозвище я впервые услышал в редакции «Вокруг света» от сослуживцев, когда написал очерк о кумыках, потом о карачаевцах. Но что такое пантюркизм, никто не мог объяснить. И чем злой пантюркизм отличается от доброго панславизма, тоже никто не знал. Выходило, это ярлык, который в советское время приклеивали за инакомыслие.
Идеологическое клише. Его печать носили те, кто освещал тюркскую историю не по московским правилам… А разве любить свой народ плохо? Писать о нем – это плохо? Что делать, если ты родился тюрком от тюрка. Значит, быть тебе навек «пантюркистом», как негру – негром? Так, что ли? Я ведь писатель, не любить – не умею, не писать – не могу.
Мне и в голову не приходило, что в СССР люди вешали ярлыки, не понимая их смысла. Бросались словами с легкостью, заложенной собственным же незнанием. И традицией… Я не нашелся тогда, теперь готов внести ясность и в эту свою «характеристику».
Идею пантюркизма изобрел не тюрок, а британский разведчик Арминий (Герман) Вамбери, оставивший после себя книгу, которую, естественно, я не пропустил. Этот автор, выполняя спецзадание английской разведки, в XIX веке путешествовал по Средней Азии под видом дервиша, члена мусульманского суфийского братства, и проповедовал идею Империи от Средиземного моря до Китая. Империя будет отстаивать права живущих здесь тюркских народов, убеждал он… Вроде бы полезное дело?
Но прочитав книгу, понял: у красивой идеи некрасивая суть. Как выяснилось, ее разработку и внедрение вели Королевское азиатское общество и Оксфордский университет, авторов меньше всего занимали какие-то тюрки, их история и проблемы. Во главе угла там стояли интересы Великобритании, что даже и не скрывалось. Лондон пугала активность российской политики, ее настойчивое внимание к Индии, тогдашней английской колонии. Англичанам нужно было что-то придумать в ответ. И они придумали.
Задуманной «Тюркской Империи» отвели роль тарана, ударами которого можно расшатывать Россию с юга, а Османскую Турцию с востока… Точно по такому же плану, между прочим, «расшатали» в XX веке Советский Союз, провоцируя исламское недовольство на Кавказе и в Средней Азии, но сделали это американцы, не англичане.
Борьбой с пантюркизмом жила царская Россия, жил и СССР, где уничтожали поколения ученых-востоковедов, как косой, косили научные школы, называя лучших людей науки «английскими шпионами»… Вот что такое ярлык «пантюркизма» в России, он до сих пор определяет отношение к тебе общества.
Уже не помнят об Арминии Вамбери, но не забывают плоды его «просвещения».
Интересно тут и другое – геополитика показала тех, кто «ваяет» общественное мнение о тюрках. Я понял, почему мои книги раздражают часть узбеков или туркмен, азербайджанцев или казахов, особенно в среде ученых и власть имущих. У этих людей свой «тюркский мир», своя история, нарисованная Западом, она начинается не с Древнего Алтая. Колонизаторам не нужна правда о нашем народе, не нужны Тенгри, Умай и Аттила, им нужен пантюркизм.
Для них я имею как бы обратный знак, «недостаточно тюркскими» они называют меня и мои книги. Что ж, пусть так… Пока.
…За пантюркизм, к которому не имел ни малейшего отношения, меня уволили из редакции «Вокруг света», когда вышла книжечка «Мы – из рода половецкого!». Опять на улицу! Быстро же окончилась журналистская карьера и началась писательская.
Вернее, осталась писательская, все-таки за спиной стояли два десятка книг и брошюр, написанных в разные годы. Как известно, журналиста и писателя Карамзина в должность историка возвели царским указом, меня – приказом об увольнении из редакции. Я был волен, как ветер, взял псевдоним, точнее, вернул нашу родовую фамилию – Аджи, которую носили дед и прадед. Я считал, что теперь имею право носить ее. И начал работать над книгой, которая сделала из меня тюркского писателя. Хотя, конечно, можно было побороться, суд восстановил бы в должности, уверял адвокат… Зачем? До следующего очерка или книги? Нет, не та перспектива.
Ходить по судам безработному тюрку скучно, куда интереснее написать «Полынь Половецкого поля», новую книгу: текст ее уже поселился в моей голове. Терять мне было нечего, все отняли. Но остались наблюдения и мысли, что скопились за время поездок по Союзу. Я привык к скромной жизни: кроме авторучки и нет ничего… Этого было достаточно, чтобы написать новую книгу.
Так научная работа в области социальной и исторической географии, доцентская служба в вузе, журналистика, даже дворовые драки дали мне ту силу духа, которая помогла стать тюркским историком.
И я не жалею о многочисленных шрамах на теле, это – «дипломы» жизненных университетов. Каждый дан за тюркологию.
– Вы были знакомы с Л. Н. Гумилевым? И вообще, чьим учеником вы являетесь?
Лекции Гумилева слушал два раза, когда он выступал в Москве, но близкого знакомства с ним не было. Учителем считаю Василия Федотовича Бурханова, доктора экономических наук, он научил меня главному – сражаться. Удивительно стойкий человек. Сила духа была для него главным критерием жизни. Он по крови тюрк. Настоящий воин, умеющий держать удар.
Пять орденов Ленина и звание контр – адмирала получил за работу на Северном морском пути. За каждым орденом – подвиг… Отчаянной смелости был человек.
К Гумилеву у меня иное отношение, не столь возвышенное, оценивать его вклад в науку не могу. Конечно, свой потенциал этот ученый не исчерпал.
– Вы раньше называли казахстанский народ великим, а Казахстану предрекали большое будущее. Что это было, комплимент?
Казахстан мог стать великим, если бы, получив независимость, вернул на географическую карту древнее имя нашей Родины – Дешт-и-Кипчак, а с именем – веру предков, их мораль и память, сказал бы о нашей древней духовной
культуре. Тем он напомнил бы миру о великой тюркской державе, которую растерзали за века на куски.
Национальная идея, на мой взгляд, духовно объединила бы казахов, русских, украинцев, немцев и другие народы Казахстана в единый народ, каковым они генетически и являются. То был бы пример изящества политической мысли XXI века. Но смелость требует усилий, неспешной работы. А главное – ума, интеллекта.
Этого и не было!
О новом понимании евразийской теории президент Казахстана заявил, но сразу осекся, не сказав по существу ничего. Была причина! Я долго надеялся, рано или поздно он решится-таки на стирание этнических граней, на возрождение памяти предков, что послужило бы хорошим примером остальным политикам. Восторжествовала бы историческая правда и забытое братство людей. К нам вернулась бы память, а с ней – надежда.
Однако не случилось. Рядом с президентом стояли кабинетные бюрократы – и ни одного достойного темы аналитика, патриота тюркского мира. Разработка евразийской теории на том историческом этапе требовала именно аналитического, широкого, выходящего за рамки Казахстана взгляда, то есть нового научного подхода. Его-то и не было в Астане, которая по-прежнему кормилась серенькими советскими знаниями, что, впрочем, свойственно провинциальной науке. Я со своей особой точкой зрения здесь просто мешал. К сожалению.
В итоге в Астане победил не тюркский дух, не желание разбудить уснувшую память народа, а элементарная политическая спекуляция на евразийской теме. Меня с моими новаторскими взглядами и книгами кто-то умело «отодвинул» от президента, от участия в этой интересной работе, я даже не заметил, как… Мне не дали сказать о Дешт-и-Кипчаке, нашей Родине, не позволили напомнить, что топоним «Казахстан» сменил «Дешт-и-Кипчак» на географической карте лишь в XVIII веке, когда этим новым именем иезуиты обозначили новую колонию России… Выходит, колония осталась колонией, даже получив независимость… С чем ей выйти на тропу памяти? О чем говорить молодежи? О «диких кочевниках»? Или, может быть, о «беглых узбеках»? Но, простите, разве они были предками казахов?
О священной земле Семиречья – истоке Дешт-и-Кипчака и всей нашей степной культуры! – кабинетные бюрократы не слыхивали: в школе «ее не проходили», нигде не изучали, о ней вообще не говорили. Как ныне. Даже имя Тенгри не вспомнили эти горе-специалисты из Астаны… Не имея исторического лица, не станешь независимым никогда в жизни! Изменится лишь хозяин, на место старого придет новый плантатор – на сей раз из Америки или Англии. Страна без национальной идеи безлика, как раздавленный сапогом цветок. И мне не интересна!
А вот ее обманутых людей искренне жаль… «О казахи мои, о мой бедный народ», это Абай сказал, как предчувствовал.
