Чем активнее я пользовался кабинкой, чем больше в ней скапливалось книг, которые заполнили единственную полку над столом и теперь лежали уже и на подоконнике, и на полу, тем больше я мечтал о кабинке побольше на верхнем этаже библиотеки, где были окна в неоготическом стиле шириной 210 сантиметров и высотой 420 сантиметров. Через некоторое время такая кабинка мне досталась. Она находилась в северо-восточной части здания. Ранним утром в нее попадало мало прямых солнечных лучей, но окно было таким большим, что рассеянного света вполне хватало. Вечером и очень редко днем мне приходилось включать единственную небольшую лампу, которая освещала просторный стол с более вместительной книжной полкой. (Под высоким потолком тоже висел светильник, но лампочка, до которой трудно было дотянуться, почти всегда была перегоревшей.)
В конце второго тысячелетия библиотечные кабинки сооружаются и обустраиваются практически так же, как в Средние века. Это говорит о том, что их дизайн был изначально хорошо продуман, особенно с учетом многих ограничений, существовавших как в прошлом, так и в настоящем. Впрочем, некоторые приспособления переросли пространство, которое отводилось им в монастырях: речь идет о тех вместилищах книг, которые располагались вблизи столь ценимых монахами кабинок.
Логично было бы держать армарий или ларь с книгами, которые монахи не растащили по своим кабинкам, у внутренней стены крытой галереи. Монахам, работающим в кабинках, такое расположение было удобно. Даже если для того, чтобы достать из армария нужный том (зачастую тяжелый), требовался ключ библиотекаря, книги не надо было носить далеко. (В 1998 году сотрудники новой Национальной библиотеки в Париже – той самой, которую поспешили объявить «первой библиотекой третьего тысячелетия»[73], – объявили забастовку, в том числе из-за того, что им приходилось носить «по длинным коридорам, открывая по пути массивные двери»[74] тяжелые тома, которые были слишком большими для компьютеризированной системы выдачи книг – впрочем, она все равно сломалась, – из хранилищ, устроенных в похожих на открытые книги башнях, в читальные залы, расположенные довольно далеко.) По словам Стритера, к 1300 году в монастырях, где были «ряды кабинок», уже установился порядок: «книги, взятые из соседних шкафов, можно было читать при хорошем освещении в месте, где читателям почти не мешали посторонние, зато за чтением наблюдал человек, ответственный за сохранность книг (таких людей могло быть и несколько)»[75].
Итак, книжные полки располагались на удобном расстоянии от кабинок; кроме того, они занимали выгодное пространство вдоль стены галереи, которое почти никогда не использовалось рационально. До широкого распространения кабинок клуатр был, очевидно, местом для тихих раздумий и, если это позволялось, для разговоров. На каменных скамьях, стоявших вдоль стен или в нишах, вероятно, было удобно сидеть, размышляя или ведя беседу. Обычно эти внутренние стены ничем не украшались; уж конечно, монахов они отвлекали меньше, чем голубое небо или зеленая трава в клуатре.
Когда кабинки начали загораживать вид, а присутствие созерцателей или беседующих стало отвлекать и даже раздражать тех, кто в них работал, вероятно, предложение использовать пространство вдоль стен для хранения книг не встретило возражений. Скорее всего, его восприняли с воодушевлением, особенно если вместе с этим предполагалось вставить окна между выходящими во двор колоннами, чтобы защитить галерею от непогоды. Даже когда между колоннами были сделаны кабинки, в галерею поступало достаточно дневного света, проникавшего через двери, которые, вероятно, устанавливались для того, чтобы кабинку со всем содержимым можно было надежно запереть, или через пространство над дверями, которое оставляли, чтобы можно было разыскать оставленные в кабинках книги. Вот, например, описание всей системы в Даремском соборе, взятое из «Даремского чина» («интереснейшей книги»[76], представляющей собой «рассказ свидетеля „монашеской церкви“ Дарема до ее роспуска»[77]):
В северной части клуатра, от угла против церковной двери до угла против дормитория, все было сверху донизу убрано в доброе стекло, и оно едва выдавалось во двор. Во всяком проеме было три скамьи или кабинки, отделенные едина от другой, и у всякого из старых монахов была своя кабинка, и по дневной трапезе они удалялись в оную кабинку и там трудились над книгами, всякий в своей кабинке, все время после полудня, до самой вечерни. Таково было их занятие во всякий день.
Все скамьи или кабинки были хорошо и весьма плотно обиты дубом, кроме передней их части, где были проделаны резные отверстия, еже проходил свет сквозь дубовые двери кабинок. И во всякой кабинке был стол для того, чтобы класть на него книги. Кабинки же были не бóльшего размера, чем расстояние между двумя поперечниками, делящими окно.
Напротив же кабинок вдоль церковной стены стояли большие армарии из дуба, полные книг, где лежали старинные писания купно и Учителей Церкви, и языческих писателей, а равно и иных благочестивых мужей сочинения. И всякий читал того Учителя, коего ему было угодно читать, а кроме тех кабинок, всегда мог пойти в Библиотеку[78].
Иными словами, в Дареме (возможно, не только в нем) проемы между колоннами по одной стороне клуатра были застеклены практически сверху донизу. В каждый проем вмещалось три отдельных кабинки, в которых монахи уединялись с книгами. Маленькие кабинки были обшиты плотными дубовыми панелями, но в дверях вырезались ажурные отверстия, сквозь которые проходил свет (и могли заглядывать другие люди, в том числе хранитель книг). Каждая кабинка была не шире, чем расстояние между вертикальными поперечниками, делящими окна. Напротив кабинок вдоль церковной стены без окон стояли армарии, полные книг. Судя по всему, они были не заперты, и книги в них были всегда доступны желающим.
Весь свет поступал в галерею клуатра сквозь кабинки и книжные шкафы только с одной стороны, в случае Дарема со стороны застекленной южной стены, и, таким образом, источник света оказывался за спиной человека, стоящего перед армарием. Если он снимал книгу с полки и открывал ее, не меняя своего положения, то книга оказывалась в тени. Чтобы лучше разглядеть, что в ней написано, читатель должен был немного развернуться – тогда страницы оказывались на свету. Удобнее всего было повернуться лицом туда же, куда смотрели сидящие в кабинках, – к одному или другому концу аркады. Если читатель поворачивался непосредственно к кабинкам, на страницы падал, вероятно, слишком яркий свет.
Пока собрания книг были сравнительно невелики и пополнялись медленно, пользовались ими так, как было привычно, и не меняли заведенный порядок из-за небольших неудобств, связанных с тем, что читать книгу приходилось в тени (вероятно, тяжелую книгу приходилось читать, положив ее на край ларя или полки армария, или поворачиваться на девяносто градусов к свету, держа при этом книгу в руках). Так что не было особых причин перемещать книгохранилища в хорошо освещенные зоны – до тех пор, пока книг в библиотеках не стало слишком много. А это изменило не только методы их хранения и демонстрации, но и способы чтения.
Если в Средние века требовалось переместить библиотеку в другое место, книги переносили в тех же ларях, в которых они обычно хранились. Число ларей, особенно в монастырских библиотеках, все увеличивалось. Отчасти это происходило потому, что владельцы книг, например епископы, завещали свои собрания вместе с мебелью монастырям, которые уже начинали задыхаться от книг. Становилось проблематично следить за сохранностью книг в обстановке, когда вокруг было множество монахов и посетителей монастыря, в особенности если каждый раз, когда кому-то требовалась книга, нужно было созвать всех хранителей ключей от ларя.
Лари хорошо годились для транспортировки и хранения книг, но доставать из них книги было трудно. Если они лежат одна на другой, то, чтобы добраться до нижней, приходится вынуть много ненужных. Эту проблему можно было частично решить, поставив книги в ларе вертикально, так, чтобы один край каждого тома смотрел вверх, как на иллюстрации с изображением аббата Симона. На отдельных книгах редко выставлялись отличительные знаки, так что каким именно краем вверх лежала книга, не имело большого значения. При необходимости о точном местонахождении книг внутри сундука можно было узнать по указателю содержимого, прикрепленному к внутренней стороне крышки (схожие указатели сегодня встречаются на крышках коробок с шоколадными конфетами).
Можно сказать, что армарий – это ларь, поставленный на попа: в таком случае крышка становится дверцей. Именно так ставились роскошные чемоданы путешественников в то время, когда путешествия пароходом были очень популярны. Но если просто поставить чемодан на попа, вещи внутри него придут в полнейший беспорядок. Поэтому чемоданы для путешествующих на пароходе превратились в подобия достаточно сложно устроенных гардеробов: в них были тросики, крючки, отсеки и полочки – все для того, чтобы вещи хранились в порядке.
