Героиня предлагает Спасителю какой-то нелепый обмен: вместо своего собственного самопожертвования, спасающего всех людей, Он зачем-то должен взять в виде "выкупа" ее жизнь:
Міріам: Якби ти хтів прийнять від мене викуп,
щоб не лилась твоя святая кров!
Месія: Ти хочеш викупить мене?
(Міріам потакує мовчки головою). Даремне!
Міріам: Нехай даремне! Та позволь загинуть
хоч не за тебе, то з тобою вкупі!
Месія: Ваалові дають даремні жертви,
Я ж не приймаю їх.
Христос учил апостолов: "Сыну Человеческому много должно пострадать, быть отвержену старейшинами, первосвященниками и книжниками, и быть убиту, и в третий день воскреснуть. И говорил о сем открыто. Но Петр, отозвав Его, начал прекословить Ему. Он же, обратившись и взглянув на учеников Своих, воспретил Петру, сказав: отойди от Меня, сатана, потому что ты думаешь не о том, что Божие, но что человеческое" (Мк. 8:33).
"Сатана" в переводе на русский язык означает враг. Мириам могла бы получить именно такой ответ. Вместо этого сконструированный атеисткой "месія" говорит своей собеседнице нечто несуразное: "Ні, для тебе я не месія. Ти мене не знаєш". Но Христос потому и Спаситель, что победил первородный грех Адама, т. е. всех и каждого человека, независимо от того, знает тот Его или не знает. Автор этого не понимает и "месія" у него превращается в карикатуру.
Христос никому не может уступить своего места, потому что они — люди, а Он — Богочеловек. Никто из людей не способен понести Его крест. Мириам этого не понимает:
Месія: Про царство боже на землі ти чула?
Міріам: Та я ж тепер ніде його не бачу.
Месія: Ти дивишся й не бачиш, маловірна.
Царство Божие находится перед ней, но она этого не понимает. Ее обуревают страсти:
Месія: Та що тобі спалило душу, жінко?
Міріам: Не знаю: чи ненависть, чи любов.
Месія: Кого ж ненавидиш ти?
Міріам: Ворогів…
Я від них далека, наче від єхидни.
Месія: Вони не відають, що творять.
Міріам: І єхидна
Несвідома, а всяк її розтопче,
як стріне на шляху.
Всякий ли растопчет ехидну? А за что, собственно, ее топтать? Она ведь никого не трогает. Бедная ехидна…
Сначала ненависть одержимой направляется на врагов Христа:
Міріам: …проклята я навіки,
бо я любить не вмію ворогів.
О, кожний тихий усміх фарисея
для мене гірш від скорпіона злого.
Мені бридка не так сама отрута,
Як все оте гнучке, підступне тіло.
Я вся тремчу, коли його побачу.
В моїх очах я чую зброї полиск,
в моїх речах я чую зброї брязкіт,
так я озброєна в свою ненависть,
як вартовий коло царської брами,
що радий вихопить на кожного свій меч,
хто тільки зле замислить на владаря.
А затем ее ненависть обращается и на всех апостолов. Но для этого нужно немного подкорректировать Евангелие, где сказано: "Пришли в селение, называемое Гефсимания; и Он сказал ученикам Своим: посидите здесь, пока Я помолюсь. И взял с Собою Петра, Иакова и Иоанна; и начал ужасаться и тосковать" (Мк. 14:33). В поэме читаем: "Гетсиманський сад. 12 учеників сплять непробудним сном". Иуда, видимо, спал вместе со всеми. Не спится только главной героине:
Міріам: …Моя душа
тепер чорніша. Я тепер не тільки
до ворогів його ненависть маю,
але й до друзів. О, до сих ще більшу!
Ви, сонне кодло! Світло опівночі
не будить вас? Вам заграва кривава
очей лінивих не здола розплющить?
Бодай вам вічний сон наліг на груди
і зморою душив вас без кінця!
Мені сто раз від вас миліші гади,
бо в них таки, либонь, тепліша кров.
(З відразою відвертається від сонного товариства).
Христос молится Богу Отцу: "Нехай мине ся чаша…" Одержимая все это слышит и по тому же адресу вставляет свои пять копеек:
Саваоф! Чи й ся молитва
всю ніч твого престолу не досягне?
Вовкам даси ти на поталу сина?
Спаситель завершает свою молитву всецелым согласием с волей Отца: "Але хай буде так, як ти бажаєш, а не як я". Для одержимой же (вместе с ее автором) это только повод поставить под сомнение милосердие Бога Отца: "Сам Вельзевул, напевне, почув би милосердя". Да уж, милосердие Вельзевула общеизвестно. Если замысел Бога Отца (и согласного с Ним Сына) превышает понимание одержимой, то это еще не повод ставить Вельзевула выше Творца. Но именно такую операцию и проделала Украинка с помощью своей героини. Шевченко отдыхает.
Ни Богородица, ни Мария Магдалина не проклинали Бога Отца или апостолов. Мириам проклинает. Все потому, что она якобы любит Спасителя больше всех остальных (и на Небе, и на земле). В этом мы должны поверить на слово автору.
Міріам: Я обізвусь… Ні, голосу не стане.
Коли ж і стане, дико забринить,
немов шакала голос опівночі,
бо туга стиснула за серце… Я не можу,
не можу бачити сього! Прощай!
ох, Міріам, ти проклята від бога.
Чтобы не видеть страданий Спасителя, она уходит и возвращается уже после казни: "На Голгофі. Ніч. Три хрести з розп’ятими, все мертвими. Міріам сама під хрестом Месії". Она беспардонно оттирает всех по воле автора, который не церемонится с Евангелием, в котором сказано: "Там были также и смотрели издали многие женщины, которые следовали за Иисусом из Галилеи, служа Ему; между ними были Мария Магдалина и Мария, мать Иакова и Иосии, и мать сыновей Зеведеевых. Когда же настал вечер, пришел богатый человек и Аримафеи, именем Иосиф, который также учился у Иисуса; он, пришед к Пилату, просил Тела Иисусова. Тогда Пилат приказал отдать Тело. И взяв Тело, Иосиф обвил его чистою плащаницею и положил его в новом своем гробе, который высек он в скале; и, привалив большой камень к двери гроба, удалился" (Мф. 27:60).
Однако Евангелие во внимание не принимается. Вместо него были созданы оптимальные условия для монолога, в котором одержимая проклинает всех и вся. Ей приписывается любовь большая, чем у Бога Отца, Богородицы и всех учеников вместе взятых:
…Я не можу їм простить за нього.
Я всіх і все ненавиджу за нього:
і ворогів, і друзів, і юрбу,
отой народ безглуздий, що кричав:
"Розпни його, розпни!" — і той закон
людський, що допустив невинно згинуть,
і той закон небесний, що за гріх
безумних поколіннів вимагає
страждання, крові й смерті соромної
того, хто всіх любив і всім прощав…
Здесь требуется комментарий из Закона Божьего: не "за гріх безумних поколіннів", а за первородный грех всех людей, начиная с Адама (что в переводе с древнееврейского означает "человек"). Подвиг Спасителя состоит не в том, что Он "всіх любив і всім прощав", а в том, что Он полностью выполнил волю Отца и тем победил смерть, искупив первородный грех. Но для нее:
…Умер він, зраджений землею й небом,
як завжди, одинокий. А тепер
я тут сиджу, як завжди, одинока,
даремні сльози ллю і проклинаю
все те, що він любив, із кожним словом
все більш надію трачу на рятунок.
…Тут завтра прийдуть ті прихильні друзі,
що тричі одрікалися від нього,note 6
і та родина, що ніколи в ньомуnote 7
не бачила пророка; прийдуть, здіймуть
його з хреста, — бо вже ж він неживий
і більше мучитись за них не може, —
покроплять млявими слізьми й лагідно
спов’ють у хусти, понесуть покірно
під наглядом ворожих вояків,
сховають у печері й розійдуться.
А може, потім зійдуться докупи
тепленьким словом згадувать про того,
про кого за життя так мало дбали!
Ох, як би я тепер хотіла кинуть
отрутними словами їм в обличчя
немов гарячим приском! Хай би очі
їм випекло, ті очі безсоромні,
що сміли тут дивитися на муку
того, чийого всі неварті мізинця!
…Я прокляла себе і душу,
ту душу, що нехтів прийнять Месія
собі на жертву. Де ж ще більше горя,
як не могти віддать за друга душу?
Спаситель принес себя в жертву за каждого из людей. Поэтому никто из людей не может принести себя в жертву вместо Него. Человек может только взять свой посильный крест и идти за Ним. Что и сделали апостолы: все они приняли мученическую смерть, выполняя волю пославшего их после Своего Воскресения Иисуса Христа. Однако воскресший Спаситель героиню с ее немыслимой любовью почему-то совершенно не интересует:
