Надо заметить, что Диана никогда не любила Нострадамуса, не верила в его предсказания. Впрочем, он платил ей тем же и осуждал за зависть к его дару. И не без основания предполагал, что король под влиянием своей любовницы и в угоду ей мог запретить книги Нострадамуса и даже «сдать» инквизиции, если бы не турнирное копье, оборвавшее его жизнь.
Нострадамус предсказывал в 57-м катрене четвертой центурии, что некий завистник, поддержанный великим королем, предложит запретить его писания.
Его жена, не его жена <то есть Диана де Пуатье>
Соблазнена другим,
Двуличная чета больше не будет
Возражать против этого.
Вопреки недоброжелателям и «разоблачителям», а таковые имелись, слава Нострадамуса как одного из величайших пророков началась именно с королевской трагедии, которую он предсказал. При дворе стали более серьезно воспринимать центурии. Вспомнили тогда и о 39-м катрене из десятого тома:
Два острова — в длительной траурной скорби:
Принц умер, еще не оставив детей.
Как быть же? Закон правый путь не находит,
Девчонка-вдова не в чести у властей.
Болезненный Франциск II в 1558 году женился на шотландской принцессе Марии Стюарт, а королем стал после преждевременной смерти Генриха II.
Здоровье Франциска продолжало ухудшаться. И все чаще вспоминали злосчастное предсказание. «Все придворные только и говорят что о 39-м катрене из центурий Нострадамуса и обсуждают его втихомолку», — доносил дожу посол Венецианской республики Мекело Сурьяно. Когда же, несколько позже, начнется противостояние «двух островов» — Марии Стюарт и Елизаветы Английской, — «обсуждение» пойдет по новому кругу.
«Здоровье короля очень неопределенно, — доносил посол Тосканы, — и Нострадамус в своих предсказаниях на этот месяц говорит, что смерть короля наступит до нового года». Так и случилось. 5 декабря 1560 года Франциск II скончался. В смерти обвинили виночерпия, будто бы подмешавшего в вино яд.
Такой способ убийства был широко распространен во все времена, через всю историю человечества проходят имена знаменитых отравителей. Трудно представить, сколько людей погибло от яда, служившего орудием ненависти и любви. Еще легендарный Геракл, согласно античному мифу, погиб, надев платье, пропитанное ядом. Тем же способом Медея умертвила свою соперницу. В Древнем Риме прославилась некая Лакуста, изготовительница смертоносного напитка, которым убили, по крайней мере, двух императоров. В средние века пагубная страсть к ядам породила изощренные методы отравления. От врагов и обидчиков избавлялись с помощью отравленных перчаток, дарили «перстни смерти» с ядом внутри, вручали ключи с шипами, натертыми смертоносной мазью, не говоря о вине и кушаньях с подмешанным зельем. В злоухищренности доходили до того, что можно было ножом разрезать на две половинки яблоко, отравленное только с одной стороны, одну — безопасную — часть съесть самому, а другой угостить свою жертву. Но чаще всего орудием убийства служил отравленный кубок, который подносили, лицемерно восхваляя гостя.
Поговаривали, что Екатерина Медичи нередко прибегала к ядам, которые специально заказывала у себя на родине, в Италии. Именно здесь с древних пор процветало искусство их изготовления. На этом поприще особенно прославилась пресловутая Тофана из Неаполя. Изготовление яда она поставила на широкую ногу. Многие покупали ее маленькие флаконы с изображением святого Николая, ставшие знаменитыми как «Aqua Toffana» («Вода Тофаны»), — неизвестного состава, без вкуса, цвета и запаха.
В случае со смертью Франциска II так и осталось неясно, был ли он действительно тогда отравлен и умер от яда. Зато точно известно, что, когда Франциск был еще дофином, то есть наследником престола при Генрихе II, была предпринята попытка его отравить. Случилось это в 1555 году, как повествуют источники.
Тогда, в начале августа, французский арьергард под командованием Франциска-дофина, переправившись через Рону, вошел в Турнон. Высшее командование разместилось в домах знати и богатых буржуа, а дофина с младшим братом Генрихом пригласили во дворец кардинала, архиепископа Амбренского. Их проводил туда шеф городской полиции Резенак.
Турнонская знать тщательно готовилась к приезду принца, надеясь завязать прочные связи с будущим королем, и все уже было готово к роскошному пиршеству.
Пир организовали на славу. За длинным столом в центре просторного зала сидел дофин, рядом, разодетая в китайские шелка, восседала мать, Екатерина Медичи. Она происходила из знаменитой семьи Медичи, могущественной династии итальянских банкиров, деловых людей и меценатов эпохи расцвета флорентийского Ренессанса. Мать десятерых детей, трое из которых стали королями Франции, регентша и главный советник трона, она тридцать лет — с 1559 по 1589 год — управляла одной из самых крупных стран Европы.
По другую сторону от Франциска сидел его младший брат — Генрих. Он постоянно испытывал зависть к брату: ведь тому судьба определила занять французский трон. Когда же настанет черед самого младшего в семье? Может, ему, Генриху, придется всю жизнь довольствоваться званием наследника!
Гости веселились, пили игристое ронское вино, слушали швейцарских музыкантов и искусных певцов, прибывших специально по этому случаю из Лиона. Только Генрих был мрачен и молча сидел за столом с каменным выражением на лице. Екатерина Медичи весело обратилась к насупившемуся сыну:
— Монсеньор, могу предложить вам рецепт одной замечательной винной смеси, она снимет любую печаль.
— Давайте ваш рецепт, — проворчал тот.
— Я отдам его виночерпию…
— Монтекукули! — закричал Генрих.
Монтекукули, молодой человек лет тридцати, заведовал провизией и запасом вина.
— Здесь вы найдете превосходные рецепты, — сказала Екатерина, протянув ему небольшую потрепанную книжку.
Генрих бросил на мать странный взгляд, в котором сквозили страх и тревога.
Войдя в свою комнату, Монтекукули запер дверь на ключ и только после этого решился открыть переданный ему Медичи сборник рецептов. От одного заголовка «Применение сильно действующих ядов» ему стало дурно.
Он принялся листать книжку, пока не дошел до страницы, отмеченной глубокой бороздой, оставленной ногтем королевы…
На следующий день около семи утра на главной площади Турнона все готовились к выступлению в поход. Ожидали только дофина и Генриха. Ни тот ни другой не появлялись.
Как выяснилось, дофин неожиданно заболел. Одни говорили, что он простудился, искупавшись, разгоряченный, в Роне. Другие утверждали, что им опять овладела хандра.
Прошел час. Затем несколько курьеров на лошадях помчались сломя голову с донесением к королю Генриху II.
…День прошел, не принеся принцу особых страданий. Иногда ему казалось, что он совершенно здоров, и принц даже сожалел, что поддался слабости и передал свой пост главнокомандующего завистнику брату. Тот, несомненно, сумеет этим воспользоваться к собственной выгоде. Принц пытался приподняться на локтях, но все попытки оканчивались неудачей. Голова, словно налитая свинцом, тяжело падала на подушку, заставляя содрогаться все тело. Его сильно тошнило, перед глазами расплывались радужные круги. Около четырех у него началась лихорадка. Он еле ворочал сухим языкам, постоянно просил пить. Болело горло, пучил живот. После первого сильного приступа лихорадки дофин начал бредить. Два королевских медика с тревогой склонились над ним, казалось, на этом юном лице проступили явные признаки близкой смерти.
Кризис длился несколько часов. Очнувшись, Франциск открыл глаза. Чуть слышно прошептал:
— Я умираю.
— Монсеньор, вы не умрете, если соблаговолите меня выслушать, — произнес чей-то голос.
— Кто вы? — тихо спросил дофин.
— Монсеньор, меня зовут Резенак, я всего лишь скромный офицер полиции в городе Турноне. Но у меня есть средство вам помочь.
— Получишь состояние, — с трудом проговорил принц.
— Монсеньор, — начал Резенак, — в нашем городе проездом в Лион сейчас находится знаменитый маг и астролог, астроном, ученый, медик и фармацевт Мишель Нострадамус из Сен-Реми, он творит чудеса.
— Приведите его сюда немедленно! Разве вы не видите, что я умираю, — прохрипел принц.
Через несколько минут в комнату к умирающему ввели Нострадамуса.
— Пусть все отсюда выйдут, — строго приказал он. Придворные недоуменно переглянулись. Мыслимое дело — оставить принца, будущего короля Франции, наедине с каким-то магом, шарлатаном и колдуном. Поняв причину всеобщего замешательства, Франциск слабым жестом руки отослал придворных. Когда они остались вдвоем, Нострадамус склонился над агонизирующим дофином, внимательно изучая его лицо. Вывернул ему губы, поднял веки, внимательно осмотрел ногти на руках. — Не падайте духом, монсеньор. Если я здесь, рядом, то вы будете жить.
