Рудольф Арнхейм - В параболах солнечного света

Почему в течение долгой истории европейского искусства главными цветами считались красный и голубой, а третий основной цвет — желтый — считался «примитивным»? Быть может красный, голубой и иногда зеленый цвета считались основами цветовой композиции, тогда как желтый уступает коричневому и розовому.

Если, как полагает Теодор Хетцер, в истории живописи, начиная с эпохи Возрождения, доминировала схема двух цветов, (у Тициана красный и голубой, у Джорджоне — красный и зеленый) то это означает, что здесь существовали два глобальных взгляда. Согласно первому, мир создается двумя независимыми друг от друга силами — красным и голубым цветами. Согласно второму, эти две энергии нуждаются друг в друге, чтобы создавать единое цветовое целое.

Говорят, что ученые стоят на плечах гигантов, составляя как бы тотемный столб, на котором каждый возвышается над другим, становясь немного ближе к истине. Но в искусстве, когда Сезанн приходит на смену Пуссену, то это не означает, что он становится ближе к истине. В искусстве гиганты стоят вокруг истины в общем кругу, и каждый из них посматривает на нее из своего угла.

В литературе все измерения пространства носят символический характер: прямая или кривая дорога, узость или безбрежность, место, где «сходятся три дороги», на котором Эдип убил своего отца. Эти пространственные черты характеризуют человеческие трудности, как, например, проблему выбора, препятствия для любви, неизбежность судьбы. Сюда же относится феномен Расемона, когда с различной перспективы раскрываются различные взгляды на один и тот же предмет, подобно тому как Хокусаи изобразил тридцать шесть видов на гору Фудзи.

Обсуждая эстетические проблемы, я отказываюсь от слова «вкус», потому что его использование стимулирует игру словами, когда можно превращать объективную ценность в чье-то личное предпочтение или, в то же время, смягчать абсолютность чего-то суждения, объявляя его чисто личным. «Человек вкуса» — это мнимая личность, для которого якобы открыта предустановленная гармония в сочетании с высшим благом.

Один мой студент написал на письменном экзамене, что центральная перспектива изобретена египтянами. Они, якобы, установили исчезающую точку на вершине своих пирамид, к которой сходятся все их грани. Век живи, век учись!

Мой отец был младшим из семи детей, которые родились в период взрыва рождаемости между 1857 и 1867 годами. Их мать Джулия Мейер жила с 1883 по 1886. Ей было 25 лет, когда родился первый ребенок и 33 года, когда родился мой отец. Ее отец, мой дедушка, Джулиус Арнхейм, жил с 1825 по 1883 год. Он был владельцем писчебумажного магазина.

Из этих семи детей только двое были женаты, старший и младший. Старший, Макс (1859–1894) имел дочь, которую я смутно помню. Младший сын, Джордж, мой отец, имел четверых детей. Три сестры моего брата умерли в молодом возрасте. Брат, Пауль (1863–1909), был холостяком и дожил до 46 лет. Его младшая сестра, Маргарет, часто посещала наш дом. В 1938 году она стала жертвой фашизма.

Мой отец (1867–1943) умер в Окленде, Калифорния в возрасте 76 лет. Моя мать, Бетти Гутерц (1879–1966) умерла от рака в Германии, где она жила у моей старшей сестры Лени. Мой первый ребенок, Анна, родилась в 1934 году от моей первой жены Аннет Сикке в Риме и умерла в 1940 году от болезни Ходгкин. Моя вторая жена, Мэри Фраме, родилась в 1918 году, и мы поженились в 1953. Наша дочь Маргарет Неттинга родилась в 1947 году от первого брака моей жены.

Облако может выглядеть как верблюд, но верблюд не может быть похожим на облако. Это происходит потому, что обозначающее может относится ко всей категории обозначенного. Облако выглядит как верблюд, но не существует верблюда, который бы выглядел как облако.

То, что Вальтер Беньямин называл словом «аура», принадлежит не каждому произведению искусства. Оно отражает способность художественного произведения передавать атмосферу, в которой оно родилось. Сравните старые произведения эскимосов из слоновой кости с современными произведениями.

Помимо того, что они более высокого качества, они несут в себе дух иглу, в которой они были сделаны. А новые образцы, которых называют «искусство аэропортов», — вне времени и пространства, так же как и многие другие произведения нашей стандартной индустрии. Я вспоминаю высказывание Антонио Грамши о том, что даже лучший рецепт не гарантирует производство настоящего йогурта, для этого нужен запах коз и искусство пастухов Сардинии.

Один художник признался мне, что когда живопись лежит на земле, она воспринимается как физический объект. Это согласуется с моим собственным предположением, что вертикаль хороша для созерцания, тогда как горизонталь — это арена для действия.

Лев Кулешов заметил, что когда кто-либо смотрит на рисунок стула, он видит стул. Но когда зритель смотрит на фотографию рисунка, он видит нарисованный стул. Это означает, что когда мы смотрим на живопись, мы проникаем в само средство изображения и отделяем его от восприятия, в то время как фотография нарисованного изобразительного средства становится частью того, что изображено и остается в самом перцепте.

Факультеты сравнительной литературы часто очень забавны, они включают другие специальности для изучения своего предмета. Факультеты сравнительной философии избавляются от скучной педантичности, точно так же, как это происходит на факультетах сравнительной психологии или зоологии. Можно только представить, чтобы дали для обычных художественных школ факультеты сравнительного искусства. Огромные возможности для сравнения.

Лев Кулешов заметил, что когда вы смотрите на живопись, изображающее кресло, вы видите кресло. Но когда вы разглядываете фотографию кресла, вы видите рисунок кресла. Это показывает, что когда вы смотрите на живопись, ваше восприятие сосредоточено на предмете, а когда вы смотрите на фотографию восприятие направлено на средство, изображающее живописный рисунок.

Факультет сравнительной литературы обычно очень забавен. Но это касается и других академических дисциплин. Факультет сравнительной философии может представить вам материал, связанный со сравнительной психологией и зоологией. Подумайте, что может содержать факультет сравнительного искусства для обычной художественной школы. Какое обилие материалов для сравнения!

Я не слишком интересуюсь теми психологическими опытами, на которых исследуется реакция на искусство неподготовленных людей. Адекватный взгляд на произведение искусства требует мастерства и подготовки. Поскольку подобные исследования имеет дело не с социальной психологией, а с искусством, для таких опытов надо привлекать одаренных людей, способных квалифицированно реагировать на поставленные задачи.

Студентка-эскимоска, изучающая художественное мастерство, высказала мнение, совпадающее с известным высказыванием Микеланджело об искусстве. Она полагает, что скульптура для нее легче, чем рисунок. «Мне очень трудно думать о том, что нарисовать. Гораздо легче резать камень, потому что то, что я собираюсь сделать, находится уже здесь, надо только отсечь отдельные лишние куски».

Скульптурная группа «Граждане Кале» Родена быть может первое монументальное изображение буржуазии как агента истории. Этот памятник существенным образом отходит от традиции. Вместо индивидуального героя он показывает группу, а вместо победы он демонстрирует атмосферу капитуляции и жертвенности. Граждане Кале привлекли Родена как возможность изобразить историческую сцену, связанную с состоянием отчаяния. Даже в последней версии эта группа сохраняет нерешенную проблему, особенно в изображении группы предков, как бы расползающихся в разные стороны. Бессердечная атмосфера, царящая в памятнике, отражается на композиции группы. Роден заключил всю группу в куб, хотя граждане Кале предпочитали более подходящую для традиционной иерархии коническую форму. Даже революции XX века не помогли адекватно представить образ человека в массе.

Перспективные фокусы в искусстве барокко не должны восприниматься как попытка обмана. Постоянные игривые чередования между тем, как вещь выглядит и тем, что она есть на самом деле, в действительности представляют собой попытки откровенного понимания мира.

Похоже, что стиль в искусстве развивается по трем этапам. На первом, произведение в новом стиле отрицается как ненатуральное. Во второй период, когда стиль действительно совпадает с его культурой, произведение выглядит как сама природа. Позднее, произведение искусства теряет свой натурализм и выступает как идея абстрактной красоты. Оно действительно становится произведением искусства.