Владимир Кантор - «Крушение кумиров», или Одоление соблазнов

67

Леонтьев К. Средний европеец как идеал и орудие всемирного разрушения // Леонтьев К. Избранное. М.: Рарогъ; Моск. рабочий, 1993. С. 135.

«Новым в деятельности Вольной типографии, — пишет Натан Эйдельман, — была борьба за максимально возможную в тех условиях широкую массовую основу» (Эйдельман Н. Тайные корреспонденты «Полярной звезды» // Эйдельман Н. Свободное слово Герцена. М.: Эдиториал УРСС, 1999. С. 182).

Как и Герцен, Ленин подхватывает декабристскую символику («Из искры возгорится пламя»), но уходит от ее романтики, наполняет новым содержанием — идеей создания партийной организации с железной дисциплиной, идеей, почерпнутой им у молодых последователей Герцена: Ткачева и Нечаева: «Мы должны… пробудить во всех сколько‑нибудь сознательных слоях народа страсть политических обличений… мы обязаны создать трибуну для всенародного обличения царского правительства; — такой трибуной должна быть социал — демократическая газета. <…> Газета — не только коллективный пропагандист и коллективный агитатор, но также и коллективный организатор» (Ленин В. И. Полное собрание сочинений. Изд. 5–е. М.: Госполитиздат, 1959. Т. 5. С. 10–11).

Колокол. 15 июля 1857 г. Л. 1. С. 3–4.

Юрьев день! Юрьев день! // Революционный радикализм в России: век девятнадцатый. Документальная публикация под. ред. Е. Л. Рудницкой. М.: Археограф. центр, 1997. С. 57.

Эйдельман Н. Я. Тайные корреспонденты «Полярной звезды». М.: Мысль, 1966. С. 258.

Колокол. Л. 25. 1 октября 1858 г. С. 201–203.

Эйдельман Н. Я. Свободное слово Герцена. М.: Эдиториал УРСС, 1999. С. 271.

Чичерин Б. Н. Письмо к издателю «Колокола» // Чичерин Б. Н. Философия права. СПб.: Наука, 1998. С. 368.

Булгаков С. Н. Указ. соч. С. 129.

Юрьев день! Юрьев день! // Революционный радикализм в России: век девятнадцатый. Документальная публикация под. ред. Е. Л. Рудницкой. М.: Археограф. центр, 1997. С. 57.

Письмо из провинции // Революционный радикализм в России. С. 84.

Факт общеизвестный, что постоянные псевдонимы Огарева — «Р. Ч.» и «Русский человек». (См. хотя бы обстоятельную книгу: Конкин С. Николай Огарев. Саранск, 1982. С. 258.) Надо также добавить, что одну из первых своих публикаций в вольной печати в 1857 г. в «Полярной звезде» Огарев назвал «Письмо из провинции». Так что публикация в 1860 г. в «Колоколе» нового «Письма из провинции» за подписью «Русский человек» достаточно прозрачно сообщала читателям о едином авторе обоих текстов. Не забудем и того, что одним из главных энтузиастов создания тайной революционной организации всероссийского масштаба уже с конца 50–х годов был не Чернышевский, а именно Огарев. (См.: Рудницкая Е. Русский радикализм // Революционный радикализм в России. С. 35.) Существенно добавить, что в предисловии «От редакции» к пресловутому письму Герцен не раз называет это письмо дружеским, что вряд ли бы он сделал по отношению к авторам «Современника» — Чернышевскому и Добролюбову, о которых он всего год назад опубликовал статью «fery dangerous!!!», где назвал оппонентов «милыми паяцами» и предсказывал им правительственную службу и «Станислава на шею». Вряд ли не отметил бы он изменение позиции Чернышевского в сверхреволюционность.

Чернышевский Н. Г. Барским крестьянам от их доброжелателей поклон // Чернышевский Н. Г. Полное собрание сочинений. В 15 т. М.: Гослитиздат, 1950. Т. VII. С. 524. В дальнейшем ссылки на это издание в тексте.

Барским крестьянам от их доброжелателей поклон // Революционный радикализм в России. С. 89–90.

К молодому поколению // Революционный радикализм в России. С. 98—100.

«Весь этот сонм азиатских идей и фактов, — пишет он о подобных привычках, — составляет плотную кольчугу, кольца которой очень крепки и очень крепко связаны между собой, так что Бог знает, сколько поколений пройдут на нашей земле, прежде чем кольчуга перержавеет и будут в ее прорехи достигать нашей груди чувства, приличные цивилизованным людям» (Чернышевский, VII, 616–617).

Стоит сопоставить его позицию с позицией его постоянного оппонента, который тоже хотел строить Россию изнутри, а не извне — с позицией М. Н. Каткова, как вспоминает о ней К. Леонтьев: «Катков возразил с жаром: “Мы не умеем ни ценить своего, ни изобретать, потому именно, что мы варвары. Когда у нас будет больше действительной образованности, когда у нас наука окрепнет, у нас сама собою явится та самобытность, которая вам так желательна. А пока надо уметь учиться”» (Леонтьев К. Записки отшельника // Леонтьев К. Избранное. С. 244).

Орлова Р. Последний год жизни Герцена. N. Y.: Chalidze Publ., 1982. С. 85–86.

«Бродяжничество и разбой необычайно усилились в годы междуцарствия и в начале XVII столетия. Память о Стеньке Разине сохранилась во множестве песен, сложенных в его честь народом. Обычай разбойничества дожил до времен Пугачева, и весьма вероятно, что своим широким распространением он обязан именно глухой борьбе, начатой крестьянами, протестовавшими против закрепощения. Известно, что в песнях разбойнику отводится благородная роль, что все симпатии обращены к нему, а не к его жертвам; с тайной радостью превозносятся его подвиги и его удаль. Народный певец, казалось, понимал, что самый большой его враг — не этот разбойник» (VII, 186–187). А в 1869 г. Бакунин эту мысль в «Постановке революционного вопроса» развил: «Кто не понимает разбоя, тот ничего не поймет в русской народной истории. Кто не сочувствует ему, тот не может сочувствовать русской народной жизни» (Революционный радикализм в России. С. 217).

Аничков Е. В. Две струи русской общественной мысли. Герцен и Чернышевский в 1862 г. // Записки русского научного института в Белграде. Вып. I. Белград, 1930. С. 234–235.

Зеньковский В. В. Указ. соч. С. 59–60.

Тучкова — Огарева Н. А. Воспоминания. М.: Гослитиздат, 1959. С. 260.

«Западные народы из сил выбились, — писал он в «Концах и началах», — да и есть от чего, они хотят отдохнуть, пожить в свое удовольствие, надоело беспрестанно перестроиваться, обстроиваться да и ломать друг другу домы… Были трудные вопросы, были любимые мечты — все улеглось. На что вопрос о пролетариате — и тот утих. Голодные сделались ревностными поклонниками чужой собственности, в надежде приобрести свою, сделались тихими лаццарони индустрии, у которых ропот и негодование сломлены вместе со всеми остальными способностями…» (XVI, 189).

Анархисты, писал он, «полагают возможным начать экономический переворот с tabula rasa, с выжиганья дотла всего исторического поля, не догадываясь, что поле это с своими колосьями и плевелами составляет всю непосредственную почву народа, всю его нравственную жизнь, всю его привычку и все его утешенье» (ХХ, 589).

Так, Бакунин, обращаясь к молодым радикалам (март 1869 г.), писал в памфлете «Несколько слов к молодым братьям в России»: «Не хлопочите о науке, во имя которой хотели бы вас связать и обессилить. Эта наука должна погибнуть вместе с миром, которого она есть выразитель. Наука же новая и живая несомненно народится потом, после народной победы, из освобожденной жизни народа» (Революционный радикализм в России: век девятнадцатый. М.: Археограф. центр, 1997. С. 213).

Струве П. Б. Герцен // Струве П. Б. Patriotica. Политика, культура, религия, социализм. М.: Республика, 1997. С. 291.

Переписка А. П. Чехова. В 2 т. М.: Худож. лит — ра, 1984. Т. 1. С. 261.

Напомню известную дневниковую запись А. С. Суворина от 29 мая 1902 г.: «Два царя у нас: Николай II и Лев Толстой. Кто из них сильнее? Николай II ничего не может сделать с Толстым, не может поколебать его трон, тогда как Толстой, несомненно, колеблет трон Николая и его династии. Его проклинают, Синод имеет против него свое определение. Толстой отвечает, ответ расходится в рукописях и в заграничных газетах. Попробуй кто тронуть Толстого» (Суворин А. Дневник. М.: Новости, 1992. С. 316).