Ознакомительная версия.
Лермонтов был подлинным выразителем духовной жизни России 30-х годов, и в его миросозерцании с исключительной полнотой отразились те характерные свойства общественного сознания эпохи, о которых шла речь.
Свойствами лермонтовского миросозерцания обусловлено проблемно-тематическое содержание его романа «Герой нашего времени». Объектом художественного осмысления в романе становится характер, в известной мере близкий самому Лермонтову. Это не значит, конечно, что Печорин автопортретен, – над подобным предположением обоснованно иронизировал сам Лермонтов в «Предисловии». Но в Печорине художественно воспроизведен тот же тип общественного сознания – основным его содержанием является процесс философского самоопределения в действительности.
При этом принцип типизации в романе таков, что Печорин предстает личностью, в максимальной мере воплощающей в себе все характерные черты общественного сознания 30-х годов. Волею автора он наделен такими чертами, как необычайная интенсивность нравственно-философских поисков (для Печорина разрешение нравственно-философской проблемы гораздо важнее, чем то, как сложится его личная жизнь), исключительная сила воли, чрезвычайно аналогичный ум, способный проникать до самых глубин философских вопросов; наконец, Печорин наделен просто незаурядными человеческими способностями. Иными словами, перед нами личность исключительная. Такой принцип типизации потребовался Лермонтову для того, чтобы волновавшие его самого вопросы могли быть поставлены Печориным на самом серьезном и авторитетном уровне. Печорин – человек, готовый проницательно и бесстрашно размышлять о глубинных нравственно-философских основаниях как мира в целом, так и отдельного человека в мире. Именно это и было необходимо Лермонтову в свете всей проблематики романа, которая носит отчетливо выраженный философский характер. Вопросы, над разрешением которых бьется Печорин, – это вопросы, чрезвычайно занимавшие художественное сознание и самого Лермонтова. Это проблемы человека и мира, смысла индивидуального существования, воли и рока, незаурядного дарования и обыкновенной судьбы, цели деятельности, причин бездеятельности и т.п.[39]. Идейно-нравственные поиски героя предстают как основное проблемное содержание всего романа.
Такого рода проблематика, как мы помним, прямо требовала достаточно развитого и глубокого психологизма.
Содержательные особенности лермонтовского романа обусловили возникновение в нем оригинального психологического стиля. Его можно было бы назвать аналитическим психологизмом – по ведущему принципу изображения душевной жизни. Это значит, что любое внутреннее состояние Лермонтов умеет разложить на составляющие, разобрать в подробностях, любую мысль довести до логического конца. Психологический мир в романе (это касается, конечно, в первую очередь главного героя – Печорина) предстает как сложный, наполненный противоречиями, которые необходимо художественно выявить, объяснить и разгадать. «У меня врожденная страсть противоречить», – говорит Печорин о себе и далее так характеризует свой внутренний мир: «Целая жизнь моя была только цепь грустных неудачных противоречий сердцу или рассудку. Присутствие энтузиаста обдает меня крещенским холодом, и, я думаю, частые сношения с вялым флегматиком сделали бы из меня страстного мечтателя».
Непросто разобраться в таком психологическом рисунке, поэтому психологический анализ у Лермонтова часто строится как обнаружение скрытых пластов внутреннего мира, тех побуждений и душевных движений, которые не лежат на поверхности, неясны с первого взгляда даже самому герою. Часто это анализ того, что скрывается за тем или иным действием или поступком. Например, Грушницкий спрашивает Печорина, был ли он тронут, глядя на княжну Мери; тот отвечает отрицательно. Для Лермонтова чрезвычайно важно раскрыть, какие психологические причины стоят за этим ответом, и Печорин тут же называет их: во-первых, он хотел побесить Грушницкого; во-вторых – «врожденная страсть противоречить»; в-третьих: «...признаюсь еще, чувство неприятное, но знакомое пробежало слегка в это мгновение по моему сердцу; это чувство было – зависть; я говорю смело "зависть", потому что привык себе во всем признаваться».
Самоанализ Печорина всегда очень смел, а потому всякое душевное состояние выписано в романе четко и подробно. Вот, например, как объясняет Печорин свое относительное спокойствие после неожиданной встречи с Верой: «Да, я уже прошел тот период жизни душевной, когда ищут только счастия, когда сердце чувствует необходимость любить сильно и страстно кого-нибудь, – теперь я только хочу быть любимым, и то очень немногими; даже мне кажется, что одной постоянной привязанности мне было бы довольно: жалкая привычка сердца!»
Объясняя различные психологические ситуации и положения, Печорин раскрывает перед читателем и устойчивые свойства своей личности, и особенности психического склада: логичность мышления, умение видеть причинно-следственные связи, способность сомневаться во всем, подчинение мыслей и эмоциональных порывов сильной воле и ясному рассудку. «Одно мне всегда было странно: я никогда не делался рабом любимой женщины; напротив, я всегда приобретал над их волей и сердцем непобедимую власть, вовсе об этом не стараясь». Здесь Печорин не столько раскрывает то психологическое состояние, которое испытывает в данный момент, сколько обобщает ряд сходных психологических состояний: такова его душевная жизнь вообще, а не в данный момент. Но этим анализ, конечно, не кончается – Печорин задает себе обязательный, принципиальный для себя вопрос: «Отчего это? – оттого ли, что никогда ничем очень не дорожу и что они ежеминутно боялись выпустить меня из рук? или это – магнетическое влияние сильного организма? или мне просто не удавалось встретить женщину с упорным характером?»
Как бы ни отвечал герой на этот конкретный вопрос, важно то, что он размышляет, сомневается, перебирает варианты – в каждом сколько-нибудь сложном случае ищет ответа, познает мир при помощи разума и логики. В этом особенность и специфика психологического склада его личности.
Важнейший вопрос для аналитика – вопрос о причинах и мотивах человеческих действий, поступков, душевных состояний, о скрытом их смысле. Заслуга Лермонтова-психолога в том, что он – едва ли не впервые в русской литературе – сосредоточил художественное внимание не на внешних, сюжетных, а на внутренних, психологических мотивировках человеческого поведения. Главный герой романа, сам в высшей степени склонный к анализу, умеющий проникать в скрытые мотивы своих и чужих действий, в последних трех частях несет на себе основную повествовательную нагрузку в системе психологического стиля: именно он раскрывает психологические мотивы, объясняет душевные состояния – и свои, и чужие. Вот, например, общие соображения Печорина о связи душевного состояния человека с чисто физическими причинами: «Я люблю скакать на горячей лошади по высокой траве... Какая бы горесть ни лежала на сердце, какое бы беспокойство ни томило мысль, все в минуту рассеется; на душе станет легко, усталость тела победит тревогу ума»; «Я вышел из ванны свеж и бодр, как будто собирался на бал. После этого говорите, что душа не зависит от тела!»
Вот чисто психологическое объяснение антипатии к Грушницкому: «Я его так же не люблю: я чувствую, что мы когда-нибудь с ним столкнемся на узкой дороге, и одному из нас несдобровать». Вот объяснение впечатления от лица слепого мальчика: «Признаюсь, я имею сильное предубеждение против всех слепых, кривых, глухих, немых, безногих, безруких, горбатых и проч. Я замечал, что всегда есть какое-то странное соотношение между наружностью человека и его душой: как будто с потерею члена душа теряет какое-то чувство». Но этим общим соображением психологическое изображение не обрывается: далее фиксируется уже более конкретное внутреннее состояние и одновременно оно анализируется: «Долго я глядел на него с невольным сожалением, как вдруг едва приметная улыбка пробежала по тонким губам его и, не знаю отчего, она произвела на меня самое неприятное впечатление». Анализ и здесь, не заканчивается – Печорин не может сказать «не знаю отчего» и не попытаться объяснить смутное душевное движение: «В голове моей родилось подозрение, что этот слепой не так слеп, как оно кажется; напрасно я старался уверить себя, что бельмы подделать невозможно, да и с какой целью? Но что делать? я часто склонен к предубеждениям...» В последней части отрывка – характернейшее для Печорина сомнение; в то же время изображение психологического состояния окончательно доведено до конца: последним звеном оказывается подозрительность героя, о которой он в другом месте скажет: «Я люблю сомневаться во всем».
Ознакомительная версия.
