Мораль же сей басни, на которую указывает нам Шекспир, содержится в самом конце пьесы, в заключительной The last song (Последней песне). Она начинается словами:
THe strongest garde that Kynges can haue, Are constant friends…
(Лучшая защита, которую могут иметь короли, Это постоянные/верные друзья…)
Далее перечисляются все достоинства истинных друзей – они верны и в слове и в деле, говорят правду, помогут в нужде, – наконец, истинные друзья ради их Принца пойдут на смерть.
И самое главное:
The Lorde graunt her such frindes most noble Queene Elizabeth
(Бог наградит/одарит такими друзьями благороднейшую королеву Елизавету) – и следом – еще несколько панегирических строк о королеве, которая с такими друзьями сможет править долго и в полном здравии, желать все, что хочет, поскольку такие друзья эти желания выполнят.
Этой аллюзией Шекспир опосредованно вводит в свою пьесу имя королевы Елизаветы. И появление современного Шекспиру и его «Гамлету» исторического лица важнее, чем нам может показаться сейчас – запомним его на будущее.
Остается лишь заметить, что Гамлет назвал Горацио Дамоном, а в пьесе Эдвардса именно Дамон дает согласие на предложение короля дружить втроем.
Не только Горацио, но и Розенкранц с Гильденстерном уже не особенно церемонятся с принцем. Они возвращаются и довольно грубо сообщают Гамлету о том, что королю не по себе, а мать Гамлета требует его для разговора. Здесь (строки 2192-2204) в ответах Гамлета проскальзывают странные выражения: «as you say, my mother...my mother you say» (как вы говорите, моей матери... моей матери, вы сказали) или «O wonderful sonne that can so stonish a mother» (О превосходный сын, который может так удивить некую мать) или «We shall obey, were she ten times our mother» (Мы повинуемся так, словно она десять раз наша мать). Речь, как вы понимаете, идет о Гертрад, и такими словами вряд ли говорят о родной матери, – а последнее выражение, по-моему, вообще по-русски передается как «Мы повинуемся так, будто она нам родная». Для примера – сцена из «Ричарда II» (акт IV, сцена II), когда герцогиня просит своего мужа (дядю короля) не выдавать их сына, замешанного в заговоре. Вот как он реагирует:
Йорк
...Да будь он двадцать раз
Мой сын, – его изобличить я должен.
Герцогиня
...Теперь я вижу: ты подозреваешь,
Что ложе осквернила я твое
И он тебе не сын, но плод греха?
(пер. Мих. Донского)
Почему бы и нам не сделать аналогичное предположение относительно Гамлета и королевы? Тем более что поводов для этого набралось уже достаточно.
А вот важное свидетельство самого принца о настоящей причине его беспокойства. Оказывается, он и не скрывает своих устремлений.
2207 Ros. Good my Lord, what is your cause of distemper, you do sure-
(Добрый мой принц, какова причина вашей хандры, вы непременно)
2208-9 ly barre the doore vpon your owne liberty if you deny your griefes to
(закроете дверь вашей свободе, если вы откажетесь поведать ваши печали)
2209 your friend. (вашему другу.)
2210 Ham. Sir I lacke aduauncement.
(Сир, мне не хватает продвижения /повышения.)
2211-2 Ros. How can that be, when you haue the voyce of the King him-
(Как такое может быть, когда вы имеете голос самого короля)
2212 selfe for your succession in Denmarke.
(за вашу преемственность в Дании.)
2213-4 Ham. I sir, but while the grasse growes, the prouerbe is something musty,
(Да, сир, но пока трава растет, эта пословица слегка заплесневеет).
В этом опасном для принца контексте (разве можно намекать придворным, что ты хочешь до срока занять место короля?) следующая строка выглядит подозрительно двусмысленно:
Enter the Players with Recorders
(входят актеры с флейтами/судьями).
Что происходит на сцене – звучит музыка или готовится судебное заседание? Тем более что Гамлет продолжает:
2215-6 о the Recorders, let mee see one, to withdraw with you, why
(о, эти флейты/судьи, позвольте мне видеть одну/одного, удалиться с тобой, почему)
2217-8 doe you goe about to recouer the wind of mee, as if you would driue me into a toyle?
(ты двигаешься ко мне против ветра, словно ты загоняешь меня в западню?)
Если Гамлет просит видеть одну флейту, то к кому он обращается с просьбой удалиться? К Розенкранцу? Но зачем, взяв флейту, удаляться вместе с Розенкранцем? Не для того же, чтобы сыграть своему другу tete-a-tete… А быть может безумный принц разговаривает с выбранной им флейтой, предлагая ей удалиться вместе с ним, и обвиняя ее в злых умыслах? Нет, вряд ли вид актеров с музыкальными инструментами заставил Гамлета говорить о западне. К тому же через строчку, спрашивая Гильденстерна, умеет ли тот играть на этой дудке, Гамлет использует слово pipe, а не Recorder.
Не об одной мести Клавдию беспокоится Гамлет – он только что раскрыл нам самую суть драмы. Принц хочет стать королем, и как можно быстрее. Тем более что Гертрад – не его родная мать. Она та, кто причастна к лишению короны (и жизни?) его настоящей матери, Гекубы-Фортинбрасс. Но что-то не складывается у принца Гамлета путь наверх, к высотам своей старой фамилии. Вот и Розенкранц с Гильденстерном прямым текстом говорят своему принцу о том, что он рискует потерять свободу, если будет упорствовать. Недаром же на сцене появляются судьи.
XII. ВЕРБЛЮД, ГОРНОСТАЙ И КИТ
В ОДНОМ ТЕМНОМ СИЛУЭТЕ
После разговора с Розенкранцем и Гильденстерном Гамлет принимается за вошедшего Полония. Знаменитая сцена с облаком, похожим на верблюда, ласточку, кита поочередно. Эта сцена всеми и всегда трактуется как лишнее свидетельство «сумасшествия» Гамлета, которое он должен демонстрировать. Для меня же она не только знаменита, но и знаменательна – именно этот эпизод стал началом ряда совмещений героев пьесы и реальных людей. И все из-за, казалось бы, проходного образа облака.
2247-8 Ham. Do you see yonder clowd that's almost in shape of a Camel?
(Вы видите вон то облако/затемнение, которое почти в форме верблюда?)
2249 Pol. By'th masse and tis, like a Camell indeed.
(Клянусь Господом, действительно похоже на верблюда.)
2250 Ham. Mee thinks it is like a Wezell.
(Мне кажется, оно похоже на ласку.)
2251 Pol. It is backt like a Wezell.
(Со спины похоже на ласку.)
2252 Ham. Or like a Whale.
(Или похоже на кита.)
2253 Pol. Very like a Whale.
(Очень похоже на кита.)
Сразу отметим: Wezell (Weasel) в первом значении вовсе не ласточка, как у Лозинского, а ласка, горностай, и это внушает подозрение, что наш переводчик работал с чьим-то готовым подстрочником, – причем от руки написанным – и спутал ласку с ласточкой. Но нельзя довольствоваться тем, что мы спустили слово с небес на землю – у него есть и другое значение. Wezell (Weasel) также означает пролаза/скользкий тип/соглядатай.
Итак, читатель получает информацию о некоем облаке или темном пятне, – объекте, похожем одновременно на верблюда, ласку-соглядатая и на кита. Верблюд в тексте, как вы помните, уже встречался, соглядатай тоже. Но вот появление кита нас тревожит, и если мы не будем предельно внимательны, весь этот зооморфный ряд так и останется плодом больной фантазии «сумасшедшего» Гамлета. Однако мы верим автору – он должен был оставить нам ключ к шифру. И, внимательно перечитав предыдущие слова Полония, убеждаемся – оставил. Повторите вашу реплику, Полоний.
Полоний: «It is backt like a Wezell». Оказывается, Полоний видит наблюдаемый объект сзади (backt), со спины! А значит, этот объект отнюдь не облако – его сзади не увидишь. Остается темное пятно, причем не бестелесное, а вполне материальное, имеющее спину! Вероятнее всего, Гамлет указывает Полонию на человека, стоящего в тени, или за занавесом (clowd имеет и такой перевод), повернувшись к Гамлету и Полонию боком или спиной. Выходит, и на кита этот человек тоже похож со спины. Соединяя «кита» (whale) и «спину» (back) получаем whaleback, что означает горбатый, изогнутый как спина кита – и превращает намек, поданный «верблюдом» в фактическую примету!
Кажется, мы с вами только что нашли того «верблюда» – горбатого соглядатая, предателя, негодяя. Сейчас он находится здесь, на сцене, но, скорее всего, зритель из зала его не видит. Посмотрим на присутствующих. Помимо Гамлета и Полония в сценическом пространстве до сих пор оставались (ремарки exit не было) Розенкранц, Гильденстерн и Горацио (о последнем мы уже успели забыть). Кажется, друзья детства отпадают, они – неразлучная парочка и, как вы заметили, надвое не делятся. Значит, тучи зрительского и читательского подозрения сгущаются над ближайшим и неотлучным другом Гамлета.
Чтобы окончательно удостовериться, обратимся к этому же моменту в редакции 1603 года. Там Розенкранц и Гильденстерн вообще не присутствуют в эпизоде! На сцене – Горацио, Гамлет и Корамбис (так в первом издании звали Полония). Читаем окончание разговора Гамлета и Корамбиса-Полония:
Cor. Very like a whale.
(Очень похоже на кита)
exit Corabis.
(Кора<м>бис выходит)
