Заключение. Радищев и Карамзин, – каждый по-своему, – стоят в преддверии XIX в.; оба они, – каждый по-своему, – подводят итоги предшествующего века и открывают новый этап русской литературы. От обоих тянутся непосредственно нити в пушкинское время. Каждый из них явился как высшее, наиболее законченное проявление большого течения, определившегося до конца ко времени французской буржуазной революции. Традиция русской демократической мысли, не имевшая возможности до поры до времени выступить открыто и широко, накопила к этому времени силы и дала «Путешествие из Петербурга в Москву». Враждебная ей традиция дворянской культуры, создавшая в XVIII в.
Тем не менее, как ни противоположны оба течения русской мысли и литературы, о которых шла речь в предшествующих главах, оба они оказались нужны для последующего развития, – не только великий Радищев, но и изящный Карамзин в том лучшем, что в нем было. Они были современники, и те же исторические проблемы волновали их, но ответы на вопросы истории они давали разные. Оба они созрели как художники слова на основе восприятия предромантических литературных веяний, но и сентиментализм у них разный. И самые традиции, воспитавшие их, росли и развивались одновременно под напором тех же исторических событий, начиная от середины века, затем в пору пугачевского восстания; но столкновение и борьба этих традиций были проявлением глубочайшей классовой борьбы в крепостническом государстве. Понятно, что пока живо было крепостническое государство, пока живы были феодальные устои и пережитки, не могли исчезнуть те и другие традиции, не могла быть снята их борьба и в литературе. Изменяясь и принимая различные формы, радищевское начало в длительном борении с карамзинским живет на всем протяжении русской культуры XIX в.; и великая борьба за народ началась до Радищева в сфере освободительной мысли. Таким образом, глубоко в XVIII в. уходят корни проблемы пушкинской народности. Таким образом, и творчество декабристов, высокая гражданская поэзия, культ древнерусской освободительной героики, – все это возникает не только на основе идеологического опыта Французской революции, но и на основе опыта собственного, русского движения, в поэтическом слове воплощенного и в оде «Вольность», и в «Песнях древних» Радищева.
Глубоко в XVIII в. уходят также корни проблемы реализма. И здесь много материалов для Пушкина было накоплено со времен Фонвизина и Чулкова, и Державина, и Радищева, и Крылова, и Карамзина, и Жуковского. Все эти писатели – и многие другие – не прошли бесследно для всей литературы пушкинского времени в целом. Реалистические элементы сатирической традиции, выросшей из классицизма в XVIII в., отразятся у Грибоедова. Державин, Радищев, Фонвизин, Крылов и даже Карамзин – главным образом через Жуковского, – все они внесли свою долю при построении Пушкиным системы реалистического мировоззрения в искусстве, каждый по-своему способствовал успеху колоссального дела Пушкина и в проблемах созидания языка и стиха, и в проблеме психологического анализа, и в проблемах освободительного миропонимания и социального мышления вообще. Отсюда – посвящение «Бориса Годунова» Карамзину, формула «Фонвизин, друг свободы», воспоминание о Радищеве (первоначальный текст) и о Державине (самый стих, построение, стиль) в пушкинском «Памятнике».
* * *
Карамзин Н. М. Сочинения. Т. 1-111. СПб., 1848.
Карамзин Н. М. Записка о древней и новой России. СПб., 1914.
Карамзин Н.М. Неизданные сочинения и переписка. СПб., 1862.
Карамзин Н.М. История государства Российского. Т. I-Х.
Карамзин Н.М. Полное собрание сочинений. Т. 1: Стихотворения/Под ред. В.В. Сиповского. СПб., 1917.
Письма Н.М. Карамзина к И.И. Дмитриеву/Под ред. Я.К. Грота и П.П. Пекарского. СПб., 1866.
Пономарев С. Материалы для библиографии литературы о Карамзине. СПб., 1883.
Погодин М. П. Н.М. Карамзин. Т. I-II. М., 1866. Тихонравов Н.С. Четыре года из жизни Карамзина//Т ихонравов Н.С. Собр. Соч. Т. III. Ч. I. М., 1898.
Грот Я. К. Очерки деятельности и личности Карамзина/Друды Я. К. Грота. Т. III. СПб., 1901.
Сиповский В. В. Н.М. Карамзин – автор «Писем русского путешественника». СПб., 1899.
Пыпин А. Н. Общественное движение при Александре I. П., 1918.
Кучеров А. Я. Н.М. Карамзину/Карамзин и поэты его круга (Малая серия «Библиотеки поэта». № 7, 1936.)
Грот Я. К. Карамзин в истории русского литературного языка//Труды Я.К. Грота. Т. II. СПб., 1899.
СОДЕРЖАНИЕ
ГРИГОРИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ ГУКОВСКИЙ И ЕГО КНИГА 3
ВРЕМЯ П ЕТ Р A I 11
КАНТЕМИР ТРЕДИАКОВСКИЙ 41
ЛОМОНОСОВ 67
КЛАССИЦИЗМ 94
СУМАРОКОВ ТЕАТР В СЕРЕДИНЕ XVIII в. 94
В. МАЙКОВ 129
ХЕРАСКОВ 129
ЛИТЕРАТУРНЫЕ ТЕЧЕНИЯ, ПРОТИВОСТОЯВШИЕ ДВОРЯНСКОЙ КУЛЬТУРЕ в 1760-1770 гг. 151
РУССКОЕ ВОЛЬТЕРИАНСТВО САТИРИЧЕСКАЯ ЖУРНАЛИСТИКА ОФИЦИАЛЬНАЯ ЛИТЕРАТУРА 179
МАСОНСТВО 212
НОВИКОВ МАСОНСКОГО ПЕРИОДА 212
НАЧАЛО РУССКОГО СЕНТИМЕНТАЛИЗМА БОГДАНОВИЧ. ХЕМНИЦЕР 212
ФОНВИЗИН 234
КНЯЖНИН. НИКОЛЕВ КАПНИСТ 256
ДЕРЖАВИН 281
РАДИЩЕВ 307
КРЫЛОВ 337
КАРАМЗИН 351
Классное чтение: от горухщи до Гоголя
"Слово о полку Игореве"
Книга-феникс: сгоревшая и воскресшая
“Рукописи не горят”, — веско произносит герой романа Михаила Булгакова “Мастер и Маргарита” и восстанавливает, воскрешает сожженный автором роман. Этот афоризм не буквален, а символичен. В нем отразилась мечта художника о неуничтожимости творчества, вера в то, что написанное, пусть даже неизвестное современникам, все-таки кто-нибудь когда-нибудь прочтет.
Но в реальности рукописи горят. Иногда книги исчезают вместе с авторами. И мы можем только догадываться, сколько замечательных произведений погибло в катаклизмах, на которые была так богата русская история, особенно ранняя, а также недавно истекшего ХХ века.
Судьба “Слова о полку Игореве” — цепь случайностей, похожих на чудо. Читая эту маленькую великую книгу (в сборниках она занимает едва ли десять страниц), трудно представить, что на ее месте в истории русской литературы могла быть просто дыра, прочерк, пустое место.
Единственную рукопись “Слова”, относящуюся, как считается, к ХVI веку, обнаружил в конце ХVIII века в ярославском Спасо-Преображенском монастыре страстный коллекционер, собиратель древних текстов Алексей Иванович Мусин-Пушкин (1744–1817). Она находилась в составе рукописного сборника.
Специалисты и литераторы сразу оценили находку как уникальную. Уже в 1797 году известный поэт ХVIII века М. М. Херасков славит Баяна и незнаемого Писателя в своей поэме “Владимир”:
О древних лет певец, полночный Оссиян!
В развалинах веков погребшийся Баян!
Тебя нам возвестил незнаемый Писатель,
Когда он был твоих напевов подражатель.
Так Игорева песнь изображает нам,
Что душу подавал Гомер твоим стихам;
В них слышны, кажется мне, песни соловьины,
Отважный львиный ход, парения орлины.
Радость, однако, была недолгой. “Слово” не пощадила новая война.“Москва сгореть может, а с ней моя рукопись”, — говорит писатель Кармазинов в романе Ф. М. Достоевского “Бесы”. Достоевский издевается над самодовольным героем (его прототипом, увы, был И. С. Тургенев), для которого собственное произведение дороже великого города. Но именно так произошло со “Словом”! Найденная Мусиным-Пушкиным рукопись вместе с его библиотекой сгорела в 1812 году во время пожара Москвы. Таким образом, виновником утраты памятника отчасти был захвативший русскую столицу Наполеон.
К счастью, Мусин-Пушкин с помощниками успел сделать два важных дела. В 1790-е годы для императрицы Екатерины II была подготовлена специальная копия. В 1800 году появилось издание “Слово о полку Игореве” под измененным в духе классицизма заглавием: “Героическая песнь о походе на Половцов удельнаго князя Новагорода-Северскаго Игоря Святославича, писанная старинным русским языком в исходе XII столетия, с переложением на употребляемое ныне наречие”.
Таким образом, екатерининский список и первое издание — два источника, благодаря которым мы знаем “Слово”.
Они отличаются друг от друга. Людям, которые готовили издание и делали список, пришлось разбить сплошной текст писца на слова и предложения, заменить некоторые буквы и расшифровать сокращения, то есть приспособить рукопись к языковым нормам XVIII века. В результате этой работы в “Слове” возникли так называемые темные места (неясные прочтения), над которыми уже два столетия ломают голову профессиональные филологи и энтузиасты-любители.
Об авторе “Слова” ни в самом произведении, ни в других исторических источниках не сказано буквально ничего. Анонимность обычна для произведений древней литературы, но “Слово”, особенно для первых читателей, настолько выделялось на общем фоне (“Уединенным памятником в пустыне нашей древней словесности” назвал его А. С. Пушкин в неоконченной статье с характерным заглавием ““О ничтожестве литературы русской”), что больше двух веков исследователи играли в две исторические игры.
