41
См. там же. С. 156 и след.
Вундт В. Введение в психологию. М., 1912. С. 9.
Гефдинг Г. Очерки психологии. Спб., 1908. С. 49.
De-Roberty E. Sociologie de L'action. P., 1908. P. 15–21.
О социальном символизме см. подробнее: Сорокин П. А. Символы в общественной жизни. Рига, 1913.
См. на этот счет: Durkheim E. Les formes elementaires de la vie religieuse. P., 1912. «Религиозные явления, — говорит он, — вполне естественно распадаются на две основные категории: на верования и на обряды. Первые представляют состояния сознания и состоят из представлений, вторые суть определенные способы действия» (соответствующие первым) (С. 50 и след.).
О различии закономерности развития субъективного и объективировавшегося Духа см. также: Зиммель Г. Понятие и трагедия культуры // Логос. Спб.,1912.
Вторым примером может служить сцена «Смейся, паяц» из оперы «Паяцы» Леонкавалло.
Примерами такого трактования могут служить, например, работы Оствальда. Сознание для него есть лишь «лечение нервно-энергетического процесса». Война, преступление и наказание — есть лишь «утечка» энергии; продажа-покупка — «реакция обмена» и т. д. См. его «Философию природы». Спб., 1903.
Достоевский Ф. М. Братья Карамазовы. Спб., 1895. Т. 1. С. 379–380.
Само собой разумеется, что в дальнейшем принимаются во внимание только акты сознательные, а не рефлексо-инстинктивные или бессознательные.
Как видно из сказанного, акты «рекомендуемые» «морально однородны» с «дозволенно-должными», но превосходят их норму, а благодаря этому обстоятельству количественное различие переходит в качественное: обязательно-правомочное отношение переходит во взаимно-добровольное.
См.: Евангелие от Матфея, 19: II —12.
См.: 1-е послание коринфянам, 7:8, 9, 28, 36–38; 6:10, 18.
* сколько угодно, по своему усмотрению (лат.).
* видовое отличие, характерная особенность, отличительный признак (лат.).
См.: Законы Ману. 3, 17; 10, 92.
Пусторослев П. П. Понятие о преступлении. М., 1891. С. 239–241, 246 и др.
Там же. С, 241, 245.
Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. Одесса, 1901. С. 63–64.
Заимствую у Ч. Ломброзо «Новейшие успехи науки о преступнике». Спб., 1902. С. 104–109. У Достоевского в «Преступлении и наказании» Раскольников также не считал свой акт за преступление до его совершения. Рассудок и воля останутся при нем неотъемлемо, рассуждал он, ибо… «задуманное им не преступление».
«В продолжение многих лет я не видал между этими людьми ни малейшего признака раскаяния, и большая часть из них внутренне считает себя совершенно правыми. Преступник, восставший на общество, ненавидит его и почти всегда считает себя правым, а его виноватым», — констатирует и Достоевский (Записки из мертвого дома. Спб., 1894. С. 16; см. также 12, 13, 14, 197 и др.).
Стоит, например, посмотреть судебные речи ряда преступников, и в частности, политических преступников, чтобы убедиться в том, что свои акты они вовсе не считали и не считают преступными, а, напротив, находят их «должными», акты же власти, представителя общества — акты, направленные на их арест, а равно и акты наказания рассматривают не иначе, как акты преступные. Приведу один, хотя и не наиболее выразительный пример.
«Какую цель думали вы достигнуть вашим преступлением?» — спросили Луккени (убившего в 1898 г. в Женеве императрицу Елизавету) на суде.
«Отмстить за мою жизнь», — был его ответ.
«Раздумывали ли вы о гнусности вашего преступления и раскаиваетесь ли вы?»
«Нисколько, ведь не раскаялись те, которые преследовали людей в течение 19-ти веков».
«Если бы надо было повторить подобное совершенному вами, повторили бы вы?»
«Да, я повторил бы опять». (Беру у Д. А. Дриля. «Учение о преступности и мерах борьбы с нею». Спб., 1912. С. 360.) Аналогичные факты имеются, в особенности, у Достоевского в его «Записках из мертвого дома».
Garofalo R. La Criminologie. P., 1890. P. 34.
Ibid. P. 38–39.
См.: Ферри Э. Уголовная социология. Спб., 1910.
См., напр.: Спенсер Г. Научное основание нравственности. Спб., 1896. С. 350–369.
* естественное преступление (фр.).
Плохо бы нас поняли, если бы вывели отсюда, что психическая природа преступления делает преступление чисто воображаемым, а не реальным явлением. Психическое не менее реально, чем психически вещественное. Поэтому отождествлять психичность с нереальностью нет никакой возможности…
Точно так же тезис о том, что преступление дано только в психике индивида, нельзя толковать в том смысле, что мы игнорируем социальное происхождение преступления и представляем себе индивида какой-то изолированной единицей. Преступление дано только в психике индивида как реальность, как специфический процесс, но это не мешает думать, что сам-то этот процесс возник благодаря социальному общению. Иначе говоря, не надо смешивать принципы систематики (феноменологии) определенного явления с вопросом об его происхождении или генезисе.
За исключением лиц, страдающих моральной тупостью и моральным идиотизмом. Но для таких лиц, раз у них нет этих специфических переживаний, само собой ясно, не существует и преступлений, наказаний и должных актов. Они в этом случае ничем не отличаются от коров или шмелей, у которых мы не найдем этих переживаний, а потому не найдем у них и квалификацию актов: то как должных, то как запрещенных, то как рекомендованных.
Иеринг Р. Цель в праве. Т. 1. С. 140.
См.: Гредескул Н. А. К учению об осуществлении права. Харьков, 1901. § 3 и 4.
* своего рода, особого рода (лат.).
Выражаясь языком Еллинека, «должные» акты можно охарактеризовать как акты, представляющие «минимум моральности», подвигами же или рекомендованными актами будут те акты, которые выходят за пределы этого минимума. См.: Еллинек К. Социально-этическое значение права, неправды, наказания. М., 1910. С. 48.
См.: Ковалевский М. М. Социология. Т. 2. С. 176.
См. там же. С.188.
Во избежание недоразумения подчеркиваю, что реакция индивида на какой-нибудь акт будет карой лишь тогда, когда он этот акт — причину — квалифицирует именно как акт преступный, удовлетворяющий всем условиям преступления, главнейшие из которых указаны ниже… Если же дан акт, хотя по виду и похожий на акт преступный, но почему-либо в сознании воспринимающего его индивида не могущий быть таковым, то совершенные последним акты — реакции не являются карательными актами, актами «возмездия и воздаяния». Пример: сумасшедший, совершивший акт поджога, вызовет со стороны меня ряд реакционных актов по его адресу, состоящих в том, что я отберу у него спички и, допустим, изолирую его от общества, но эти акты не будут карой, раз я поступок его считаю не «преступным» по существу, а его «невменяемым». У меня нет ни злобы к ним, ни оскорбления, причиненного ими, а потому нет и кары с моей стороны. Если же я реагирую, то только с педагогическими целями: исключить условия, при которых они могли бы повторить тот же акт. Иное дело, если те же акты совершили «с умыслом» вменяемые субъекты. Тогда у меня налицо оскорбление, злоба и вообще квалификация их актов преступными, поэтому и ряд мер и моих актов, например, задержать, обругать, избить и т. д., будут уже не чем иным, как карой (см. ниже).
То же применимо и к наградному акту.
