Второй прием — показать на исторических примерах, что до сих пор все, что людям удавалось нарисовать в своем воображении, оказывалось, вопреки скептикам и маловерам, реальным. Действительно, список выдающихся лиц, попавших впросак, утверждая, что ту или иную идею реализовать нельзя, а если и можно, то она не имеет ровно никакого практического значения, весьма внушителен. Президент Д. Эйзенхауэр, человек вроде бы военный и не столь далекий от техники, отозвался о первом советском спутнике как о маленьком, заброшенном в космос шарике, который его нисколько не волнует. Однако составители таких списков забывают включить в него лиц, которые восторженно отозвались об изобретениях, совершенно вздорных. Многие выдающиеся люди, например Н. Г. Чернышевский, верили в реальность вечного двигателя.
Научные достижения поражают нас больше всего тогда, когда вступают в конфликт с тем, что сегодня считается здравым смыслом. Одно из возможных обобщений общей теории относительности приводит к заключению, что в гиперпространстве могут существовать как бы туннели или дыры, «накоротко» соединяющие пункты, разделенные миллионами световых лет. Художнику, изобразившему путника, который добрался до края света и осторожно заглядывает «на ту сторону», приподняв полог того, что выглядит как приличных размеров шатер, такие выводы из общей теории относительности показались бы самыми естественными. Но конфликт между здравым смыслом и наукой можно использовать как прием, оправдывающий самые смелые предположения о будущем. Например, здравый смысл подсказывает, что неуверенность в завтрашнем дне и нехватка продуктов питания приводят к сокращению рождаемости. Значит, наука должна утверждать нечто противоположное. И вот Берри, ссылаясь на эксперименты с животными, уверяет, что, производя многочисленное потомство, человек всего лишь стремится преодолеть страх перед завтрашним днем. Дайте ему уверенность в будущем, и население земного шара стабилизируется.
Сказанным, конечно, не исчерпываются ни принципы, ни приемы футурологической литературы. Их можно было бы назвать больше. Но каждый раз прогноз заключается в проецировании этих принципов в будущее с соответствующими экстраполяционными поправками. Именно так и появился на свет знаменитый прогноз комитета, изучавшего состояние лондонского транспорта в 1872 г. Было предсказано, что к 1972 г. город будет погребен под слоем лошадиного навоза. И этот прогноз был обоснован не хуже, чем многие прогнозы в наши дни: с 1801 по 1851 г. Лондон вырос в три раза; в середине века в нем жило 2,5 млн. человек и один миллион лошадей, каждая из которых производила шесть тонн навоза в год.
Прогноз транспортного комитета опирался на предположение, что в 1972 г. сохранятся те же переменные и те же связи между ними, что и сто лет назад, то есть будут действовать те же «принципы». Аналогичным образом строятся и многие со временные прогнозы, с той лишь разницей, что транспортники из Лондона, не имевшие в своем распоряжении ЭВМ, оперировали с линейными зависимостями и несколькими переменными, а современные эксперты учитывают сотни переменных и линейные зависимости между ними.
Дело же заключается в том, чтобы внутри существующей сегодня структуры обнаружить другую, содержащуюся в ней подспудно. Найти принципиально другое членение действительности, которое может стать актуальным завтра. Это членение (организация переменных) могло уже выступать в прошлом, смениться новым, быть забытым и появиться вновь. Советский историк Л. Н. Гумилев, например, утверждает, что для понимания таких взрывообразных исторических процессов, как великое переселение народов, возникновение мировых религий, образование гигантских империй, существенно членение человечества на социально-биологические единства — этносы, в пределах которых скапливается и освобождается энергия особого вида — «пассионарная» энергия[1]. Членение на этносы существует параллельно с членением общества на классы и социальные прослойки, которое определяется экономическими отношениями, и, как учит исторический материализм, является необходимым для понимания социально-экономического развития общества.
Мы не знаем, какое членение будет актуальным для следующего этапа истории, который будет через сто лет, через тысячу, а тем более через десять тысяч, но уже само сознание того факта, что развитие может опираться на другое, не известное еще нам «членение», на иные, неведомые еще принципы, защищает нас от узости и догматизма, которым так привержена зарубежная футурология.
ГУМИЛЕВ Л. Н. Биосфера и импульсы сознания. — «Природа». 1978. № 12
