Фон фаюмских портретов обычно всегда однотонный — от различных оттенков коричневого и серого до голубовато-стального. Эта сочная, прозрачная, насыщенная светом тональность позднее сменилась блеклостью и мертвенностью условно трактованных портретов. Любой из фаюмских портретов, как бы живописен он ни был, остается ритуальным, связанным с мумией. Это обусловило и передачу возраста в фаюмской живописи — смешанном греко-римско-египетском искусстве. Еще с эпохи Древнего царства в Египте существовали изображения юношей, людей среднего и преклонного возраста, и все же наиболее популярным видом изображения был некий вневозрастной, идеальный образ — в большинстве случаев юный, с застывшей на лице улыбкой.
В Копенгагенском музее хранится портрет мужчины, изображенного в расцвете сил. В таком же среднем возрасте находился и некий Деметрий из Бруклинского музея, хотя письменные источники свидетельствуют, что оба они умерли глубокими стариками. Из фаюмских экспонатов, находящихся в Пушкинском музее изобразительных искусств, лучшей является пелена с портретом мужчины. На ней (согласно принятой в Египте иконографии) изображен Анубис — древнеегипетский бог бальзамирования и проводник в загробное царство. Он представляет душу умершего на суд Осириса. Душа на этом саване имеет тот вид, который человек имел при жизни. Рядом стоит мумия этого же человека с маской на лице.
Вся сцена, изображенная на погребальном саване, выдержана в египетском плоскостно-декоративном стиле, только фигура в центре составляет исключение. Умерший, по-видимому, был римлянином, и соответственно фигура, олицетворяющая его душу, написана почти по всем правилам искусства, близкого к греко-римскому стилю. Вся пелена написана по трафарету, какие в большом количестве заготовлялись ремесленниками, а центральная фигура, вероятно, была приписана позже.
Особенно интересно на этом изображении лицо, написанное на отдельном куске холста и нашитое на пелену. Оно представляет собой портрет, написанный рукой весьма искусного мастера. Такие портреты писались по специальному заказу и позже прилаживались к трафаретным композициям на пеленах.
Хранится в Пушкинском музее и так называемый «Портрет юноши», на котором изображен смуглый красавец. Твердые черты лица, смелый разлет бровей, огромные горящие глаза его выражают темперамент горячий, может быть, даже необузданный. Четкий, словно литой из бронзы силуэт, подчеркнутый в колорите контраст, сочетающий белый, темно-коричневый и черный цвета, —все это усиливает внутреннюю напряженность образа. Портрет этот, видимо, был написан для погребения, однако золотой фон нанесли тогда, когда доска была уже вставлена в бинты.
Первые живописные произведения римлян имели большое сходство с этрусскими, которые и служили для них первоначальным образцом. Из древних римских художников история сохранила до нас только имя Фабия, прозванного Пиктором (Живописцем). Ученые считают, что он сделался художником из-за великой страсти к этому искусству, так как происходил он из знатного рода, а живопись считалась уделом плебеев и, не отличаясь ничем от ремесел, была унизительным занятием для патрициев. Отношение к искусствам изменилось в Риме только после того, как из покоренной ими Греции в большом количестве стали вывозить картины и статуи. С тех пор эти произведения искусства сделались необходимой принадлежностью для украшения жилища даже самого бедного патриция.
Остатки собственно римской живописи археологи и ученые открывают сейчас при раскопках терм, бань и гробниц в древнем Риме, Капуе и в других городах Италии. Из тех художников история сохранила имена Пакувия (200 год до н.э.) и Турпилия, который был современником Плиния. Оба они расписывали фресками бани и форумы, а последний, как отмечают исследователи, писал исключительно левой рукой. От живописи смешанного греко-римского стиля сейчас не осталось ничего, и о существовании его ученые во многом догадываются только по предположениям.
Памятники римской живописи первых лет христианства сохранил до нашего времени пепел Везувия. Не одну сотню лет стоял Везувий рядом с цветущими Помпеями, и привыкли к нему помпеянцы, не боялись его страшной силы. Многие из них даже влезали на самую верхушку вулкана и с любопытством заглядывали в его огромную пасть. У помпеянцев было много легенд об этой беспокойной горе, одна из них о том, что гора эта — живая, она может казнить людей за их грехи, может закидать виноградники и оливковые поля раскаленными камнями, залить огнем их дома. Каждый раз, когда помпеянцы вспоминали об этом, они с уважением смотрели на свой вулкан, но так не хотелось верить этим легендам. Спокоен был Везувий, — и они мирно жили у его подножия.
В 63 году в Помпеях произошло сильное землетрясение, разрушившее часть города. Но трудолюбивые жители восстановили свои дома, так им не хотелось покидать свой город, где голубое Тирренское море ласкало их слух мягким шумом волн, жаркими лучами их согревало веселое солнце, а благодатная земля щедро награждала своими дарами. И они продолжали беззаботно жить у подножия всесильного Везувия... До 79 года, когда разбушевавшийся не на шутку вулкан разрушил три цветущих италийских города — Помпеи, Геркуланум и Стабии (подробнее об извержении Везувия можно прочитать в книге «Сто великих катастроф»).
Казалось бы, что небольшой городок огромной Римской империи не может дать много материала для историко-художественных исследований, ведь в неаполитанской Кампанье были и крупные города (например, Капуя), более богатые художественными сокровищами, чем скромные Помпеи. Огромно было художественное богатство и «вечного города» Рима, да и на окраинах обширного римского государства находились такие крупные художественные центры, как сирийская Антиохия, египетская Александрия и другие города, в которых сливались две мощные культуры — эллинистическая и египетская. Но от великого Рима почти ничего не осталось, кроме огромных руин Колизея, а древние Антиохия и Александрия исчезли почти бесследно.
Таким образом, помпеянская фресковая живопись всегда будет источником человеческих знаний о том, как украшались в античной древности стены храмов и жилых домов. Не будь помпеянских и геркуланумских росписей, мы сейчас мало бы что знали о настенной росписи античной римской живописи.
Лучшими из них считаются фрески из дома Веттиев и дома Трагического поэта, так как это уже собственно картины — законченные композиции в рамах, не связанные со стеной. Дом Веттиев, раскопанный в 1894—1895 годы, располагался в тихом аристократическом районе Помпеи. Название свое он получил по имени хозяев, о чем говорят найденные в доме печати и надписи на наружной стене. Это были близкие родственники — Авл Веттий Реститут и Авл Веттий Конвива — бывшие рабы одного из Веттиев. В Помпеях Веттиев было много, представители этого рода принадлежали к разным его семьям — бывали и эдилами, и дуумвирами. Кто из них отпустил на волю Реститута и Конвиву, — неизвестно, но впоследствии разбогатевшие вольноотпущенники сообща купили старинный особняк, частично декорированный еще прежними владельцами. Потом Веттии перестроили и украсили его согласно собственным вкусам. Обновляя его после землетрясения 63 года, Веттии решили создать в некоторых комнатах картинную галерею. Изображенные на картинах мифологические сюжеты («Дедал и Пасифая», «Иксион, прикованный к огненному колесу», «Наказание Дирки», «Смерть Пентея» и др.) были уже заключены в прямоугольные обрамления. В малой столовой дома, в центре левой стены, была помещена всемирно известная теперь картина «Геракл, удушающий змей».
Дом Трагического поэта своим названием обязан мозаике, украшавшей пол таблинума. На первом плане мозаики изображен поэт, который держит в руках трагическую маску. Окружающие поэта актеры готовятся к представлению сатирической пьесы. Темно-коричневый фон мозаики расчленен синими пилястрами на три панели, украшенные гирляндами и лентами. На пороге дома выложена мозаика с изображением цепного пса и надпись: «Cave canem» («Берегись собаки»). Стены всех комнат в доме Трагического поэта были покрыты росписями, которые теперь выставлены в Национальном музее Неаполя. Среди них выделяются «Венера и амур», «Покинутая Ариадна», «Ахилл и Брисеида» и другие.
Сюжеты многих росписей взяты античными художниками из мифологического мира, в котором обитают боги и герои. Большинство росписей является повторением прославленных произведений греческой живописи, до нас не сохранившихся, и это придает еще большую ценность помпеянским фрескам.
«Жертвоприношение Ифигении» — одна из известнейших фресок дома Трагического поэта, иллюстрирующая миф о принесении в жертву богине Артемиде Ифигении — дочери микенского царя Агамемнона. Артемида была разгневана на Агамемнона за то, что тот убил оленя, посвященного ей и находившегося в священной роще на одном из островов Эгейского моря. Не по своей воле Агамемнон должен был принести в жертву родную дочь, но не в силах он был поступить иначе, так как для умилостивления Артемиды и для блага всей Греции приносят в жертву Ифигению. Спокойно пошла Ифигения туда, где сооружен был жертвенник в честь богини Артемиды. Заплакал Агамемнон, взглянув на свою юную дочь, и, чтобы не видеть ее смерти, закрыл голову широким плащом. Вещий жрец Калхас взял в руку жертвенный нож и занес его, чтобы поразить им Ифигению. Вот коснулся уже нож девы, но не упала с предсмертным стоном у жертвенника Ифигения. Совершилось великое чудо: богиня Артемида похитила Ифигению, и вместо нее у алтаря, обагряя его кровью, билась в предсмертных судорогах лань, сраженная ножом Калхаса.
