Может, вам станет легче, если вы узнаете о том, что браки по любви для нашего постоянно преобразующегося общества — относительно недавняя роскошь?
НИЧТО НЕ ОСТАЕТСЯ ПРЕЖНИМ
Еще сто лет назад молодых никто не спрашивал, любят ли они друг друга: о браке договаривались родители. То есть старшее, вырастившее детей поколение самостоятельно присматривало им пару («хорошую партию», говорили в привилегированных сословиях), засылало сватов, сговаривалось об объединении капиталов (в брачном процессе их интересовало в основном именно взаимное приращение накопленного богатства, а процедура так и называлась — «сговор») и вершило брак. То есть было главным инициативным лицом брака. Не людей женили, а капиталы объединяли — словом, кукловодствовали вволю. А молодые просто смирялись.
Они и видели-то друг друга до брака лишь мельком — представляете, каково им было в первую брачную ночь, практически незнакомым?
Порой они и не догадывались, что в брачную ночь друг с другом нужно делать. Василий Белов, изумительной точности и правды писатель, свидетельствует: если у молодых не клеилось — а это было видно по их лицам в первое же утро — вещая (понятливая) бабка затапливала им баню и чуть не за руку вела их туда. Там, среди мокрых досок и пара, парень и девушка видели наготу друг друга, отдраивались мочалками и постепенно привыкали к обнаженному виду друг друга, осваивались с ним. Тут пробуждались природные инстинкты.
Иной раз первая близость случалась прямо там, среди ароматов размоченной древесины, рядом с клокочущим котлом (бани тогда топили «по-черному»), и уж после такого «испытание постелью» было вполне мыслимым.
Преодоление той, первой стыдливости, заложенной в нас природой и обществом, являлось для каждой судьбы шагом революционным — «как с обрыва в воду».
В краеведческой книге «Лад» Белов максимально отчетливо пишет: в народе уважали золотую середину во всем, и в стыдливости тоже: над теми мужиками, что волочились за каждой юбкой, посмеивались порой весьма едко, а над «холодными», будто одеревенелыми, тоже могли подшутить и будто бы ненавязчиво подтолкнуть к норме.
Как далеко от нас сегодня эта всеобщая (общинная), надзирающая за каждой из своих частиц, опирающаяся на вековую память жизнь! Ее часто зовут «патриархальной» — то есть не подвергшейся новейшим изменениям (искажениям изначального облика), забывая о том, что патриархальность обозначает не только главенство мужчины, но и женщины в тех обществах, где матриархат еще себя не изжил.
Патриархальностью сегодня довольно поверхностно помечают любую традицию, не разбираясь, откуда она пришла. А ведь именно в браке матриархальные и патриархальные традиции переплелись до такого монолитного состояния, что теперь не отличить, кто что придумал и воплотил. Мы же если и следуем традициям, то бездумно и безотчетно, слушаясь расширенных глаз и тревожного шепота распорядителей.
— А зачем это делать?
— Да ты что, без этого нельзя!
— Почему?
— Все так делают.
— Но мы-то не все?
— И вы все. А не сделаете, счастья вам не видать.
— Ну да! А те сделали, видали?
— Надо, надо. Хоть народ позабавите, что вам, жалко?
Семья столетней давности имела, по сути, одну функцию — накопление добра. Но богатство семьи измерялось не только в деньгах или в лошадях-коровах — богатством русской семьи всегда считались дети. Именно ради детей семья создавалась, их она лелеяла, растила, воспитывала, учила работать.
Несчастной считалась семья, которой Господь не даровал детей.
Бездетным старику со старухой за честное ожидание, кажущееся вековым, даруются в русских волшебных сказках потешные крошки, быстро вырастающие в настоящих богатырей.
Отчего же у нас так много сказок именно с зачином про старика и старуху? Думается, что национальное сознание часто обращалось к этому образу из сочувствия ему. Бездетные пары всегда были на виду… Можно только догадываться, каких страшных усилий стоило им делать вид, что жизнь себе идет и ничего особенного не происходит…
Брак как обычай накапливать, «брак-накопитель», сурово отсекал от себя тех, кто копил не для детей: им было некому передать накопленное. Их союз ни на чем, кроме данного слова, не держался.
Именно с такими национальными стереотипами Россия попадает на самый крайний полюс «гомофобии» — довольно искусственного термина, придуманного самими гомосексуалистами, обозначающего непризнание гомосексуальных ценностей, активное или даже пассивное нежелание способствовать их распространению.
В подавляющем большинстве население России не способно принять брак не ради детей, а ради веселого времяпрепровождения. Если не ради деток, то незачем, думают даже в российских мегаполисах, где космополитическая культура распространилась куда как сильно.
Тем более не способно российское сознание принять институт усыновления гомосексуалистами детей. Если Господь не дал, то зачем вам? Если вы Господу противитесь, то к чему?
ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ВЗГЛЯД НА ВЕЩИ
Верите ли вы, что важны государству?
Я, например, нисколько.
Государство не видит меня — точнее, того образа, который возникает во мне по отношению к себе самому! В духовном смысле государство слепо.
Помните фильм «Хищник» с Арнольдом Шварценеггером (или «Терминатор» с ним же)? Интерфейс зрительного восприятия реальности и у Хищника, и у Терминатора довольно избирательный — тепловой и цифровой. Вместо реальной фигуры противника (добычи) эти дьявольские создания наблюдают цветные или зеленоватые пятна.
Так и государство: ему видны не движения наших душ, но то, как мы действуем в правовом поле, а это поле чрезвычайно дискретно: справки, выписки, заявления. Пятна какие-то: вот кто-то родился, получил единовременное пособие, выписался из роддома номер такого-то, получил гражданство страны проживания, оформлен в детсад, прошел медосмотр. Где же сам человек?
В глазах государственных органов мы отражаемся чрезвычайно урезанными. Представление о нашей честности-нечестности, работоспособности-неработоспособности возникает на основании заявлений, прошений, ходатайств, резолюций и других бумажек с печатями. Но разве это мы?
Номинально эти самые «мы» рождаемся в лоне государства и в нем же отдаем концы в воду (точнее, в землю). Так же номинально государство только что нас не рожает: воспитывает, просвещает, нанимает на работу, заботится о нашем здоровье, разрешая нам иногда отдыхать… А по факту стоимость услуг государства, учитывая их качество, изрядно завышена, и завышена по понятным причинам: чиновничья орава формирует законы и хочет, простите за грубость, есть и пить слаще нашего, вот и набивает себе цену.
Применительно же к браку можно говорить о том, что государство доглядывает вовсе не за нами, а за тем, чтобы мы не хулиганили и вели себя в соответствии с частично придуманными им, а частично сложившимися веками «общественными нормами».
За нарушение их в зависимости от «серьезности деяния» предусмотрены санкции (наказания) от мелких штрафов вплоть до лишения жизни и свободы на долгие годы. Это и есть система права.
Если государству станет выгодно заключать любые браки — например, человека и животного или человека и неодушевленного предмета, оно откроет и такую лазейку.
«Человек, возьми все, что ты хочешь, но заплати за это настоящую цену» — сказано давным-давно. Настоящей ценой за предмет вожделения может быть и дорогая, и сверхдорогая цена.
Ничем другим, кроме благ и санкций, полуслепое государство наше оперировать не может. Мы сами его так настроили: не разбираться в нас, а усреднять каждого до абстрактного понятия.
ПРАВОВЫЕ ТАНЦЫ ВОКРУГ ИМУЩЕСТВА
Какую бы из мировых систем права мы ни взяли (романо-германскую, англосаксонскую, мусульманскую или социалистическую — да-да, она еще существует, только уже не в России, а в Северной Корее, Китае и на Кубе!), везде самым пухлым разделом будет право гражданское, то есть связанное с имуществом частных лиц и организаций.
Гражданское право, гражданский брак… созвучие очевидно.
Все мы, так или иначе, граждане: лиц без гражданства на планете осталось чуть-чуть — глобализация, всеобщий учет и контроль вплоть до внедренных под кожу микрочипов.
А гражданам, считает государство, полагаются порядок, покой и мирный сон.
Может, оно и право: когда бараны пересчитаны, их легче пасти.
Все мы хотели бы более или менее определенно знать, что будет завтра, на кого мы работаем, сколько принесем в клюве домой, на что потратим заработанное и сможем ли вообще его потратить.
