В Джунгарии, судя по всему, правили потомки царя Кира, власть которых с древнейших времен считалась у тюрков абсолютной, а подчинение ей обязательным. То была власть Белого царя, хранителя «белой веры»… Все это весьма и весьма похоже на правду, потому что объясняет, например, иные серые пятна истории хакасов, киргизов, узбеков, казахов. Делает понятными многие строки эпоса «Манас». Проясняется и то, например, почему в долинах Киргизии до сих пор проживают люди «некиргизской» внешности — синеглазые, светловолосые. Как сам царь Кир.
В народе их всегда называли «настоящими киргизами», а остальных киргизов — их подданными. Факт, сегодня не вполне понятный, вызывающий сомнения, но прежде сомнений он не вызывал. По правилам древнетюркской грамматики окончание «-гиз» значит «ваш», следовательно, налицо выражение «ваше сиятельство», «ваше высочество», «ваше величество». Словом, «ваш Кир». В Сирии (Кирии), например, обращение «кир» присутствует поныне — «господин». А у евреев «кир» — «высшая власть», «солнце». Отсюда — «сиятельство», все, как у древних тюрков.
Тема эта очень глубокая и не бесспорная, достоверных исследований по ней нет, генералы от науки запрещали касаться этого деликатного вопроса. История происхождения царской династии тюрков, этих «настоящих киргизов», никогда даже не обсуждалась. То, что написано, скорее запутывает, чем объясняет. Видимо, подданные царя Кира когда-то через века присвоили себе имя хозяина, а как?.. Неясно.
Здесь по-новому должна проявить себя Хакасия, откуда родом царская династия Ахеменидов, люди царя Кира. Что, если тот род и есть те самые «настоящие киргизы»? Вернее, хакасы, которых назвали «настоящими киргизами»? Все же происходило на территории Древнего Алтая, в одной стране, у одного народа. В XVIII веке русские уравняли в правах хакасскую знать — киргизов с «черными людьми»… Это исторический факт, он и спутал привычные понятия, превратив аристократический титул в этнический термин. К сожалению. Но Низами Гянджеви в известной поэме «Искандер-наме» описал благословенную «страну Хирхиз», что была в верховьях Енисея. В Средние века о ней знали очень хорошо…
Так что можно превратить аристократический титул в этнический термин, но правда от этого превращения не изменится!
Джунгария, Абакан, Анасу (Енисей) и Минусинская котловина скрывают главные свои тайны. Однако топонимы Анасу (мать-река), Абакан (отец-хан) и известные археологические находки в Минусинской котловине позволяют верить в успех, надеяться на появление всей правды о прошлом царской династии тюрков.
Вторжение джунгаров в степь знаменовало очередную акцию политики Петра I, события нарастали, будто по сговору. А это и был настоящий сговор. Обретал жизнь этап плана иезуита Поссевино. План колонизации Дешт-и-Кипчака. Однако степняки не слышали о католиках, об их желании мирового господства. Враг из Джунгарии был им понятнее и ближе, а страх дорисовал все остальное.
Что говорить, страхи нагнетались очень умело: в стане джунгаров орудовали «белые люди», один из них — Густав Ренат, позже стал их главным военным советником. Воевали джунгары русскими ружьями и русскими пушками… Что к этому еще добавить? Только одно — сами они, северные буддисты, считали, что ведут религиозную войну против инакомыслия. То есть против старообрядцев… К этой мысли их подвели советники.
Нагрянувшая беда расколола Дешт-и-Кипчак и возвысила хана Абулхаира, возглавившего младший жуз, который с помощью внешних сил утвердился на вершине общественной пирамиды. Как? Это и есть непрочитанная тайна. Было что-то похожее на Смуту, ту же самую, которая сразила Великую Булгарию, а спустя века Московскую Русь. Старая аристократия и здесь потеряла себя, ее сместили на вторые роли в государстве. На сцену вышли новые, незнатные люди, к которым благоволил Запад.
События принимали явно европейский сценарий. И режиссер был тот же — с тиарой на голове.
Вторжение джунгаров кончилось неожиданно, как и началось. У северных границ Дешт-и-Кипчака появилось русское посольство во главе со «служилым татарином» А. И. Тевкелевым, посол объявил, что для спокойствия в степном краю русский царь решил создать на границе России военный плацдарм, «Восточный город». Этого ждали. Иных напуганных степняков с той минуты магнитом потянуло в Оренбург — к России.
Как когда-то «польских» русских к Польше, к Западу. Этот интерес окончательно расколол средний жуз, его единство треснуло.
Со стороны казалось, что к русским влекло обычное людское любопытство. Повинуясь ему и местному этикету, степняки стали искать дружбу с пришельцами. Без них степь казалась тесной, а радость — маленькой… Двигало и удивление. Пришельцы понимали по-тюркски, но между собой их речь была иной. Привлекал степняков быт русских — добротные дома, таинственные предметы, которыми те пользовались. Удивляла их армия, одетая в яркую одежду, она была регулярной, а не временной… Многое таил Оренбург. То был не просто город, а новая философия, новая культура, которая пришла в бескрайний Дешт-и-Кипчак и сделала его тесным.
Другой образ жизни. Современный. Он не мог не привлечь. Поведение жителей Дешт-и-Кипчака действительно оказалось сродни поведению первых русских, попавших в Европу. Те тоже чувствовали себя подавленными в новой обстановке и тоже смотрели на все с открытым ртом и большими глазами. Прежняя жизнь казалась уже несовершенной.
Изумление сменилось надеждами, после того как русские предложили богатые земли, лежащие в пределах России, чтобы степняки прекратили «пастбищные» войны, которые вспыхивали среди родов и семей, владевших огромными стадами, но скудными угодьями. Простодушные ханы младшего жуза с радостью повели стада в астраханские и оренбургские степи, богатство их росло, особенно после ярмарок, которые проводились в Оренбурге и окрестных городках. Сюда наезжали десятки, порой сотни русских купцов, меняли на скот приглянувшиеся кипчакам вещицы.
Голова барана служила разменной «монеткой».
На первых порах богатела знать и ее приближенные, тогда Россия объявила Дешт-и-Кипчак главным поставщиком скота на российский рынок. Кони табунами скупались для армии, бараны — отарами, коровы — стадами… Настоящий экономический бум пришел в степь. Недоверие к русским таяло, как снег весной. Достаток кружил голову, и иные худородные ханы стали прислушиваться к чужим молитвам. Они уже не просили Тенгри «не давать нищеты и богатства», как полагалось тюркам, наоборот, пресытившись, говорили: «Кто Господь?»
Страшная вещь — бедность. Еще страшнее — богатство. От нищеты люди крадут, от богатства черствеют. А это и есть болезнь духа. Слепая сила, она хуже жажды… Степная знать стала стесняться себя, видя роскошь и достаток Оренбурга, в ее сознании исподволь вызревала мысль, что стада и земли являются признаком состоятельности, знатности. Не поступки и не каждодневные дела, как у предков.
Наступали неминуемые перемены, разбогатевшие возомнили себя аристократами. Число самозваных ханов младшего жуза росло теперь стремительно.
Дружба с русскими давала то, против чего была Степь — главенство материального над духовным… Конечно, все это требует долгого рассказа, детальных исследований, а, может быть, и отдельной книги, только 10 октября 1731 события в Дешт-и-Кипчаке подошли к логическому завершению, хан Абулхаир подписал акт о подчинении России. Обращаясь к российской императрице, он написал: «Мы, Абулхаир хан, преклоняемся пред Вами, являемся Вашими слугами… и будем Вашими подданными».
После тех слов он перестал быть тюрком, правителем и сложил полномочия, оказавшиеся ему не по плечу. Этим и слаба самозваная аристократия: при первой неудаче уступает. Дешт-и-Кипчак из-за алчного хана стал колонией России под именем юрт Киргиз-казаков (Кыргиз-кайсаков) — Казакстан. Это имя пришло на географическую карту Востока.
В нем крылось коварство, показывавшее, кроме всего прочего, что аристократию страны лишили титулов. Назвав колонию «Казакстаном», императрица Анна росчерком пера превратила Великую Степь в «Землю простолюдинов». Не о Кайсакской же Орде шла речь в ее указе… Именно о простолюдинах, «отбившихся от стада».
Здесь очень показательна судьба султана Арынгазы, который в 1821 году ехал в Петербург с тайной надеждой добиться признания своего титула и родословной. Он ехал искать суда и справедливости у черни, которую Смута занесла к вершинам российской власти. Большей нелепости не придумать, но она передает суть тюркской истории того периода. Это — апофеоз, заключительный ее аккорд. Потомок ариев (!) Арынгазы доказывал, что он не простолюдин… Надо ли добавлять, что султана по дороге в Петербург арестовали и сослали в Калугу, где он вскоре умер.
