988
Ситникова Е. В. Роль лисы в традиционных представлениях китайцев (http://www.humanities.edu.ru/db/msg/47553).
Ситникова Е. В. Роль лисы в традиционных представлениях китайцев (http://www.humanities.edu.ru/db/msg/47553).
При желании можно усмотреть в этой заповеди лисы-оборотня перифраз известной фразы А. Лившица (на момент произнесения фразы — министра финансов России) «надо делиться!», обращенной к олигархам.
Каспэ И. Низкий обман, или высокая реальность // Новое литературное обозрение. 2005. № 71. С. 384.
Вариант перевода названия одной из глав книги Ницше «Сумерки богов, или Как философствуют молотом».
«В сцене, в которой волк-оборотень доит корову-Россию, доящуюся, естественно, нефтью, видны совершенно звериная мощь и такая же волчья интуиция. Чтобы доиться, корова должна расплакаться. Эта зверино-сентиментальная, покорная и нерассуждающая душа страны проживания видится Пелевину во всех деталях, и тут он впервые на весь роман равен себе, даром что стилистика эпизода скорее сорокинская, нежели пелевинская» (Быков Д. Вот такой оборот // Огонек. 2004. № 46 (4873). С. 54). «Сцена вымаливания нефти перед черепом Пестрой Коровы, что бы ни говорили, примыкает к мощнейшим инсайтам современной русской словесности…» (Кузьминский Б. Трек № 9 // Русский журнал. 2004. 18 ноября [http://old.russ.ru/culture/literature/20041118.html]).
Щепетильная АХ — а вместе с ней и Пелевин — уточняют, обращаясь к волку: «Скажи мне честно как волк лисе. Или, если угодно, как оборотень оборотню. Ты действительно думаешь, что Хаврошечке не хватило яблока из-за кукиса-юкиса, а не из-за этой гнилой рыбьей головы (то есть системы политической и экономической власти. — М.Л.), которая выдает себя то за быка, то за медведя?» (с. 254).
От английского lawyer — адвокат.
См.: Кулик О., Сорокин В. В глубь России. М., 1995. Характерно, что, рассказывая в беседе с Д. Бавильским об этой акции, Кулик тоже указал на сказку о Крошечке-Хаврошечке как на источник своего замысла: http://www.topos.ru/articles/0209/08_06.shtml (диалог был опубликован в 2002 году, то есть до публикации романа Пелевина).
Цзи Юнь. Заметки из хижины Великое в малом / Пер. с кит., предисловие, комментарии и приложения О. Л. Фишман. М., 1974. С. 307.
«В китайской традиции лиса издревле связывалась с мертвыми, об этом говорится в словаре „Шо вэнь цзе цзы“ („Толкование письмен и разъяснение знаков“). В старых китайских сяошо (коротких историях об удивительных событиях. — М.Л.) постоянно встречаются упоминания о том, что лисы роют свои норы в старых могилах, как правило, заброшенных, или рядом с ними, наверное, поэтому в сознании китайцев установилась прочная связь между душами умерших и живущими в их могилах лисицами. Л. С. Васильев отмечает также, что „выползающий из-под старых могил лис считался мистическим воплощением души мертвеца“» (Ситникова Е. В. Указ. соч.).
«Лиса в эпоху Тан стала местным божеством, заведующим браком и рождением детей, и в каждом доме ей поклонялись» (Васильев Л. С. Культы, религии, традиции в Китае. М., 2001. С. 410).
«Есть истории, в которых лиса предстает обманщицей поистине чудовищной: она не стесняется превращаться в святых и принимать облик даже самого Будды, иногда для того, чтобы поселиться в доме людей и вступить в связь с кем-нибудь из членов семьи, иногда для того, чтобы проникнуть в императорский дворец» (Ситникова Е. В. Указ. соч.).
«Они одновременно карают подлецов и насильников и помогают честным, добрым и несправедливо обиженным. Лиса помогает своим человеческим „родственникам“ и не причинявшим ей зла людям. Часто в чуаньци (китайская фантастическая новелла или пьеса. — М.Л.) лиса лечит своего любимого от недомогания, кроме того, с удовольствием предсказывает будущее, помогая избежать неприятностей, или, напротив, получить выгоду» (там же).
Day С. В. Chinese Peasant Cults: A Study of Chinese Paper Gods. Shanghai; Hong Kong; Singapore, 1940. P. 45.
Ван Гулик Р. Сексуальная жизнь в Древнем Китае / Пер. с англ. А. М. Кабанова. СПб., 2000. С. 232.
«На противящегося ей человека лиса насылает напасти. У Юань Мэя есть рассказ „Поцелуи бессмертной лисы“, в котором лиса отомстила слуге, постоянно ругавшему ее за то, что она напускала на людей злые чары. Она явилась к нему ночью в облике прекрасной девы, стала целовать и вдруг внезапно превратилась в мужчину с короткой черной бородой, колючей, как иголки. „На следующий день губы слуги были усеяны мелкими царапинами, похожими на множество порезов“» (Ситникова Е. В. Указ. соч.).
По свидетельству И. Алимова, упоминания о «девятихвостых лисах белого цвета» встречаются в древнейших старокитайских источниках (см.: Алимов И. Китайский культ лисы и «Удивительная встреча в Западном Шу» Ли Сянь-Миня // www.pvost.org/alimov/pdf/fox_pdf.pdf).
У героини есть и другие имена, и каждое из них задает новое направление медиации. Как отмечает Александр Вознесенский, «двусмысленности Пелевин выискивает уже в языке, ища какие-то новые сочетания букв, слов и смыслов. Причем зачастую сначала возникает формальная игра в слова, а потом уже писатель наполняет ее смыслами. Или иллюзиями смыслов (что на самом деле одно и то же). Взять хоть имена и прозвища самой героини. Она прежде всего лиса, но она и лиса А, и А лиса, и А Хули, и Адель (по „сценическому“, то есть рабочему псевдониму), и Ада, как называет ее уменьшительно Александр („в имени могло крыться два полярных смысла — „ад А“ и „А да““, — размышляет она)» (Вознесенский А. Дело оборотней в обложках // Ex Libris НГ. 2004. 18 ноября).
Пелевин В. Македонская критика французской мысли // Пелевин В. Диалектика переходного периода из Ниоткуда в Никуда. М.: ЭКСМО, 2003 С. 270.
Либерал, по словам А Хули, «это классический кросс-языковой омоним. Скажем, в Америке оно [слово „либерал“] обозначает человека, который выступает за контроль над оружием, за однополые браки, за аборты и больше сочувствует бедным, чем богатым. А у нас…
— А у нас, — перебил Александр, — оно означает бессовестного хорька, который надеется, что ему дадут немного денег, если он будет делать круглые глаза и повторять, что двадцать лопающихся от жира паразитов должны и дальше держать Россию за яйца из-за того, что в начале так называемой приватизации они торговали цветами в нужном месте!» (с. 202).
Кажется, это единственный случай, когда АХ и Серый совпадают в идеологических вопросах. Однако лиса критична именно по отношению к тому, что в постсоветской политике выдается за либеральную идею (по многим критериям стоящую куда ближе к идеологии американских республиканцев, чем демократов, а уж тем более — американских либералов); а во-вторых, ее раздражение направлено на тех публичных политиков, которые скомпрометировали либеральную идею во время своего пребывания во власти.
Не очевидно, впрочем, что лиса оказывается ближе сознанию читателя. Весьма показательный факт: на обложку издания романа 2007 года (изд-во «Эксмо») вынесено изображение не лисы, а волка!
«И спасибо, на самом деле, Пелевину не за сотню новых острот, а за то, что он не стесняется напяливать на себя шкуру лисы-проститутки, чтобы таким образом сообщить о самом главном: А Хули — Русский Писатель» (Данилкин Л. Пора меж волка и собаки // Афиша. 2004. 22 ноября. С. 153).
Ур-фашизмом Умберто Эко называет «вечный фашизм» (см.: Эко У. Вечный фашизм // Эко У. Пять эссе на темы этики / Пер. с итал. Е. Костюкович. М.: Симпозиум, 2003. С. 49–80), то есть обобщенный, наднациональный или, вернее, суммарный тип культурно-политического сознания, определяемый такими признаками, как культ традиции, неприятие модернизма, «подозрительность по отношению к интеллектуальному миру» (с. 71), ксенофобия, национализм, «культ героизма, непосредственно связанный с культом смерти» (с. 75), непрерывный поиск врага («враги рисуются в одно и то же время как и чересчур сильные, и чересчур слабые» — с. 73), популизм («массовый элитаризм» — с. 75), антииндивидуализм и прославление «народа», как правило представляемого вождем. Эко уточняет, что вообще-то достаточно одной из этих характеристик, «чтобы начинала конденсироваться фашистская туманность» (с. 67).
