Одной из причин может стать «несуществующее брачное намерение». Если доказано, что супруги с самого начала сознательно отвергали какую-либо сторону супружеской жизни, например решили не иметь детей, брак может быть аннулирован. Теоретически заявление любого из супругов, что он семейной жизнью жить не собирался и вступил в брак без серьезных намерений, может стать поводом для расторжения союза. То же самое происходит, если человек не хотел вступать в брак, а его принудили.
Именно под таким предлогом был в середине семнадцатого века расторгнут брак Гастона Орлеанского, брата Людовика XIII, и Маргариты Лотарингской, причем помимо воли самих новобрачных. Король был категорически против этого брака, заключенного, кстати, абсолютно корректно с точки зрения и закона, и Церкви. Людовик велел своим юристам найти любую причину для его расторжения. Причина нашлась: брак, заключенный по принуждению или «умыканию», незаконен. Юристы доказали, что Маргарита обольстила Гастона, а следовательно, применила к нему своего рода психологическое «насилие» и «умыкнула» его. После чего было нетрудно объявить, что брак с самого начала был недействительным, по поводу чего и был издан специальный декрет.
Недействительным можно признать и брак, к которому изначально имелись препятствия, например слишком юный возраст супругов, данный одним из них публичный обет, неспособность к брачному сожительству (но не бесплодие). Препятствием считается и отдаленное кровное или духовное родство (кумовство). А поскольку члены правящих семейств Европы таковым родством были повязаны почти все, то о нем при заключении брака, как правило, не вспоминали, но зато извлекали его на свет Божий при разводе.
Так, когда в середине десятого века политические интересы Наварры потребовали, чтобы наследник престола, будущий король Гарсия I Санчес, сочетался браком с дочерью графа Арагона, Андреготой Галиндес, пятилетнего мальчика обручили с женщиной на двадцать лет старше него, которая к тому же приходилась ему двоюродной сестрой. Лет через десять подростка-короля обвенчали, и ни родня, ни Церковь, ни народ против этого брака не возражали. Однако, когда через несколько лет повзрослевшему монарху понадобился союз с королевством Леон, брак без труда был признан недействительным как близкородственный. Впрочем, хотя брак и оказался недействительным, но сын от него родился вполне настоящий. Впоследствии он унаследовал наваррскую корону. А пока что Гарсия I Санчес подарил первой жене монастырь в Айбаре, куда ее и спровадил, и женился на леонской принцессе, Терезе Рамирес.
Годилось для расторжения брака и кумовство, возникшее уже после свадьбы. Так, франкский король Хильперик I, живший в середине шестого века, имел законную жену, королеву Аудоверу, и любовницу, Фредегонду. Фредегонда была всего лишь служанкой, однако метила выше и решила развести своего любовника. Когда в отсутствие мужа Аудовера родила дочь, коварная служанка посоветовала королеве не утруждать себя поисками крестной матери и окрестить ребенка самостоятельно. Аудовера не была сильна в богословии и на том пострадала. Она стала крестной матерью королевской дочери и соответственно кумой королю. Когда Хильперик вернулся домой, ничего уже нельзя было поделать, и брак был признан недействительным. Ему осталось только жениться на коварной Фредегонде.
Правда, этот брак тоже долго не продержался. Видимо, служанка не могла удовлетворить честолюбивые мечты короля, и он, по словам Григория Турского, «посватался к Галсвинте (дочь короля вестготов. –
О.И .)…обещая ей при этом через послов оставить других жен, если только он возьмет в жены женщину, достойную себя и королевского рода». Кого имел в виду король под «другими женами», не вполне понятно, но Фредегонда, во всяком случае, была в их числе. Галсвинту король «даже очень любил; ведь Галсвинта привезла с собой большое богатство. Но из-за любви короля к Фредегонде, прежней его жене, между ними возник большой раздор». В конце концов король решил избавиться и от этой жены. Но снова искать повод для расторжения брака Хильперик не стал: «…он приказал слуге удушить ее и как-то нашел ее мертвой в постели… После того как король оплакал смерть Галсвинты, он спустя немного дней женился на Фредегонде».
«Варварские правды» – своды законов варварских королевств, возникших на развалинах Западной Римской империи, – лавировали между новыми религиозными нормами и традиционной свободой браков и разводов. И если коронованные особы должны были учитывать мнение Рима, то для простых граждан и закон был попроще.
«Салическая правда», утвержденная королем франков Хлодвигом в начале шестого века, с одной стороны, насаждает христианские нормы и требует расторжения брака даже с дальними родственницами. Так, «если кто сочетается преступным браком с дочерью сестры или брата или какой-нибудь дальнейшей родственницы, или женою брата или дяди, он подлежит наказанию в том смысле, что разлучается от такого супружества». С другой стороны, вопреки Церкви закон допускал расторжение брака «де-факто»: «Если кто… уведет чужую жену от живого мужа, присуждается к уплате… 200 солидов». Сама беглая жена никакого наказания не несла, что же касается наказания для похитителя, оно не было слишком обременительным. Для сравнения можно сказать, что одна из глав «Салической правды», озаглавленная «Если кто отрежет хвост у павшего коня без ведома хозяина», требует за это преступление уплаты тридцати солидов. То есть увод жены приравнивался примерно к обрезанию семи лошадиных хвостов. За воровство двухгодовалой свиньи платился штраф в размере пятнадцати солидов (помимо штрафа, преступник должен был вернуть и саму свинью). Украденную жену, в отличие от свиньи, поначалу не возвращали – отделывались штрафом. Позднее в законе появилось дополнение о том, что, даже заплатив штраф, жену все же надо вернуть.
«Аламаннская правда», составленная в седьмом веке для германцев, живших на территории нынешней Швабии, еще лояльнее относилась к расторжению брака. Здесь увод жены от мужа оценивался в восемьдесят солидов при условии последующего возврата жены. Впрочем, закон ничего не имел против того, чтобы беглая жена не возвращалась к мужу, но тогда похититель был обязан уплатить четыреста солидов. Для сравнения: человек, отбивший другому палец, уплачивал двенадцать солидов. Впрочем, логика «варварских правд» не всегда доступна современному человеку. Так, убийство пастуха той же «Аламаннской правдой» каралось штрафом в сорок солидов, но лишь при условии, что убитый «имел в стаде 40 свиней, ученую собаку, рог и поросят». Как оценивалась ученость собаки и можно ли убивать пастуха, у которого нет рога, закон умалчивает.
«Баварская правда», тоже составленная в седьмом веке, испытала сильное влияние христианства. Здесь отдельно и очень подробно рассматриваются преступления против Церкви и ее служителей, в частности похищение монахини из монастыря, каковое приравнивалось к двойному уведению жены от мужа и соответственно наказывалось двойным штрафом. «Мы знаем, что является виновным в преступлении тот, кто похищает чужую жену, и тем более виновным в преступлении является тот, кто осмелится похитить невесту Христа, – говорится в законе. – А если тот не пожелает искупить своей вины и возвратить монахиню, то должен быть изгнан из провинции».
Интересно, что «Салическая правда» и «Аламаннская правда» из всех дел, которые касаются разводов, упоминают только похищение жен. Создается впечатление, что жившие под сенью этих законов варвары то ли не разводились, то ли решали такие вопросы без участия верховной власти. «Баварская правда» впервые поднимает вопрос о разводе по инициативе мужа. Причем, несмотря на сильное влияние христианства, развод у баварцев совершался совершенно по-варварски, то есть без особых проблем:
«Если кто-либо свободный свою жену свободную, без всяких пороков, из ненависти, прогнал из дому, то должен уплатить 40 и 8 солидов родственникам. Женщине же должен уплатить приданое, согласно ее происхождению, и все то, что она принесла в дом из имущества своих родных, должно быть возвращено той женщине».
Близкие законы можно встретить в «Ливонских правдах» – сводах законов, которые действовали на территориях, завоеванных Ливонским орденом и примерно совпадавших с нынешней Латвией и Эстонией. Члены ордена преследовали серьезные духовные задачи, носили на мантиях знак креста и ратовали за «успехи веры христианской». Однако в одобренном ими законодательстве новозаветные заповеди о браке были попраны самым решительным образом. Рыцари сохранили на подвластных им землях полную свободу развода как для женщин, так и для мужчин. Если развод происходил по инициативе жены, то муж должен был отдать ей «все, что она принесла с собой из дома». Если же инициатором был муж, жена могла взять с собой приданое и подарок, полученный от мужа при помолвке.
