Песни ни о чем? Российская поп-музыка на рубеже эпох. 1980–1990-е - Дарья Журкова

Лейтмотивом самых известных песен новых звезд конца 1980‐х годов, в частности Екатерины Семеновой и Ольги Зарубиной, становится тема одиночества и заведомой нереализованности. Героини заняты по большей части рефлексией своей слабости и безвольности, постоянно оглядываются на окружение, пытаясь соотнести свои поступки с общепринятыми нормами, и в итоге расписываются в своей полной несостоятельности. В ряду подобных героинь стоит «Школьница» 207 Екатерины Семеновой, которой «так в любви признаться хочется, но молва, как мама в поговорке, не велит». Героиня Ольги Зарубиной озабочена тем, что, живя на улице Разгуляй, совсем не гуляет и, следовательно, не может выйти замуж 208. Однако при всей неудовлетворенности текущей ситуацией она так и не решается что-либо изменить: «Вот брошу все, пойду гулять по Разгуляю, / Да все никак, пока никак не соберусь». Такие героини, с одной стороны, страдают от того, что не могут реализовать свои желания и чувства, а с другой стороны, боятся стороннего осуждения, стесняются быть не как все. Они не в состоянии даже по-настоящему рассердиться («на минутку рассержусь я не на шутку, только после рассмеюсь» 209), в очередной раз проявляя свою незрелость, склонность к эмоциональным перепадам подросткового возраста.

Одной из самых популярных и показательных песен, представлявших образ новой героини конца 80‐х годов, стала композиция «На теплоходе музыка играет» 210 в исполнении Марины Зарубиной. Сюжет этого шлягера укладывается в стандартную схему курортного романа и повествует о переживаниях героини, которая напрасно ждет возвращения возлюбленного.

Уже в первом куплете и припеве обнаруживается принципиальное изменение прежней диспозиции между коллективным и индивидуальным. Если раньше девчонки стояли в сторонке гурьбой и делили нерадостную статистику на всех 211, то теперь героиня со своими переживаниями остается в полном одиночестве и противопоставляется веселой толпе, встречающей теплоход. Более того, по законам драматургии, играющая на теплоходе музыка и атмосфера всеобщего веселья многократно усиливают ее ощущение одиночества и брошенности. Примечательно и то, что отчаянию героини от несоответствия ожиданий и реальности сопутствует инфантильность («ничего поделать не могу»), которая нарастает с каждым последующим куплетом:

Несоответствия обнаруживаются не только внутри сюжета песни, но и в его музыкальном воплощении. В музыке ничего не намекает на трагедию, заявленную в тексте, наоборот, в ней превалирует танцевальный характер, интонационно простые и постоянно повторяющиеся мотивы. Что это: художественный прием (музыка самой песни должна передавать беззаботность той музыки, что звучит на теплоходе) или же дань моде диско (нежелание перегружать слушателя чересчур серьезным во всех отношениях содержанием)? Скорее всего, и то и другое. Такое сочетание, а точнее – противоречие между текстом и его музыкальным оформлением, к концу 80‐х годов становится крайне востребованным и остается таковым вплоть до сегодняшнего дня. С одной стороны, оно провоцирует слушателя не вдумываться в содержание слов, превращая последние в метроритмическое «сырье» для заводного мотива. С другой стороны, такой подход и саму песню превращает в «сырье» для сопровождения более важных действий, делает ее ненавязчивым оформлением различных жизненных ситуаций. Управляет процессом всеобщая нацеленность на развлечение, поэтому сиюминутные переживания отдельно взятого человека, так же как истинный смысл слов песни, становятся неважными.

Нацеленность на развлечение является одним из родовых свойств массовой культуры. Но на отечественной почве именно к середине 1980‐х годов эта тенденция становится остроактуальной. Так же как с помощью благоустройства личного пространства во времена перестройки пытались прикрыть общее состояние упадка и дефицита, так и жажда безудержного и непрерывного развлечения становится заменителем духовно осознанного проживания действительности.

В этом отношении в советской культуре позднего периода можно найти весьма характерный пример сплава артефактов высокой поэзии, авторского кинематографа и эстрадной музыки. В основе находится стихотворение Арсения Тарковского «Только этого мало», написанное в 1967 году.

Проблематика этого стихотворения заключается, на мой взгляд, в личностном нонконформизме лирического героя. Подводя итог в общем-то успешно прожитой жизни, герой никак не может смириться с чувством глубокой неудовлетворенности, внутренней неуспокоенности. Пройденный путь представляется чересчур благополучным и предсказуемым, в нем настойчиво недостает чего-то важного, явно принадлежащего к сфере экзистенциального: смысла жизни, по-настоящему трагических испытаний или же духовного откровения. В парадигме творческой личности внешне спокойная жизнь грозит оказаться смертью изнутри. Страх перед атрофией души волнует героя и воплощается в лейтмотиве: «только этого мало».

Неслучайно именно это стихотворение своего отца Андрей Тарковский помещает в кульминационный эпизод фильма «Сталкер», когда изможденные всевозможными испытаниями герои добираются до таинственной комнаты в Зоне. Стихотворение становится ключом в развитии сразу нескольких символических слоев фильма. Первый слой связан с образом учителя Сталкера – Дикобразом, которому, по сюжету фильма, принадлежит авторство поэтических строк. Майя Туровская обращает особое внимание на то, что Дикобраз является закадровым персонажем, созданным лишь словом. «В кинематографе Тарковского, – продолжает кинокритик, – это новое. Его соприсутствие в путешествии – предупредительный знак духовного поражения» 212. Стихотворение оказывается своеобразной «прямой речью» Дикобраза, единственным монологом героя, который играет одну из ключевых ролей, но воочию в фильме так и не предстает.

Второй семантический слой замыкается на фигуре, а шире –