Пустые мои хлопоты! И я вдруг с ужасом понял, что это поколение всю свою жизнь крушило, чтоб «до основанья, а затем…». У него своя история, свой отсчет времени. И ничего, кроме этой истории, они не хотят знать. Их устраивают легенды о прежней отсталости и дикости лезги, эти легенды они же придумали. Будто не было гениального Фагира – поэта XVI века; будто не было Салаха, Лезги Кадыра, Мирзы ал-Ахты и других мыслителей XVII века. Забыты Раджаб Амирханов, Мулла Нури, Мирзали Али…
Сколько великих умов Лезгистана вычеркнуто из истории!.. Великанов низвергли, а на постамент подняли карликов.
Руку пожму лишь Сулейману Ханмагомедову, аксакалу из Гилияра, его не приглашают в президиум на торжественных собраниях, но он рассказал о празднике яран сувар. Даже глаза заблестели у аксакала. Тогда, в его детстве, всю ночь горели факелы и костры на крышах домов, люди до утра веселились, ходили в гости, а мальчишки опускали в дымоходы сумки на веревках, куда положено было класть подарки: орехи, яблоки, всякую мелочь. Все-таки Новый год, он на Кавказе начинался весной, в конце марта.
В новогоднюю ночь за ужином в семье пускали по кругу «большую денежку». На счастье! А утром красили вареные яйца и катали их по траве… После праздника начинались полевые работы и кочевка в горы. И они тоже были как праздник!
Много радостных дней детства вспоминал уважаемый Сулейман-ага. И на каждом празднике – музыка, скачки, танцы. А долгими зимними вечерами собирались по очереди друг у друга, рассказывали сказки, спорили о жизни, женщины сучили шерсть… «Водка, пьянки – такого не знали». Куда все ушло?
Теперь в селениях, на равнине, по 300–400 домов, люди не знакомы друг с другом. Ведь многих насильно привезли с гор, порой специально рядом селили враждующие роды… Старики умирали и от смены климата, особенно болели дети… Таковы последствия «великих переселений» – чабану управлять легче, когда все на виду.
…Часто буду я вспоминать Тагирджал, там в полночь случилось землетрясение. Но тряслась не земля! То ушедшие лезги ворочались в могилах. Неспокойно ныне им, нашим предкам… Жеребца, у которого связаны ноги, спросили:
– Сколько лет тебе жить?
– Спросите у хозяина, – ответил конь.
Баку – Гусары – Москва, 1991–2009 гг.
Пропавшие границы и страны
С каждой новой поездкой откровеннее и откровеннее представала картина Кавказа, который напоминал застарелую гнойную рану: веками здесь идет война людей, уже не знающих, за что воюют и как. Люди расходуют себя безо всякого смысла… Но чтобы понять глубину случившейся трагедии, надо знать о Кавказской Албании, о государстве, на которое политики наложили табу.
Эту страну тоже стерли с географической карты, вытравили из памяти людей. В итоге забыто величайшее государство, которое по уровню власти в культурной жизни Европы считалось никак не ниже нынешнего Ватикана.
С IV века в Кавказской Албании, главном духовном центре христиан, решались важнейшие вопросы становления религии. До 1836 года служила Албанская Апостольская Автокефальная церковь – куратор поколений европейских епископов и митрополитов. Здесь получали знания и сан. Самая значимая Церковь раннего Средневековья, колыбель христианства, и вдруг бесследно исчезла?.. Фантастика какая-то.
Меня как географа поразило, что нет описания границ Кавказской Албании. Какую территорию занимала страна? Какой народ заселял ее? Чем он жил? Все неизвестно.
А это важные вопросы, в них ключ к пониманию причин современных трагедий, вроде бы не связанных между собой, но связанных с Кавказом, с историей Европы… Как, скажем, судить о Чеченской войне, о грузино-абхазском противостоянии или об армяно-азербайджанском конфликте, не зная событий, предшествовавших им?
У каждого из нас есть шея, она дана человеку, чтобы оглядывался. Ну, хоть иногда… Я вспомнил эту восточную пословицу, желая «покопаться» в истории – оглянулся себе на беду. Кажется, увлекся и не заметил, как очертил контур границ Кавказской Албании, а с ним круг проблемы. Не следовало делать это, потому что теперь знаю: деление Кавказа на Северный Кавказ и Закавказье придумали политики. Войны – дело их рук. Придумывали, чтобы разодрать древнее государство, лишить истории и затем напустить туман на причину нынешних трагедий.
Налицо тончайшая попытка замести следы колониализма. Увы, этот вывод – не преувеличение.
Ныне, как известно, Кавказскую Албанию связывают с Северным Азербайджаном, что, мягко говоря, не корректно. Ее первой столицей был Дербент, но граница шла за Дербентом, на севере, как далеко? Ответа нет. А должна остаться естественная межа, потому что дальше лежал Дешт-и-Кипчак (его Хазарский каганат).
К географическим границам во все времена люди подходили ответственно, они проводили их по естественным рубежам: по фарватеру реки, по горному хребту. В противном случае на границе размещали курганы или приграничные камни.
Словом, мне требовалось найти в Дагестане то, чего давно уже нет… Но есть!
Дагестан – родина моих предков, страна гор, которая осталась без истории. Там народная память хранит то, что политики по недомыслию считают утерянным. А ничто не пропало, все по-прежнему на виду. Живо. Не беда, что находки выглядят этнографической загадкой, все зависит, как взглянуть на них – с каким знанием дела.
Среди кумыков бытует деление на «засулакских», то есть чужих. Для северных кумыков южные кумыки – засулакские, для южных – северные. Вроде бы бессмыслица? Но я подумал, не река ли Сулак была границей Кавказской Албании на севере? Похоже, очень похоже. Кумыки как народ появились в XIX веке, когда Россия колонизировала Кавказскую Албанию, до той ее победы южных кумыков звали кипчаками (барсилами), а северных – кавказскими татарами, или куманами. Те и те говорили на одном языке, их-то и объединили в один народ. Всех скопом. Не думая.
Царизм этнографические проблемы решал росчерком пера, Советский Союз – того быстрее. Колонизаторы написали историю Дагестана и всего Кавказа, поэтому в ней все так, как есть сегодня, – мягко говоря, нелогично… Многое вообще забыто, в частности забыто то, что существует народная память, которая не подвержена цензуре.
Тут важно бы знать, что южные кумыки пришли на берег Каспия за тысячу лет до северных, они пришли во времена Великого переселения народов. На Кавказе, то есть в новой для них культурной среде, у них сложились новые правила жизни, чуть изменился язык. Например, их селения в XIX веке были из камня, тогда как у северных кумыков – из самана. И планировка селений была иной – ближе к городу, иначе говоря, с закрытыми кварталами. Отличить их селения легко, по названиям. Выдает окончание «кент» – Каякент, Башлыкент, Карабудакент и так далее.
Конечно, это далеко не единственное, что отличало выходцев с Алтая, которых царизм назвал кумыками. Память народа бережно хранит прошлое как знак этнической самобытности, чего и не поймут политики… «Не во власти народа терять из памяти» – эти слова Тацита прозвучали еще две тысячи лет назад.
Южные кумыки сберегли отзвук времен, когда тюрки делились на орды и тухумы, роды и семьи, когда понятие «свой – чужой» было иным, чем ныне… Этнографические «нюансы» истории многообразны и очень убедительны, только изучал ли их кто из историков по-настоящему? Такие работы редкость. А по адатам кумыков можно судить, как делилось кавказское общество, по каким законам жило, общалось, воевало, праздновало, думало. Все как на ладони.
Вновь повторяю, на Кавказе поведение отличало людей! Не национальность. Не этнические корни. Царизм «собирал» сегодняшние народы из осколков Кавказской Албании, собирал грубо, навязывая людям новые традиции и нормы быта. Старое заставлял забывать, новое обязывал помнить. Силой! Под страхом смерти. Так поступали все агрессоры мира. Пример появления Грузии и грузин, о которых я рассказал ранее, по-моему, более чем убедителен: два поколения в неволе – и новый «народ» готов. О лезгинах тоже рассказал, и они не считались «единым народом». Горцы и есть горцы. А какие? Кавказские, конечно.
Так объясняла народная память, и тут власть колонизаторов была бессильна. Память не исчезает, память сохраняется, переходит от деда к внуку, ложится в сюжеты народных сказаний, живет в привычках и застольных разговорах. Даже в анекдотах и пословицах. Собственно, она, память, и есть народ, его история, его душа! Видимо, поэтому я чувствовал себя среди лезгин как дома. У братьев. Их боль стала моей болью.
…Знания, оставленные предками, привели меня к лезгинам, а потом и на берег реки Сулак.
Ныне это малоприметная река, не похожая на пограничную реку, в горах она бурная, а когда выходит на равнину, затихает. На ее южном, «албанском» берегу, у самого стыка гор и равнины, сохранились следы крепости и древнего города – оборонительная стена, фундаменты башен, курганы. Сооружение закрывало (или, наоборот, открывало) путь в горную Албанию, оно служило таможней и заставой, его звали Беленджер, теперь – Чирюрт. Я расскажу о том подробнее, но чуть позже, это было неожиданное для меня самого открытие.
Город стоял на границе, в нем жили албаны и хазары, граждане разных стран, но дети одного народа, тюрков. Предки сегодняшних кумыков.
