Ознакомительная версия.
История прессы в XX в. является темой отдельной книги, об этом написано довольно много научных работ как за рубежом, так и в России. Важно понимать, что в конце XIX в. в большинстве западноевропейских стран и в США установилась система свободы прессы, гарантированная основными законами. Дальнейшее развитие политической прессы связано в первую очередь с расширением избирательных прав населения, что происходит в разных странах неравномерно (в США, например, окончательные политические права афроамериканское население получает только после Второй мировой войны). Однако уже на рубеже XIX и XX вв. участие в политике в большинстве развитых стран мира является достаточно широким, а введение всеобщего образования привело к тому, что даже представители низших слоев населения были относительно грамотными для того, чтобы иметь возможность читать газеты. Так формируется партийная пресса, обслуживающая интересы различных политических сил, но в то же время ей противостоит массовая коммерческая пресса, для которой основной задачей были прибыль от продажи, подписки и рекламные доходы. Такой дуализм (партийная пресса и коммерческая пресса) сохраняется во многих странах до середины XX в., когда под давлением коммерческих интересов партийные газеты начинают отказываться от открытой партийной принадлежности. Вместе с тем до сих пор во многих странах «партийная направленность» прессы в определенной мере сохраняется в том смысле, что издания имеют устойчивую партийную ориентацию (например, «Liberation» («Либерасьон») во Франции считается левой газетой, a «Le Figaro» ( «Фигаро») – правой).
В России свобода прессы возникла существенно позже, фактически в постсоветское время. В царский период устойчивых институтов, связанных с открытыми публичными дебатами в общественном пространстве, так и не было сформировано. В это время обычные граждане в массе своей были политически бесправны (в 1859 г. 71 % населения Российской империи были крестьянами – государственными и крепостными, не владевшими грамотой). Всеобщее образование так и не было сформировано до революции 1917 г., уровень грамотных не превышал накануне Первой мировой войны 30 % населения,[124] что затрудняло развитие массовых медиа по модели Европы и США, где во второй половине XIX в. уже было массовое образование и высокая грамотность (на уровне 60–80 % населения). Массмедиа в России выполняли функцию каналов коммуникации для ведения диалога между узкими группами образованных людей. История отечественной журналистики XIX в. тесно переплетается с историей отечественной литературы. Истории русской журналистики посвящены отдельные работы, в частности Геннадия Жиркова, Бориса Есина[125] и др. Из этих работ становится понятно, что немало русских писателей были одновременно издателями журналов, газет и различных периодических изданий. А начиная с Гоголя, как пишет Николай Бердяев, русская литература сама по себе становится «поиском правды».[126] Собственно, четкое деление прессы в зависимости от идеологических и художественных течений, на которые была расколота русская литература, свидетельствует о спайке литературы и журналистики: славянофилы издавали «Москвитянин» и «Московский наблюдатель», а западники – «Отечественные записки». Такая структура сильно отличалась от зарубежной прессы, где к этому времени (середина XIX в.) складывался политический параллелизм: каждое массмедиа обслуживало интересы определенной политической партии. Дебаты русской журналистики XIX столетия связаны преимущественно с литературными произведениями, однако направленность литературы на решение общественно-политических и цивилизационных задач (о чем и пишет Н. Бердяев) приводит к тому, что некоторые общественно-политические темы обсуждаются и в литературных журналах. В этом смысле литературные журналы и литература предоставляют поле для обсуждения насущных политических проблем в узком кругу интеллектуалов, а массмедиа не функционируют как важная составляющая политического процесса. Партийных газет не было в связи с отсутствием политической конкуренции.
В России медиа долгое время выражают мнения узкой прослойки населения и предназначены преимущественно для нее же. Таким образом, главной задачей медиа было традиционное для докоммерческой прессы выражение мнения и интересов той или иной группы населения, причем в данном случае немноголюдной. Напомним, что в Европе во второй половине XIX в. формируется современная бизнес-модель прессы, которая предполагала окупаемость прессы, достигаемой размещением рекламы и продажей тиража, что было возможным благодаря массовой урбанизации, массовому уровню грамотности и высокой доле вовлечения населения в политику.
После трагических событий 1905 г. власть идет на некоторые уступки гражданскому обществу и выпускает подписанный 17 октября 1905 г. «Манифест об усовершенствовании государственного порядка», в котором объявлены свобода совести, свобода слова, свобода собраний и союзов. Провозглашаемый в манифесте принцип свободы слова шел вразрез с деятельностью цензурного ведомства – Главного управления по делам печати. «Временные правила о повременных изданиях», подписанные 24 ноября, законодательно упраздняли, до принятия закона о печати, цензуру в городах (в регионах она продолжала существовать). В этот период, при наличии законодательного запрещения цензуры, акцент смещается на «наказания». В результате только 22 октября – 2 декабря 1905 г. в Москве и Петербурге уголовные преследования против прессы возбуждались 92 раза.[127] Несмотря на декларированные гражданские свободы, вполне эффективно действуют механизмы их подавления. Реформы того периода не меняют саму структуру общества, которое оставалось сословным. Наличие неравных в правах сословий не позволяло прессе стать полноценным механизмом, обеспечивающим диалог в обществе, так как периодическая печать естественным образом была зависима от крупного капитала и промышленников или от государства, что автоматически лишало некоторые политические силы собственных возможностей в публичной сфере. Разумеется, изоляция определенных политических сил от принятия политических решений сопровождалась попытками государства осуществлять цензурный контроль за определенными видами изданий некоторых политических партий. Вместе с тем необходимо констатировать появление в период между революциями 1905 и 1917 гг. партийной печати, которая, разумеется, не могла быть массовой ввиду небольшого количества грамотного населения, однако все же это свидетельствует о том, что в целом развитие прессы шло по той же траектории, что и за рубежом, несмотря на отсутствие какого-либо документа, гарантирующего свободу печати.
Приход к власти большевиков существенным образом не изменил ситуацию. Декрет о печати, принятый 27 октября (9 ноября) 1917 г., фактически позволил закрыть несколько сотен оппозиционных газет. Вместе с тем в декрете подчеркивался его временный характер, указывалось на то, что всякие административные воздействия на печать будут прекращены, а мнения можно будет высказывать свободно, когда обстановка в стране стабилизируется.
Советский порядок, установленный для коммуникаций, нами характеризуется как система коммуникационного контроля, то есть в значительной степени все советское общество и вся советская идентичность были связаны с построенной в стране разветвленной и сложной организацией коммуникаций и контролем со стороны главного политического монополиста. Без эффективной работы этого механизма коммуникаций советская модель оказалась бы нежизнеспособной. Отсутствие контроля привело бы к наличию в открытой публичной сфере идеологий, прямо противоречащих официальной коммунистической, что могло бы вызвать не просто протесты, но и подрыв авторитета верховной советской идеологии, которая, в свою очередь, единственная цементировала Советский Союз. В основе советского режима в стране находилась модель двойной идентичности, о которой писали ряд ученых.[128] С одной стороны, перед властью стояла задача сформировать чисто советскую идеологию, чтобы создать единую (вненациональную) общность – советский народ. С другой стороны, необходимо было обеспечить возможность включения в СССР различных национальных групп и народов, то есть поддерживать национальную идентичность народов и этносов. Таким образом, складывалась модель двойной идентичности, когда национальное самосознание (на уровне конкретной республики, народа, включенного в «большую семью народов») дополняется наднациональным, которое основывалось на доминирующей идеологии и партийности. Советская идентичность в значительной степени базировалась на руссификации и перемешивании русскоязычных и вообще славянских народов с остальными.[129]
Ознакомительная версия.
