Ознакомительная версия.
Экспертиза особенно затребована в обществе потребления, когда тотальная коммодификация всех сторон социальной жизни настоятельно требует подтверждения качества той или иной услуги – где бы и кем бы она ни оказывалась. Коммодификация представляет собой тенденцию к превращению многих видов интеллектуальной деятельности, и в том числе экспертизы, в один из видов товара со всеми присущими последнему свойствами (уровнем качества, количеством ассортимента, стоимостью и пр.). Эксперт в данном случае выступает как человек, оказывающий оценочную услугу, на которого переложена весомая часть ответственности за качественное и стабильное функционирование социума. Например, сегодня каждая уважающая себя организация имеет штатного психолога, но еще недавно это показалось бы странным. Та же ситуация складывается с экспертами.
Эксперт – лицо, необходимое для перенесения ответственности. Фигура, на которую можно сослаться, инстанция, выносящая вердикт, но в то же время выступающая зачастую в роли «мальчика для битья», объекта критики. Эксперт получается фигурой одновременно и включенной в социальные процессы, и вынесенной из их потока. Его всегда призывают извне, словно бы из иного мира, предполагая, что у эксперта должны отсутствовать личные пристрастия, приверженность той или иной научной школе. Но, с другой стороны, от него ждут активной позиции и серьезной аргументации по конкретному сложному социальному, политическому, культурному или иному явлению.
С одной стороны, эксперт оказывается вне научного дискуссионного поля. Выводы, которых от него ждут, воспринимаются статично и декларативно. Это может придавать суждению эксперта элемент некоторой непререкаемости. С другой стороны, его непререкаемость вполне может находиться в поле игровой культуры, когда правила устанавливаются по ходу игры. И эксперт может быть опровергнут своим противником-экспертом противоположной стороны, что в принципе допустимо в научной среде. Экспертиза может быть просто не использована после ее выполнения или не приложена, если не устроит заказчика. Особенно если это частный заказ на экспертизу. И эксперт оказывается в странном положении – его мнение важно, но не является непреложным в выявлении результатов процесса, активным участником которого он является.
Эксперт также выполняет роль медиатора, фигуры, обладающей мощными посредническими, коммуникативными функциями. Эксперт аккумулирует в себе коммуникативный потенциал, он априори компетентен и поэтому может выполнять данные функции для наибольшей оптимизации социальной жизни. Эксперт, таким образом, реализует принятые в обществе коммуникационные стратегии и контакты, становясь необходимым лицом в сложной многоуровневой социокультурной цепочке.
В какой-то мере общество психологически чувствует себя более комфортно именно в этих условиях разделения ответственности. Изобилие явлений, предметов и направлений социокультурной деятельности заставляет прибегать для их оценки к услугам узких специалистов, усиливая уже имеющееся разделение компетенций, сфер влияния и приложений профессионального опыта.
Все это важно и для политической жизни, где от любого действия ждут однозначности и конкретности, результативности, но в силу объективных условий это не всегда достижимо. В таком случае нуждаются в экспертизе как поставленной хотя бы на время точке, приводящей к требуемой однозначности.
Участие культурологов в экспертной оценке политических событий и действий необходимо в связи с двумя важными и взаимосвязанными тенденциями. Во-первых, это усилившаяся тенденция мифологизации политической жизни [114] , а во-вторых, введение на качественно новой основе архетипов в социокультурное и политическое поле современного общества. Архетипы в современном обществе актуализированы и извлечены из ментальной сферы непроговоренного, что оценивается неоднозначно. Они выведены на рациональный пласт сознания, и это нарушает целостную глубинную основу архетипа [115] . В результате архетипы оформляются словесно, концентрируются в жестких визуальных образах и становятся доступными большому количеству людей. Но это приводит к тому, что архетипы становятся менее защищенными, подвергаются жесткому воздействию со стороны социальных структур. Обозначенные тенденции предполагают увеличение специалистов, которые могли бы в этих условиях способствовать ориентации в этом сложном мире.
Таким образом, современный архетип вербально и визуально оформлен, он прочувствован и востребован на уровне сакрального и профанного. Однако выведение архетипа из ментальной глубины приводит к тому, что к архетипу начинают применяться все современные гуманитарные технологии: его трансформируют в бренды, в сувениры, подвергают идеологической эксплуатации. Архетипы активно вовлекаются в сферу рекламы, в политику, где становятся инструментом имиджмейкерства, их стилизуют под символы организаций и т. п., упрощая пути проникновения в глубины подсознания.
Необходимость обращения к экспертизе обусловлена также увеличением роли визуальной составляющей культуры, создающей особый фон политического пространства. Визуальная культура понимается как способность восприятия визуальных образов, умение их анализировать и интерпретировать. Собственно, визуальная культура предполагает определенный уровень и навык грамотного визуального восприятия культурных символов и умения считывать, расшифровывать информацию культурных кодов, организующих пространство медиареальности [116] . Современная политика разворачиваются в стремительно возрастающем потоке визуальных способов воздействия, а это, в свою очередь, требует более компетентного консультирования и анализа со стороны эксперта-культуролога.
Необходимость отслеживать и анализировать визуальную составляющую современной жизни имеет несколько аспектов. Во-первых, это определение ракурса. Эксперт – это человек, который предлагает, а в ряде случаев и навязывает определенную точку зрения. Причем, точку зрения как в узком, так и в широком смысле этого слова. Видение проблемы под определенным углом, что демонстрирует экспертная оценка, может иметь разные, в том числе и далеко идущие последствия. По словам одного из министров обороны США У. Дж. Перри, «если вы видите цель, вы можете ее уничтожить» [117] . Таким образом, четкое видение может делать прозрачным и одновременно незащищенным исследуемое, что не всегда является задачей экспертизы, но может привести к неоднозначным последствиям.
Во-вторых, экспертиза, от которой в результате ждут оценку целостной картины произошедшего события, действия и т. п., может опираться (и вынуждена опираться) на повышенное внимание к деталям. Мозаику фактов в целое складывает эксперт, именно ему принадлежит решающая роль в складывании узора, который станет убедительным доказательством определенной точки зрения. Как говорил один из героев Р. Брэдбери, «можно убедить людей в чем угодно, стоит лишь уделить особое внимание деталям». Эксперт погружен в детали, которые он скрупулезно анализирует, сопоставляет, ориентируясь при этом не только на поиск объективной истины, но и на тот эффект, который произведет результат его исследования.
От эксперта ждут, как правило, неожиданного суждения (иначе, если ситуация очевидна, эксперта привлекать необязательно), эксперт разбивает привычные стереотипы и клише, которые составляют часть нашей природы. «Эти клише формируют саму нашу чувственность, это наш способ реагировать на мир», – замечает Е. В. Петровская [118] .
Возникает вопрос: эксперт ли определяет, что мы видим, или мы, уже имея определенную картину, ищем ее подтверждения? Вопрос, скорее всего, останется открытым, но учитывать его при рассмотрении феномена экспертизы необходимо. Эксперт – это одновременно визуальный фокус и расфокусированность, множественность социального зрения, если так можно выразиться.
Эксперт, на наш взгляд, востребован еще и с позиций двойного кодирования, присущего постмодернистскому подходу к современности [119] . Двойное кодирование предполагает одновременную доступность продукции, понятность и упрощенность для восприятия обыкновенным потребителем, а в то же время наличие подтекста, воспринять который может только интеллектуал, профессионал, специально подготовленный человек. Этот подход распространяется и на продукцию политического характера. Первый аспект воспринимается всеми без особой подготовки, более того, большей частью, визуальный или лозунговый материал политического свойства специально рассчитан на неподготовленного, «любого» реципиента. Однако определить подтекст, а, значит, и степень воздействия продукции может только эксперт. Поэтому значение экспертизы в предоставлении качественного материала увеличивается, а вслед за этим возрастает роль эксперта, его личного участия и ответственности.
Ознакомительная версия.
