Ознакомительная версия.
Словари фиксируют старофранцузское употребление слова danger в значении «превосходство, преимущество, власть». Первоначально выражение être en dangier d’aucun означало «быть в чьей-либо власти». Современный смысл – «опасность», зафиксированный с 1340 года, возможно, выделился из en dangier de, пройдя смысловую эволюцию от «быть в чьей-то власти» до «опасаться чьих-то действий». Постепенно именно этот смысл вытеснил все прочие смыслы.
Сегодня слово danger во французском языке употребляется следующим образом:
mettre en danger (la réputation, les intérêts de qn); aimer, mépriser, craindre, fuir, éviter, écarter un danger, échapper au danger, être hors de danger,
courir, encourir, dénoncer, braver, affronter, mépriser, conjurer, voir, sentir, fleurer, côtoyer, deviner un danger;
s’exposer à un danger, comporter, présenter du danger, se prémunir, se défendre contre; parer un danger; trembler, frémir devant; un danger menace, naît, renaît, guette, subsiste; persiste, apparaît, disparaît; un danger grave, pressant, imminent, croissant, menaçant, redoutable, immédiat, évident, certain.
Происхождение французского понятия, заставляющего в нем видеть аналог русской угрозы, не в смысле этимологии этого русского понятия, а в смысле привязанности его к человеку, позволяет увидеть истоки представлений о том, почему можно бросить вызов опасности, презирать, игнорировать угрозу и так далее. Потому что прототипически за этим видом угрозы, опасности стоял человек. Здесь вторичная конкретизация понятия через метафорику воскрешает его этимон. Отсюда, возможно, и изначально ошибочно понятое выражение aimer, mepriser le danger, которое с большой вероятностью могло обозначать любить чью-то власть, презирать чью-то власть. То, что базовое понятие опасность во французском языке имеет социальную, а не стихийную природу, свидетельствует о том, что у французов как у нации в этом вопросе социальный опыт стоит на первом месте, отодвигая опасности иного происхождения на второй план. Что естественно: французы уже по меньшей мере двенадцать веков живут в государстве с четко очерченными властными полномочиями одних социальных групп по отношению к другим.
Анализ приведенной сочетаемости показывает существенное отличие в образах французской danger и русской опасности: в ситуации человек – опасность во французском сознании активен человек, который ведет войну с опасностью. Danger угрожает, подстерегает, существует и настаивает в своем существовании, персонификация ее образа, безусловно, выражена в этой сочетаемости, но подчеркнута еще более поведением человека по отношению к ней. Французскую опасность, впрочем, как и русскую, можно презирать и любить, однако только французскую опасность можно braver, se prémunir, se défendre contre, parer un danger. Эти глаголы описывают враждебное, вызывающее поведение человека по отношению к опасности. Так же, как и любого врага, danger по-французски можно разоблачить и заклинать, обнаруживать ее человек способен всеми своими органами чувств и далее сражаться и побеждать. Danger не настолько коварна, как русская опасность, она не может таиться, скрываться, danger может только упорствовать и давить. Среди прилагательных на это же указывают évident и certain. В распоряжении человека все возможности «убегания» от опасности, все возможности «отклонения» ее. Перед опасностью человек может либо дрожать и трепетать, точно как перед лютым врагом, либо идти ей навстречу не боясь (braver), выставлять себя не боясь (s’exposer).
Итак, в языке danger описывается как одушевленное и активное существо, наделенное превосходством, но не столь же активное, как человек, ведущий с ней войну.
Сочетаемость danger описывает скорее поведение человека, нежели поведение danger. Мы полагаем, что такая ситуация в большей мере объясняется историей развития значения этого слова, ведь первоначально им описывались взаимоотношения двух людей, сильного и слабого, и именно поэтому эти взаимоотношения описываются в терминах войны, которую ведет слабый, дабы выровнять свои шансы на победу.
Синонимом слова danger выступает слово и понятие péril. У Чезаре Рипа мы находим такое описание péril: «Молодой человек идет по тропинке, опираясь на палку, и вдруг змея кусает его в ногу. Справа от него пропасть, слева – водный поток, с небес его поражает молния. Палка олицетворяет хрупкость нашей жизни перед лицом опасности, хотя мы и опираемся на нее в тяжелые минуты. Гром, вода, пропасть – опасность грозит нам отовсюду» (1). Из этого описания мы видим, что во французском языке исторически также присутствовала связка понятия опасности с природными фактами и явлениями.
Приглядимся к этому слову повнимательнее. Французское péril произошло (980 год) от латинского periculum, означавшего «проба, опыт, испытание», отчего произошли вторичные значения «риск, опасность», также в средневековой латыни «опасность для души, проклятие». Periculum образовано от глагола periri – «испытывать, экспериментировать», быстро замененного глаголом experiri (родоначальником французского и русского эксперимента). Первоначальный смысл глагола, видимо, «идти вперед, проникать вглубь». Это слово с первых же текстов обозначает состояние опасности, в котором находится человек. То есть первоначально, сделаем такое допущение, слово обозначало опасность, которой подвергал себя человек, исследующий или испытывающий природу. В старофранцузском языке у слова были особые значения «шторм, буря», а также «риск, связанный с чем-либо». Опять же можно увидеть, что и этот контекст описывает ситуацию, когда человек добровольно испытывает обстоятельства с какой-то целью, идет по морю для открытия, захвата, охоты и вследствие этого сталкивается с силами природы. Иначе говоря, не природа нападает на него, как у русских, а он вторгается в пределы природы с какой-то целью.
В современном языке это слово определяется как положение, состояние, характеризуемое высокой степенью риска, а также то, что угрожает безопасности.
Это слово употребляется следующим образом:
etre aux milieux des périls, mettre sa tête en péril, courir un (des) périls), s’exposer au péril, affronter, braver les périls avec audace etc.
Отметим сразу, что péril – слово письменного языка и не слишком употребляется в живом языке, за исключением, пожалуй, нескольких выражений: il n’y a péril en la demeure и faire qch a ses risque et périls. Очевидно, что слово péril часто употребляется во множественном числе также и потому, что оно мыслится по преимуществу неодушевленно, а также как некая совокупность неблагоприятных обстоятельств. Эту неодушевленность мы склонны связывать с тем образом péril, который запечатлел для нас Чезаре Рипа. Но вот что интересно: сочетаемость слова свидетельствует не о том, что эта опасность «нападает» на человека, а о том, что человек сам подвергает себя этой опасности, что мы уже однажды отмечали, когда говорили об этимологии péril. А раз так, то логично ослабление мотива противостояния, борьбы, войны.
Третье понятие, описывающее во французском языке и менталитете понятие опасности, обозначено как menace (n. f.). В современных словарях оно определяется как проявление чьего-либо гнева, «имеющее целью вызвать чувство страха, связанное с намерением причинить зло».
Некогда, по свидетельству Чезаре Рипа, аллегорически это понятие изображалось так:
«Женщина с открытым ртом, с головным убором, напоминающим страшное животное, одетая в серую, расшитую золотым, красным и черным ткань. В одной руке у нее меч, в другой – палка. Угрозы – это проявление того, что должно пугать и ужасать других, а страх может родиться четырьмя путями: от лица, от одежды, от меча и от палки».
Мы видим большое совпадение средневековой и современной трактовок этого понятия. Происходит это от его однозначности и детерминированности ситуации, к которой оно привязано.
Этимологически menace произошло (881 год) от народно-латинского minacia – «проявление насилия, жестокости, свидетельствующих о намерении причинить зло». Слово образовалось через прилагательное minax от латинского minae, первоначально обозначавшего выступ скалы, стены. Идея падения/выпадения/низвержения, как мы уже писали, семантически выделена в индоевропейских представлениях: обрушение скалы, низвержение камней связано с идеей опасности через многочисленные опыты античных и ближневосточных народов, идущие от смертоносных землетрясений конца прошлой – начала нынешней эры, и неизменно ассоциированные с гневом богов. От «чего-то нависающего», таким образом, был сделан переход к идее угрозы, опасности, поддержанный уже имевшейся у этой группы представлений аллегорией дамоклового меча.
Ознакомительная версия.
