Ознакомительная версия.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта-то вся история и этот-то солдат так мучительно, неотступно держали, давили, и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраниться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно не болело, оно было бы здорово, ежели бы они не тянули его; но нельзя было избавиться от них».
Здесь в едином эмоциональном потоке неразделимо слиты мысли, реальные и фантастические представления, воспоминания, физиологические ощущения – все это и создает то уникальное состояние полусна-полубреда, в котором находится раненый Ростов.
Одним из приемов психологического анализа становится передача впечатлений героев от внешнего мира. В описательных деталях и подробностях Толстой впервые в литературе ощутимо переместил акценты: основное внимание сосредоточено не на самих предметах и явлениях внешнего мира, а на том, как воспринимает их персонаж, какое эмоциональное освещение и осмысление они получают в его сознании. Иными словами, предметная изобразительность в большой степени была поставлена писателем на службу психологизму. Не случайно в его творчестве так часто встречается повествование, ведущееся как бы от лица нейтрального рассказчика, но с точки зрения какого-то конкретного героя, как бы через призму его сознания. При этом и сами явления действительности могут быть показаны в необычном ракурсе, свежо и впечатляюще, и, главное, характер восприятия внешнего мира очень много говорит о психологическом состоянии человека. Вот, например, впечатления Наташи от театрального зрелища:
«На сцене были ровные доски посередине, с боков стояли крашеные картоны, изображавшие деревья... В середине сцены сидели девицы в красных корсажах и белых юбках. Одна, очень толстая, в шелковом белом платье, сидела особо, на низкой скамеечке, к которой был приклеен сзади зеленый картон. Все они пели что-то».
Здесь в восприятии Наташи предельно обнажена условность театрального действия, которая кажется героине фальшью, и Толстой, отталкиваясь от внешнего впечатления, немедленно объясняет, почему Наташа не могла иначе воспринять оперу:
«После деревни и в том серьезном настроении, в котором находилась Наташа, все это было дико и удивительно ей. Она не могла следить за ходом оперы, не могла даже слышать музыку: она видела только крашеные картоны и странно наряженных мужчин и женщин... она знала, что все это должно было представлять, но все это было так вычурно-фальшиво и ненатурально, что ей становилось то совестно за актеров, то смешно на них».
Точно воспроизведенным впечатлением здесь подчеркивается обычный толстовский психологический контраст – между правдой и ложью, искренностью и фальшью. Передача впечатлений от внешнего мира становится важной формой психологизма, как и во многих других сценах: картина Островненского боя дана в восприятии Николая, эпизод Бородинского сражения и казнь пленных – в восприятии Пьера, купающиеся в пруду солдаты – как впечатление князя Андрея. Эти и другие подобные эпизоды неизменно важны для нравственного развития героев.
Особое значение приобретают внешние детали-впечатления в ключевых сценах романа, в переломные моменты душевного развития героя. В этих сценах деталь внешняя, иногда даже случайная, вдруг становится центром внутреннего мира: она собирает вокруг себя, организует все те смутные, иногда интуитивные душевные движения, которые неосознанно накапливались в подсознании. Очень выразительные эпизоды этого плана – две встречи князя Андрея со старым дубом по дороге в Отрадное и обратно, его впечатление от «высокого, бесконечного неба» на Аустерлицком поле. Деталь-впечатление становится здесь последней точкой, делающей ясной для самого героя его психологическое состояние.
В заключение обратим внимание на организацию художественного времени при психологическом анализе. Для Толстого характерно расхождение между тем временем, в которое реально проходило переживание, и временем рассказа о нем. Длительность повествования о чувстве или эмоциональном состоянии не зависит от того, как долго длилось само это состояние. Анализ переживания, продолжавшегося секунды, у Толстого может занимать абзац, период, страницу – словом, столько, сколько нужно, чтобы исчерпывающе раскрыть все составляющие внутреннего мира и до конца, ясно и точно объяснить их. Еще Чернышевский обратил внимание на эту особенность толстовского психологизма, отметив внутренний монолог Праскухина из «Севастопольских рассказов»: там на полутора страницах передается то, что герой подумал и почувствовал за доли секунды. По тем же принципам строится художественное время и в «Войне и мире». Вот, например, изображение мыслей и чувств княжны Марьи (внутренний монолог, произнесенный между репликами в диалоге, т.е. за очень короткий промежуток времени):
«"Так вот отчего! Вот отчего! – говорил внутренний голос в душе княжны Марьи. – Нет, я не один этот веселый, добрый и открытый взгляд, не одну красивую внешность полюбила в нем; я угадала его благородную, твердую, самоотверженную душу, – говорила она себе. – Да, он теперь беден, а я богата... Да, только оттого... Да, если б этого не было..." И вспоминая прежнюю его нежность, и теперь глядя на его доброе и грустное лицо, она вдруг поняла причину его холодности».
Здесь одномоментное по сути психологическое состояние развернуто во времени, исчерпывающе воссоздано и объяснено в подробном внутреннем монологе.
Подобная организация художественного времени позволяла Толстому донести до читателя все богатство внутреннего мира своих героев, подробно и до конца объяснить психологические процессы и состояния.
Стремление Толстого максимально точно передать психологическую динамику, сделать четким и понятным все смутное во внутреннем мире героев, объяснить и растолковать любое душевное движение, вскрыть его нравственный смысл делало психологизм Толстого чрезвычайно подробным и глубоким. Это, в свою очередь, обусловило необычайно сильное эстетическое воздействие толстовского психологизма: необходимый писателю эффект «заражения» читателя чувствами и мыслями персонажей (а через них и авторскими) достигался в максимальной степени. Огромной заслугой Толстого было то, что он последовательно распространил психологический анализ на динамику душевной жизни, художественно освоил «диалектику души». Все это, в сочетании с огромным для эпоса объемом психологического изображения и подчеркнутым, пристальным вниманием к процессам душевной жизни, создало Толстому заслуженную славу крупнейшего художника-психолога не только в русской, но и в мировой литературе.
Ф.М. Достоевский
«ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ»
Ф.М. Достоевский вошел в историю мировой литературы как писатель-философ. Практически в каждом произведении Достоевского мы погружаемся в мир «последних вопросов», сталкиваемся с настойчивыми попытками разрешить коренные загадки человеческого бытия, с напряженными идейно-нравственными поисками. В силу особенностей миросозерцания философская проблематика всегда была в центре внимания писателя, составляя содержательный стержень его романов.
Однако Достоевского интересовала не абстрактная философская истина, а та идейно-нравственная правда, которая пережита и лично выстрадана человеком; правда, обретенная им в итоге нелегкого пути проб и ошибок, заблуждений, сомнений, прозрений. Искание и постижение универсальной философской истины в процессе личностных идейно-нравственных поисков – основная проблематика произведений Достоевского.
Личностный характер философской проблематики закономерно выдвинул на первый план вопрос о нравственной ответственности человека за все, что происходит в мире. Проблема добра и зла – центральная в романах Достоевского – решается писателем не отвлеченно, а применительно к конкретному человеку, в плане его личной причастности к тому и другому. Герои Достоевского крайне остро и болезненно воспринимают чужое горе и страдание, постоянно чувствуя, что боль других имеет к ним самое непосредственное отношение. Так, Раскольников ощущает личную ответственность не только за судьбу матери и сестры, но и за страдания семьи Мармеладовых, и за неизвестную ему девочку, и за те сотни жизней, которые «попадают в процент» и «уходят куда-то... к черту, должно быть», – в конечном счете, герой чувствует нравственную причастность ко всем людям, потребность найти корень зла и уничтожить его.
Раскрытие такой проблематики естественно вело к появлению в произведениях Достоевского глубокого психологизма. Своеобразие его психологического стиля во многом определялось и особым характером изображенных им героев. Как и у Толстого, герои у Достоевского разрешают проблемы, которые волнуют самого автора. Им свойственны, следовательно, исключительная философичность мышления, обостренная эмоциональная чуткость, неординарность внутреннего мира. Такие черты были необходимы для того, чтобы философская проблематика романа была поставлена и разрешена на авторитетном уровне.
Ознакомительная версия.
