Максим Кронгауз - Русский язык на грани нервного срыва. 3D

Иногда издевательство действительно имеет место. Так сказать, “бережное отношение” к цитате заключается в том, что цитата сохраняется полностью, но цитируется в необычных условиях, например абсолютно не к месту. Контекст или сама ситуация цитирования, как правило, “снижают” пафос. Таковы уголовные наколки, иногда совпадающие с политическими лозунгами, или цитирование политических лозунгов на стенах общественного туалета. Очевидно, что туалетные граффити были на самом деле разрушением текстуально совпадающих с ними лозунгов и поэтому издевательством над ними.

В качестве яркого примера разных подходов к цитированию я приведу два стихотворения. В стихотворении Давида Самойлова “Пушкин по радио” строки Пушкина и Самойлова сосуществуют и взаимодействуют. И хотя контекст у пушкинских строк непривычный (имеет место перенос во времени и определенное “снижение”), неясно, нужно ли говорить о каком-либо разрушении:

В стихотворении же Николая Глазкова “Ворон” (привожу его целиком) в последней строфе происходит очевидное разрушение речевого клише никогда , восходящего к мистическому стихотворению Э. А. По (в различных русских переводах встречается как “никогда”, так и “nevermore”). Это разрушение подчеркивается абсолютной неправильностью последней вопросно-ответной пары:

Одной из таких любимых “игрушек” всегда была строчка из Тютчева – Умом Россию не понять. Как ее только не продолжали! Например: Умом Россию не понять , а другим местом больно. Несколько раз ее творчески переработал Игорь Губерман, большой любитель искажения классики: Умом Россию не понять , а чем понять – опять не ясно , или более грубо: Давно пора , та-та-та мать (цензура моя. – М. К .), умом Россию понимать (вспомню у него же: Счастливые всегда потом рыдают , что вовремя часов не наблюдают ). В чем смысл такой игры? Предполагается, что собеседники должны опознать цитату и понять, ради чего ее исказили. Это напоминает двойное подмигивание. Первый раз: “Ну что, узнал?” И второй: “Смотри, что я с этим сделал, сейчас будет смешно!” Само клише таким образом привлекает внимание и одновременно является тестом на “свой – чужой”, а игра с ним по замыслу говорящего должна вызвать юмористический эффект (что, впрочем, не всегда удается). Смыслы речевого клише и его искажения как бы сталкиваются, и вместо одной линейной фразы возникает многомерный текст. Разрушитель цитаты вступает с ее автором в короткую и комическую дискуссию.

Поучительна сравнительно недавняя история этого приема. В советское время им пользовались в основном эстеты, запрещенные и полузапрещенные писатели, авторы самиздата. Материалом часто служили советские лозунги, цитаты из песен и кинофильмов, в результате чего возникал особый антисоветский юмор. Так, фраза Мы рождены , чтоб Кафку сделать былью (В. Бахчанян) разрушала не только советское песенное клише Мы рождены , чтоб сказку сделать былью , но и стоящий за ним жизнерадостный и жизнеутверждающий пафос социалистического житья-бытья, а Кафка и сказка в таком столкновении по существу становились противоположностями, антонимами.

Здесь можно еще раз вспомнить И. Губермана:

Два речевых клише советского времени сочетаются и борются одновременно, создавая двухуровневое советское пространство. Реальное вольно , смирно и кругом хотя и вытесняет мифологическое вольно дышит человек , но существует и воздействует на читателя именно за счет энергии разрушения последнего.

В перестройку этот прием расцвел и вышел на улицы. Я помню, с одной стороны, актуальные шутки в КВН: Бразильский бы выучил только за то, что надо ж куда-нибудь ехать. Это короткая дискуссия с патриотизмом Маяковского: “Я русский бы выучил только за то, что им разговаривал Ленин”. В дискуссии происходят две юмористические и одновременно полемические подмены. Русский язык заменяется несуществующим бразильским, а в качестве повода для самообразования вместо гордости Лениным выдвигается желание побыстрее сбежать. Сходный механизм действует в полемически издевательском лозунге времен Перестройки. На демонстрациях появился плакат со слегка измененным советским клише Партия есть наш ум и совесть (вместо Партия – ум, честь и совесть нашей эпохи). Но в слове есть жирной косой чертой был перечеркнут мягкий знак, что превращало глагол быть в глагол есть, а восхищение Партией (КПСС, естественно) сменялось ужасом перед ее людоедством: Партия ест наш ум и совесть. Многомерность смыслов была представлена наглядно, поскольку на плакате присутствовали и конкурировали обе фразы. В августе 91-го появились лозунги против ГКЧП, разрушающие клише и обыгрывающие фамилии участников: Кошмар на улице Язов и другие.

Потом этот прием подхватили юмористы, а потом он и вовсе был поставлен на поток. Легко назвать с ходу несколько газет, где практически все заголовки (или скажу осторожнее: не меньше 50 %) устроены подобным образом. Сидит там специально обученный человек, находит подходящую цитату, и раз… искажает ее до – нет-нет, как раз до узнаваемости. Конечно, ни о какой многомерности смыслов речи уже нет, задача состоит просто в том, чтобы чем-то известным привлечь внимание и обозначить тему статьи.

Например, в статье с заголовком Все котлованы ведут в Храм (отсылка к фильму “Покаяние” и одновременно к фразе Все дороги ведут в Рим ) речь идет о котлованах и никакой дискуссии с фильмом нет. Заголовок Дело Мумми-Тролля живет и побеждает означает, что тема статьи – детская литература. В Полонезе Явлинского тема – Явлинский, а полонез Огинского попался под руку случайно, из-за созвучия фамилий. Прием стал чрезвычайно модным (а в некоторых СМИ почти обязательным) и, как следствие, потерял смысл, многомерность и перестал быть смешным. Изменилось еще одно. Если раньше основным материалом были цитаты из литературы, кинофильмов, а также политические лозунги, то сегодня на первое место выходит реклама. Из полюбившегося рекламного слогана выкидывается одно (или несколько) слово, на место которого вставляется все что угодно. Кто только не побывал за последние годы “в одном флаконе”! Про кого только мы не узнали, что “не все они одинаково полезные”!

А реклама в свою очередь сама использует известные цитаты, иногда не слишком пристойные. Вот мне подмигивают с рекламного щита: Плохому водителю знаки мешают. (Узнал? А как же. Смешно? Не очень.) Короче, выходит замкнутый круг или, если хотите более оптимистичного взгляда, производственный цикл. Все идет в дело и по нескольку раз.

Один иностранец сказал мне: “Знаешь, почему так трудно понимать русские тексты? В них слишком много скрытого юмора. Ну что вы за люди такие, все время шутите, все время иронизируете”. Я пожал плечами, а про себя подумал, что это уже как-то автоматически получается. Инерция приема.

P. S. Этот прием сработал и в моей книге. Начиная с ее названия (поклон Альмодовару и его “Женщинам на грани нервного срыва”) и кончая названиями отдельных глав. Честное слово, я этого не хотел, просто есть законы, которым невольно подчиняешься. А кроме того, читатель может развлечься, вспоминая источники цитат. Вот и следующую главу я начну с цитаты.

Эта строчка Пастернака, конечно, не об Олимпийских играх, не о спортсменах и не о спортивных журналистах. В спорте, в отличие от поэзии, пораженья от побед отличаются слишком заметно. И все-таки…