Генри Франкфорт - В преддверии философии. Духовные искания древнего человека

А вот и другой пример — тростник, росший на болотах Месопотамии. Из наших текстов отчетливо явствует, что сам по себе он никогда не считался божественным. Любая отдельная тростинка считалась просто растением, вещью, как и все остальные тростинки. Однако конкретная отдельная тростинка обладала удивительными, вызывающими священный трепет свойствами. Тростник обладал таинственной силой, заставлявшей его пышно расти по болотам. Тростник был способен на удивительные вещи. Музыка, вылетавшая из пастушеской свирели, или бессмысленные значки, которые с помощью тростникового стиля в руках писца принимали определенную форму и складывались в рассказ или стихи, — силы эти, всегда одни и те же, таились в каждой тростинке. Для жителя Месопотамии они складывались в божественную личность — богиню Нидабу. Это она заставляла тростник разрастаться на болотах. Если ее не было рядом, пастух не мог усладить сердце музыкой из тростниковой свирели. Ей воздавал хвалу писец, когда ему удавался трудный отрывок текста. Таким образом, богиня была силой, присутствующей во всех тростинках, она делала их тем, чем они были, наделяла таинственными свойствами. С каждой тростинкой она составляла единое целое в том смысле, что она пропитывала тростник как одушевляющее и характеризующее начало, но личность ее не растворялась в конкретном явлении и не ограничивалась одной или даже всеми существующими тростинками7. Художники Месопотамии в грубой, но выразительной манере ссылались на это родство, когда изображали богиню тростника. Она предстает в человеческом облике в виде почтенной матроны. Тут же изображен и тростник: он прорастает из ее плеч — он составляет с ней одно целое и кажется происходящим непосредственно из нее.

Таким образом, житель Месопотамии чувствовал, что в огромном числе индивидуальных явлений — конкретных кусках кремня, конкретных тростинках — он сталкивается с единой личностью. Он чувствовал, что существует как бы общий центр всех сил, наделенный особой индивидуальностью и сам по себе являющийся личностью. Этот личностный центр пронизывал все конкретные явления и придавал им те свойства, которые мы ь них различаем: все куски кремня — «Кремень», все тростинки — Мидаба и т. д.

Однако еще любопытнее тот факт, что одна такая личность могла сливаться с другими личностями, и тогда, будучи отчасти тождественной им, наделять их своими свойствами. Процитируем в качестве примера месопотамское заклинание, с помощью которого человек стремился слиться, в одно целое с Землей и Небом:

Человек пытается отвести чары от своего тела; внимание его сосредоточено на единственном качестве Земли и Неба — их священной неуязвимости. Когда он станет с ними одно, это свойство перейдет к нему и сольется с его существом, а тем самым он будет защищен от злых чар.

В другом, очень похожем заклинании человек стремится пропитать каждую часть своего тела неуязвимостью при помощи отождествления себя с богами и священными символами.

И в этом случае человек ищет лишь частичного тождества. Качества этих богов и священных эмблем должны влиться в члены человека и сделать его неуязвимым.

Подобно тому, как человек мог частично отождествиться с различными богами, так и бог мог частично отождествиться с другими богами и разделить с ними их природу и их качества. Например, мы узнаем, что лицо бога Нинурты — Шамаш, бог солнца, что одно из ушей Нинурты — бог мудрости Эа, и т. д.10. Очевидно, смысл этих любопытных заключений в том, что лицо Нинурты получило свой сияющий блеск от сияния, свойственного богу солнца, — и тем самым соучаствует в сиянии свойственном богу солнца и сосредоточенном в нем. Таким же образом его ухо — ибо жители Месопотамии считали ухо, а не мозг, средоточием разума — соучаствует в той высшей мудрости, которая является главным свойством бога Эа.

Порой подобные представления о частичном тождестве принимают несколько иную форму. Например, говорится, что бог Мардук — это бог Энлиль, если он властвует и держит совет, но он же — Син, бог луны, если он сияет в ночи, и т. д.11. Очевидно, это означает, что бог Мардук, властвуя и принимая решения, соучаствует в личности, качествах и способностях бога Энлиля, божественного исполнителя по преимуществу. Когда, с другой стороны, Мардук, как планета Юпитер, сияет на ночном небосклоне, он соучаствует в тех специфических силах, которые характеризуют бога луны и сосредоточены в нем.

Итак, всякое явление окружавшего месопотамянина мира было для него одушевленным, обладало собственной личностью, волей, собственным «Я». Но это «Я», проявлявшееся, например, в конкретном осколке кремня, не ограничивалось данным осколком; оно было и в нем, и за ним, оно пронизывало его и придавало ему его особый характер, равно как и всем другим кускам кремня. И поскольку подобное «Я» могло пронизывать много индивидуальных явлений, оно могло проникать и в другие «Я» и сообщать их собственным качествам нечто от своего специфического характера.

Таким образом, понять природу, многочисленные и разнообразные явления, окружающие человека, означало понять личности в этих явлениях, изучить их характеры, направленность их воль, а также пределы их власти. Это была задача, схожая с задачей понять других людей, изучить их характеры, желания, пределы их возможностей и влияния. И житель Двуречья интуитивно пользовался применительно к явлениям природы опытом, полученным в собственном человеческом обществе, истолковывая эти явления в социальных терминах. Проиллюстрируем это особенно ярким примером. У нас на глазах объективная реальность приобретает форму социального типа.

По месопотамским представлениям, околдованный человек мог уничтожить околдовавших его врагов; сжигая их изображения. Из этого изображения на человека глядело характерное «Я» его врага. Можно было настичь и. уничтожить это «Я» как у изображения, так и у самого врага. И человек предавал изображение огню с такими словами:

Совершенно ясно, что человек обращается к огню, рассчитывая на его разрушительную силу. Но огонь обладает собственной волей; он сожжет изображения — и тем самым врагов человека, — только если пожелает. И, решая, сжечь ли ему изображения, огонь становится судьей между человеком и его врагами: вся ситуация превращается в судебный процесс, в котором человек является истцом и просит огонь отомстить за него. Сила, таящаяся в огне, приняла определенную форму, она истолковывается в социальных терминах; она — судья.

Так огонь становится судьей, а другие силы принимают свою форму в аналогичных важных ситуациях. Гроза была воином, она посылала смертоносные молнии, и слышен был скрежет, издаваемый колесами ее боевой колесницы. Земля была женщиной, матерью, ежегодно дающей жизнь новой растительности. В таких случаях обитатели Месопотамии делали то же, что делали и другие люди на протяжении столетий. «Люди, — как говорит Аристотель, — уподобляют самим себе не только богов, но и образ их жизни»13.

Если бы мы должны были попытаться выделить наиболее характерную черту жителей Двуречья, мы бы указали, пожалуй, на удивительную настойчивость, с которой этот народ отыскивал и подчеркивал организованные взаимосвязи сил, которые он видел в природе. В то время как все люди склонны очеловечивать нечеловеческие силы и часто рассматривают их как социальные типы, месопотамская спекулятивная мысль в необычайной степени выявляла и систематизировала импликации социальной и политической функции, открытые в такой типизации, и оформила их в систему четко разграниченных учреждений. Очевидно, эта тенденция была тесно связана с природой общества, в котором обитатели Месопотамии жили и у которого заимствовали терминологию и иерархию ценностей.