Курм и Сильвий, Фетин, Бертольд и Батц видели блаженство рая и последние три подробно рассказывали о блаженстве рая и о различных мучениях адских. Если всмотреться в подробности этих рассказов, то сразу можно заметить, что в них прямо высказываются убеждения католиков того времени, поверья народные об аде и рае, о мучениях и блаженстве, чистилище и молитвах за усопших, и вдобавок личные воззрения каждого.
Фетин, закрыв глаза, увидел демонов и потом строгие лица в орденской одежде; далее он проходит между горами, потом реку, в которой мучаются грешники ему знакомые и т. п. Все это — верования, которых не чужды были в то время и монахи, и которых не признает и не утверждает ни Св. Писание, ни учение христианской церкви. То же самое нужно сказать и о Бертольде, который рассказывал о состоянии душ в чистилище и об освобождении их оттуда по молитвам знакомых и друзей. Ерос точно так же слышал и видел, как ввели в суд Андея, его земляка, которого он считал злодеем и преступником и которого так назвали судьи. Кутрат, Епарх и Курм говорили, что не им следовало умереть, а тем, которые были в соседстве, так что можно было даже слышать рыдания оплакивающих. Очевидно, в этих рассказах выразилась вера в суд, в мучения и блаженство тех лиц, которые обмирали.
Что же, спрашивается, это за видения? Мы уже прежде сказали, что при ослаблении желудочной и мышечной системы действует одна нервная или мозговая система, действует память и воображение и, конечно, действуют ненормально, как мы прежде объясняли. В этом состоянии память и воображение воспроизводят часто то, что соответствует настоящему состоянию. В этом состоянии часто сознание не оставляет больного, только оно не может выразить своей деятельности во сне. Некоторые, словно мертвые, не обнаруживали признаков жизни, тогда как все слышали и понимали, что говорили другие, и употребляли все усилия заговорить, но органы им не повиновались[261]. Такие, конечно, лица не видят никаких видений, потому что их слух и сознание заняты действительными предметами. Когда же сознание, воображение теряет нормальное отношение к миру действительному через расстройство восприемников нервных волокон, когда деятельность сознания слабеет, тогда воображение, не подчиненное сознанию и отделенное от мира действительного, создает, при содействии памяти, самые дикие картины, или превращает старые представления в образы, в картины и т. п., соответствующие настоящему состоянию. Ерос, у которого весь организм был расстроен, постоянно мог думать о смерти, о состоянии за гробом, о мучениях и блаженстве, — и вот, когда он ослабел, впал в обморок, воображение нарисовало ему в образах те представления, которые занимали его до обморока, и которые были общими убеждениями Греков. То же нужно сказать о Теспезии, Сильвии, Бертольде, Фетине и Батце. Замечательно, что Фетин даже не уснул, а только закрыл глаза и увидел то, что уже рассказано. Габиен или Плиний, как мы видели, соврал. Значит, о нем и говорить нечего. Курм видел духовных, которые советовали ему принять крещение в Иппоне. Из жизни Курма нам известен один только эпизод, и потому мы можем только строить предположения о видении его. Очень может быть, что Курм прежде и во время болезни думал о крещении, может быть, даже советовался с христианскими священниками, которые предлагали ему отправиться в Иппону и там креститься у Епископа Августина, — и вот эти представления, желания и т. п. теперь воспроизведены памятью и нарисованы в картинах воображением. Далее Курм слышал, что не его, а другого Курма, Кутрат слышал, что не его, а Демилия. Епарх слышал, что не его, а Никандра нужно отозвать от здешнего мира. Очень может быть, что в то время, или в тот самый момент, как Демилий, Никандр и Курм оканчивали жизнь, Кутрат, Епарх и Курм обнаружили некоторые признаки жизни. Очень легко могло случиться, что родные оживавших, обрадованные, решили, что не таких, а других богам угодно отозвать от здешнего мира. А оживавшим представилось, что слышат решение богов. Конечно, это только наше предположение, а не положительное мнение, потому что мы не знаем всех обстоятельств, при которых они ожили, и тех условий, в которых они находились во время обморока.
III. О магии и волшебстве, о колдунах и ведьмах. Мнения язычников и народные поверья
«Внутреннее влечение человека», говорит Бэкон, «к таинственному к чудесному породило магию и другие тайные науки».
«Убеждение в возможности повелевать миром духов и, помощию этих деятелей, скрытыми силами природы, было главным источником чернокнижия и волшебства», Сильвестр замечает.
«Страсти, преимущественно властолюбие и любостяжание, породили волшебников, астрологов, знахарей, колдунов и ведьм», говорит г. Хотинский.
«Ни одна наука в древности», говорит Плиний, «не пользовалась таким уважением и не была так прилежно изучаема, как магия».
ГЛАВА XVII
О магии и волшебстве
Языческая древность, все древние поэты, историки и ораторы говорили и рассуждали о магии, магах, магических действиях и суеверных магических книгах; особенно много и часто об этом говорили языческие поэты. Одни из писавших о магии и ее чудесах считали эти чудеса несомненно истинными, другие отрицали; третьи осмеивали их; четвертые недоумевали, что сказать о чудесах магии. Самые разноречивые ответы давали на вопрос: что такое магия и магики? Одни считали их людьми, имеющими дружеские сношения с духами подземного мира; другие смотрели на них, как на шарлатанов, обманщиков, которые, при помощи искусства и хитрости, заставляли невежественную толпу считать совершенно естественные явления или фокусничество за чудеса, за сверхъестественные явления. Вообще же с именем магии и колдовства соединяли понятие о ненавистном искусстве производить в природе явления неестественные, необыкновенные, совершать чудеса, причинять зло людям, гадать о будущем и т. п.
Мы укажем здесь на некоторых древних писателей, которые если не сами верили тому, что писали о магии, то, по крайней мере, верно передавали взгляд толпы на магию.
В древности очень многие были убеждены, говорит Тибулл, что магики могли сводить луну с небесной высоты, и что причина лунных затмений — в магическом искусстве некоторых лиц[262].
Тибулл свидетельствует также, что он сам видел, как одна колдунья околдовала на небе звезды и остановила молнию, которая должна была разразиться над землей. Далее Тибулл говорит, что по приказанию этой же колдуньи разверзалась земля и мертвые подымались[263].
Овидий приписывает магикам силу заклинать подземные силы, грозы, бурю и возвращать хорошую погоду[264].
Магикам и колдунам приписывали силу превращать людей в животных посредством известных им одним снадобий[265].
По словам Виргилия, магики усыпляли и заклинали змей[266].
Аппион, как говорит Плиний[267], заклял душу Гомера с целью узнать от него о своем происхождении и своем отечестве. Аполлоний Тианский, по словам Филострата[268], пришел однажды на могилу Ахиллеса, заклял его душу и просил, чтобы явилась тень героя. Могила поколебалась и он увидел удивительного юношу, ростом в пять локтей, который пред его же глазами вырос до двенадцати локтей. Аполлоний стал предлагать ему вопросы; но, заметив, что юноша позволяет себе неприличные шутки, заключил, что он одержим демоном, и исцелил его, изгнав из него демона. Апулей говорит, что Аполлоний Тианский возвратил жизнь девушке, которую хотели погребать. Асклепиад, следовавший за погребальной процессией, воскресил умершего, которого положили уже на костер. Уверяют, что Эскулап оживил Ипполита, сына Тесеева, Главка, сына Миносова, Капанея, умерщвленного во время осады, и Адмета, царя Ферского, что в Фессалии. Элиан говорит[269], что Эскулап обезглавленной женщине возвратил жизнь и голову.
Ираклий[270] утверждает, что Насамоны (в Африке) проводили ночи на могилах своих родственников, чтобы узнать от них будущее. Галлы или Кельты, по свидетельству Никандра, ходили с той же целью на гробницы своих великих мужей.
Лукан говорит[271], издеваясь, впрочем, над взглядом массы, что магики, колдуны и волшебники, при помощи своего искусства, производили на небе гром, без ведома Юпитера; что они нарушали правильное течение луны по ее орбите и притягивали ее к земле, удлиняли ночи, укорачивали дни; что вся вселенная подчинялась их велению, и мир цепенел, когда они начинали говорить или давали приказания.
Очевидно, что все эти рассказы о силе магического искусства, о могуществе и власти магиков и колдунов — не более как поэтические вымыслы. Поэты даже соревновались друг с другом в наполнении подобным вздором своих произведений, хотя и не были убеждены в истинности того, о чем говорили; большей частью они же первые и осмеивали то, о чем писали, и в этом случае сходились с дельнейшими людьми своего времени. И потому все эти или почти все рассказы не заслуживают никакого доверия, а доказывают только, как велики были в то время предрассудки, суеверия и заблуждения большинства. Но ни государи, ни жрецы не думали разочаровывать народ в этих предрассудках. Языческая религия терпела и оправдывала это суеверие, — и лучшая часть культа основывалась на этом суеверии.
