Гранитный массив, из которого была добыта Александрийская колонна, принадлежит к первобытной формации, верхние пласты которой подверглись разрушению коррозийных вековых влияний атмосферы. Масса его довольно однородна, абсолютно здорова, мелкозерниста и значительно плотнее, чем вышеупомянутая разновидность гранита.
Состав этой массы следующий: полевой шпат, широкопластный, исключительно красивого охристого оттенка, отсветы которого местами искристы, с отливом, в особенности под лучами солнца, которые создают прекрасную игру света на его отполированной поверхности; кварц темно-серого оттенка, неожиданно переходящего в сплошной черный, в массе имеющий зерна разной крупности; редкого качества черная слюда, пластины которой достигают трех-четырех линий.
Этот прекрасный гранит более теплых и красивых тонов и менее тусклый, чем гранит памятников древних Фив, с которыми, тем не менее, он имеет много общего, был отшлифован в совершенстве.
Во избежание разрушительных действий климата северных широт я прошпаклевал его специальным грунтом, что сделало его еще более полированным. Таким образом, состав монолитного стержня Александрийской колонны таков по своей прочности, что если не превосходит, то во всяком случае равен сиенитам.
Однако было бы заблуждением считать, что гранитные колоссы, обелиски и прочие египетские монолиты выломаны из сердцевины горных массивов. Только за исключением некоторых мест на юге Суаны египтяне во избежание больших затрат, связанных с этими работами, довольствовались выбором гранита среди отстоящих скал, рассеянных по стране, форма и размеры которых соответствовали каждому данному случаю.
Точно так же поступают современные подрядчики, которым поручено снабжение гранитом. Этим и объясняется незначительное количество следов гранитных разработок в Финляндии по сравнению с громадным количеством потребления его в Петербурге. Как бы там ни было, если знаменитый монолитный храм в Саисе был создан из единого блока гранитных скал, идущих вдоль берега Нила, близ Элефантианы, если огромная скала, служащая пьедесталом статуи Петра Великого, с трудом была извлечена из топи болот, где она была погребена в течение многих столетий, то эти скалы нисколько не значительней, чем та скала, из которой впоследствии был вырезан монолит Александрийской колонны.
Мне хотелось бы установить, каким образом приемы работ древних египтян при пользовании одинаковыми инструментами дошли до русских. Изыскания, сделанные мною по этому вопросу, не привели, однако, ни к каким достоверным данным, чтобы о них говорить здесь.
Приходится признать, что общеупотребимые приемы в искусстве гораздо более древни, чем можно было бы предполагать, и что они продолжают передаваться непрерывающейся традицией, путем постоянного подражания.
При строительстве никогда не существовало потребности отдавать предпочтение одному определенному стилю. Выбор стиля всегда зависел от наличия в местности камня или дерева, этим и объясняется совершенствование способов обработки того или иного материала…»
О перевозке монолита
«…Судно, на котором был перевезен монолитный стержень колонны, имело 147 футов в длину и 40 футов в поперечной балке, вышина его от киля до мостика — 13 футов 3 дюйма.
18-го января 1830 г. комиссия, руководившая работами, получила от морского министра план и смету, составленную для сооружения судна под руководством главного инженера.
Судно было построено в Петербурге на верфи купца Громова полковником Глазиным, одним из наиболее видных офицеров-конструкторов государственного флота. Это плоскодонное сооружение способно было выдерживать предельную нагрузку в 65 000 пудов, т. е. 2 600 000 фунтов, водоизмещением оно было не более 7 футов 3-х дюймов, что очень облегчало проход по многочисленным отмелям, встречающимся на пути плавания.
Были приняты все меры к тому, чтобы 5 июля 1832 г. судно бросило якорь у Пютерлакского карьера.
Подрядчик Яковлев, которому была поручена операция погрузки и выгрузки колонны, приступил к работе, располагая четырьмястами человек. Для осуществления погрузки колонны я распорядился выстроить мол, выдающийся в море на 30 сажен. Мол был сооружен из осколков гранита, отколовшихся при разработке скал. Заканчивался он портом длиною в 105 футов, шириною в 80. Сооружение это состояло из поставленного на сваи сруба, брусья которого, скрещиваясь, создавали подобие клеток; клетки эти заполнялись гранитом.
Сверху клетки перекрывались брусьями на близком расстоянии, а поверх брусьев укладывались доски в два слоя, что составляло мостовую порта, у окончания которого был выстроен поперек него выдающийся в море мол. Это создавало фарватер для судна. На молу были установлены кабестаны для погрузки колонны.
Мол, как и порт, имел 106 футов длины. Что же касается фарватера, то он был только 44-х футов ширины, чтобы создать устойчивость судна во время погрузки.
Чистка фарватера производилась двумя бригадами, работавшими посменно день и ночь. Этот форсированный темп расчистки дна был предпринят во избежание задержки работ.
Чтобы получить 10 футов глубины, необходимой для погрузки, потребовалось извлечь со дна два фута глины чрезвычайной плотности.
Хотя для доставки на судно колонны с места ее разработки приходилось преодолеть расстояние всего в 300 футов по прямой дороге, бесконечные шероховатости и неровности скалы по всему пути следования чрезвычайно затрудняли эту процедуру. Пришлось взрывать их на всей протяженности в 300 футов, а после расчистки от щебня уложить путь балками, положенными одна к другой <…>
Спуск колонны к молу начали еще до окончания нижнего участка пути, причем пришлось орудовать восемью кабестанами, так как, ввиду разности диаметров оконечностей колонны, она при спуске все время принимала диагональное направление. А исходя из того, что для правильности погрузки требовалось соблюдение абсолютной параллельности груза на краю причала, приходилось во все время пути следования колонны неоднократно поворачивать ее для восстановления параллели. Эта процедура поворота осуществлялась при посредстве мощного клина, оправленного железом, который через каждые 12 футов возвращал отклонившуюся в сторону колонну. Между клином и колонной попеременно помещали одну за другой доски, натертые мылом. Шесть кабестанов при помощи полиспастов тащили колонну вперед, в то время как два других, помещенных сзади, удерживали ее от вращения.
После двух недель упорного труда добились наконец того, что колонна покоилась на краю мола…»
О модели лесов
«Прежде чем начать сооружение самих лесов, я заказал их модель, которую демонстрировал в течение нескольких месяцев всем компетентным лицам, находившимся в Санкт-Петербурге, чтобы услышать их отзывы и воспользоваться советами. Только заручившись их одобрением, я решился на сооружение этой конструкции.
К модели лесов был сделан и монолит на тележке, со всеми канатами, блоками, кабестанами, все было взято в точных пропорциях так, чтобы была ясна вся картина операции, когда дело дойдет до установки самих лесов.
Эта модель в масштабе 1 дюйм: 1 фут пригодилась лучше всех чертежей, так как значительно облегчила плотникам сооружение самого помоста, а мне дала самые точные указания точек установки блоков, что помогло избежать трения канатов.
Плотники Фарафонтьев, Буйков и Кессарин были самыми ловкими работниками при сооружении лесов. Ими руководил мастер по каменным работам Антон Адамини, выполнявший в то время обязанности моего помощника, и господин Похль, конструктор-практик, также состоявший при мне. Десятник Иван Столяров оказал мне немаловажную помощь в этой серьезной операции».
О мировых памятниках
«Еще до Сикста Пятого многие папы мечтали установить на площади Святого Петра единственный уцелевший из цирка Нерона обелиск, оставшийся после разгрома Рима в 1547 г. Впервые эта мысль зародилась у папы Николая V. По его проекту обелиск должны были поддерживать четыре колоссальных бронзовых фигуры апостолов-евангелистов, а на вершине его он полагал поставить священный образ Искупителя, опирающегося на крест. И папы Юлиан II и Павел III желали также установить этот обелиск на той же площади, поручив проект Микелю-Анжу Буанарота, который, однако, отказался от него, опасаясь, что в случае неудачи, он потеряет свою блестящую репутацию, завоеванную многочисленными прекрасными произведениями. Григорий XIII с теми же намерениями неоднократно консультировался с искусствоведами и заказывал модели, которые его не удовлетворяли. Пришлось оставить эту затею. Казалось, что смелость египтян приводила в тупик художников современности настолько, что даже могуществу пап не хватало ни энергии, ни возможностей.
