Обыкновенно, описывая это общество, подчеркивают возрастающую значимость личности по отношению к гражданскому обществу, как будто бы это последнее переживало глубокий упадок и существовало лишь как пустая форма. Действительно, история этой эпохи предлагает целую галерею исключительных персонажей: правителей, полководцев, авантюристов, путешественников, философов, писателей и художников, чья славная или трагическая судьба разворачивалась, казалось бы, вне старых рамок полиса. Эта независимость — новый феномен в греческом мире, и нам следует определить его важность и значение. Но было бы ошибкой заключить, что от гражданской реальности тогда осталось одно воспоминание. Конечно, в политических играх отныне доминировали не полисы, а царства. В целом полисы, даже объединенные в союзы, подчинились более сильным, крупным государствам. Однако этот феномен касается в основном масштабных, поворотных событий, которые выходят на авансцену истории и становятся объектом изучения историков. Зато на заднем плане, в повседневной жизни и для подавляющего большинства греков, полис продолжал существовать и играть свою роль: он оставался рамками, в которых разворачивалась со своими страданиями и радостями жизнь среднего грека, который, как и раньше, был тесно связан с судьбой своего города, разделял его несчастья и благополучие, зависел от его защищенности, участвовал в местных культах, чтил память его предков и удовлетворял в гражданском сообществе свои амбиции. Здесь бесценными свидетельствами являются эпиграфические источники: благодаря множеству надписей и особенно посвящениям, дошедшим до нас в огромном количестве, мы можем непосредственно проникнуть в обыденную жизнь греческих полисов — больших и малых, — увидеть деятельность магистратов, именитых граждан, членов комиссий и советов, функционирование общественных институтов, усилия, прилагаемые, чтобы справиться с внутренними и внешними проблемами, с угрозой войны или голода, внутренними распрями или внешним вторжением. Эта огромная масса первоисточников позволяет уточнить то, что схематизирует или обобщает рассказ о событиях международного уровня. Она объясняет, почему, как это ни парадоксально, правильно было бы говорить об эллинистической эпохе как о «золотом веке греческого полиса». Золотой век — это слишком сказано, поскольку в эту эпоху, в отличие от классической, не было полисов, которые делали бы историю. Но они продолжали в ней действовать, и в этом огромном и разнородном мире они оставались базовым элементом общественной структуры, клеточкой, на которой основывалась вся цивилизация. Поэтому прежде чем приступить к рассмотрению специфических аспектов этой цивилизации, нам необходимо убедиться, что эта фундаментальная ценность, каковой является греческий полис, продолжала существовать и даже развивалась.
* * *
Эллинистический полис сохранил главные черты классического полиса. Это была форма организации человеческого общества, объединенного общей историей, мифами, культами. Центром его был город — крупный или маленький, к которому прилегала территория не очень значительная по своей площади. Он управлялся своими собственными институтами и законами. Он имел средства защиты, которые обеспечивали его безопасность. Наконец, он признавался как государство другими государствами и обществами. Сохранив все эти характеристики, оставшиеся от предыдущей эпохи, полисы Эллады и островов продолжали существовать, страдая от последствий соперничества великих держав, которых им было трудно избежать.
Сохранив все эти характеристики, оставшиеся от предыдущей эпохи, полисы Эллады и островов продолжали существовать, страдая от последствий соперничества великих держав, которых им было трудно избежать. Конечно, эти последствия серьезно ограничивали их свободу действий во внешней политике, а также не менее серьезно влияли на управление внутренними делами, когда господство одного человека или одной партии навязывалось извне. По правде говоря, это явление было не ново: во времена борьбы Афин со Спартой или Спарты с Фивами союзники того или другого государства-гегемона не были свободны в решении вопросов войны и мира и очень часто вынуждены были принимать главенство той партии или ту форму правления, которые им навязывал доминирующий полис. Абсолютная автономия была тогда только идеалом, который было трудно сохранить, когда наступал кризис. То же происходило и в эллинистическую эпоху. Не много было полисов, которые могли вести политику исходя из собственных интересов: обыкновенно им приходилось принимать в более или менее открытой форме контроль, если не протекторат, а иногда подданство от более или менее могущественной власти, распространявшей свое влияние на их регион. Чаще всего это была власть царя, чье государство или союзное объединение охватывало территорию полиса. В Эллладе к тому же существовали союзы полисов, которые пытались расширять или удерживать свое влияние в том или ином регионе и не терпели сепаратизма и даже проявлений независимости. На окраинах эллинистического мира это могла быть также варварская монархия, которой выплачивалась дань, регулярная или от случая к случаю, чтобы заслужить ее благосклонность и покровительство. Наконец, это была «дружба» с Римом, которая требовала особого обращения и со временем только увеличивала свое значение. Таким образом, от края до края эллинистического мира установилась система крайне сложных отношений, которые зачастую представали как альянс, симмахия, либо дружба, филия, и к которым примешивались, по крайней мере на словах, такие чувства, как добровольность, еипо'ш, признание, eucharistia, преданность, prothymia, отвечающие своего рода кодексу чести и поведения, который определял формальную сторону отношений между государствами. Разумеется, этот дипломатический язык и дипломатические формулы обычно прикрывали силовую политику. Но они широко применились участниками политической игры, даже если теоретическая независимость полиса в действительности была сильно урезана.
Когда же интересы какого-нибудь крупного государства не противоречили собственным интересам эллинистического полиса, проблемы, с которым этот последний сталкивался, существенно отличались от тех, что стояли перед полисом классической эпохи. Покажем это на примере и выберем для этого не очень большой полис, являющийся прекрасным образцом того типа городских сообществ, которые процветали на всем пространстве эллинистического мира, — Аполлонию Понтийскую. Она имела очень распространенное среди греческих полисов название, потому что ее божественный покровитель Аполлон сыграл важную роль в древнем процессе колонизации и многие колонии избирали для себя покровительство этого бога: для того чтобы различать их, было принято присоединять к названию «Аполлония» географическое уточнение. Аполлония на Понте была основана милетскими греками в конце VII века до н. э. на фракийском побережье Черного моря (территория современной Болгарии). Она была одной из факторий, которые крупный торговый полис Милет основывал до самой дельты Дуная, в том числе и Истрию (в Добрудже) чуть южнее устья реки, Томы (Констанца) — еще южнее (сюда был сослан при Августе Овидий, и здесь он написал «Скорбные элегии» и «Послания с Понта»), а также Одесс (Варна, в Болгарии). Аполлония была самым южным из этих милетских полисов. Она располагалась на южном берегу залива Бургас и, в свою очередь, основала на противоположном побережье залива поселение Анхиал, защищенное укрепленным постом. На западном побережье Понта Эвксинского кроме этих милетских колоний находились также колонии Мегары: наиболее крупная из них, Месембрия, основанная в конце VI века до н. э. выходцами из мегарских городов Боспора — Византия и Халкедона, — находилась севернее Анхиала. Между этими полисами, растянувшимися на какие-то 250 км вдоль небезопасного побережья, которому постоянно угрожали или которое разоряли варварские царства (геты — за Дунаем к северу, фракийцы или кельты — южнее), существовали не только коммерческие и союзнические отношения, но также — в духе пагубных традиций греческих полисов — соперничество, служившее источником пограничных конфликтов, которые в истории эллинизма случались повсеместно. Об одном из таких конфликтов упоминается в надписи на стеле, обнаруженной в Истрии: это текст прославляющего декрета, принятого полисом Аполлонией на Понте в благодарность гражданину Истрии, оказавшему им услугу в трудных обстоятельствах. Обращение к этим обстоятельствам, о которых ничего не сообщают другие источники, позволяет живо и детально представить проблемы и условия существования граждан этого небольшого греческого города в самый расцвет эллинистической эпохи.
«Он оказал добрую услугу Совету и народу. Синедрион предлагает. Принимая во внимание следующее: поскольку равнина по ту сторону залива [и крепость Анхиала были заняты месебрийцами], которые, начав против нас необъявленную войну, совершили столько кощунственных действий в отношении храма Аполлона и подвергли наш город крайней опасности, — поскольку истрийцы, связанные с нами общим происхождением, дружбой и преданностью нашему народу, прислали свой военный флот и свою армию нам на помощь во главе с Хегесагором, сыном Монима, достойным человеком, который, прибыв на место, защитил город, окрестности и порты совместно с нами и нашими союзниками, — поскольку с другой стороны крепость Анхиала, взятая и занятая врагом (что приводило к серьезным последствиям для нашего города и его доходов), была отвоевана Хегесагором совместно с нами и нашими союзниками, а затем срыта им до основания, — поскольку кроме того в морской операции против Анхиала, когда враг атаковал флот, Хегесагор сразился с более сильным противником, одержал верх и захватил корабль и его экипаж совместно с нами и нашими союзниками, — поскольку также при высадке, где он лично проявил особую храбрость, и во всех других сражениях, в которых он принимал участие, несмотря на опасность, он всегда одерживал победу и постоянно поддерживал в своих солдатах боевой дух, — вследствие этого народ, чтобы выразить свою признательность и почтение храбрым людям, — во имя доброй удачи Совет и народ решил прославить народ Истрии — своих друзей, соплеменников и союзников — за оказанную службу и особенно за флотоводца Хегесагора, сына Монима, установив для истрийцев почести, звания, а кроме того увенчав Хегесагора, сына Монима, золотым венком во время дионисий, возведя его бронзовую статую в доспехах на форштевене корабля, посвятив эту статую храму Аполлона Врачевателя и выбив в ее основании надпись, а также объявив об этих почестях на проходящих в Истрии празднованиях…»
