Одни эллины относились к обрезанию с куда большим отвращением, чем другие. Так, у сирийского царя Антиоха IV Епифана, потомка одного из величайших командиров Александра Македонского Селевка, это отвращение за годы правления в Иудее превратилось в ярую ненависть. Раввинов, которые по-прежнему совершали обрезания (таких раввинов-«резников» называли «мохель»), забивали камнями или натравливали на них диких собак. Матерей, допустивших, чтобы их сыновьям делали обрезание, «удавливали, вешали их задушенных младенцев им на шею, а затем распинали на кресте, в назидание прочим» — так написано в Книге Маккавейской. Согласно сборнику традиционных еврейских легенд под названием «Песикта де Рав-Кахана», записанных несколько веков спустя, при римском императоре Адриане дела обстояли еще хуже: римские солдаты «отрезали у живых иудеев их обрезанный половой орган и, подбрасывая его к небу, издевательски кричали, обращаясь к Богу — «Так вот что Ты выбрал?»»
Ясно, что обрезание стало для древних иудеев, а впоследствии и евреев особой метой, знаком отличия, который не только приносил им немало страданий, но и позволял иметь особые отношения со Всевышним. Не приходится, однако, сомневаться в том, что, устанавливая для своего народа это отличие и принимая соответствующее обязательство, Авраам искренне верил, что ставит свой пенис на службу Всевышнему. Тогда как прочие древние культуры поступали наоборот, ставя пенисы богов себе на службу. Фаллоцентрические мифы (например, об оплодотворяющих, созидательных актах мастурбации у Энки или Атума) были основой их религиозных текстов. Пенис индуистского бога Шивы играет настолько ключевую роль в священных текстах этой религии, что в одной книге по эстетике индуизма говорится, что Шиву, который ездит на быке, следует изображать с такой эрекцией, чтобы его орган доставал до пупа. Считается, что член Будды был подобен половому органу коня: он якобы втягивался внутрь. А вот в Ветхом Завете о пенисе Бога нет ни слова, поскольку у иудейского Бога нет тела. Вместо этого все внимание направлено на пенис человека — таинственный орган, одухотворенный Богом.
И этот таинственный орган должен быть вполне дееспособен. Ветхий Завет говорит следующее: «У кого раздавлены ятра или отрезан детородный член, тот не может войти в общество Господне»[21]. Раввинам, прежде чем им дозволялось служить в храме, приходилось предъявлять свои мужские органы и доказывать, что они находятся в рабочем состоянии. Позже нечто подобное стали требовать и от католических священников — и даже от Папы Римского. «Когда 11 августа 1492 года Родриго [Борджиа] был избран в папы, приняв имя Александра VI, — писал английский историк Уильям Роскоу, — то перед коронацией в соборе Святого Петра его отвели в сторонку, чтобы произвести окончательную проверку его способности пребывать на этом посту, хотя в его случае к ней можно было и не прибегать». Последние слова, несомненно, намекали на то, что у этого Папы Римского был сын, Чезаре Борджиа, один из самых известных политических деятелей тогдашней Европы.
«Окончательная проверка», о которой пишет Роскоу, сводилась к тому, что будущего Папу Римского сажали на специальное сиденье, называемое по латыни «sedes stercoraria» («навозное кресло»). Этот предмет, напоминающий допотопный стульчак, был сделан так, что, когда вновь избранный папа садился на него, его мошонка и яички опускались в специальное отверстие, чтобы специально выбираемый для этой цели кардинал мог убедиться в их существовании. Согласно легенде, происхождение это обычая было связано не столько с предписанием Ветхого Завета, не позволявшим кастратам входить в круг священнослужителей, а тем более занимать столь высокий пост, сколько с тем конфузом, который будто бы случился в Риме в IX веке, когда женщина, переодетая в мужское платье, некоторое время стояла во главе Святого престола под именем папы Иоанна VII. Было такое на самом деле или нет, сказать трудно, однако женщину эту и по сей день называют папессой Иоанной — да и специальное «проверочное кресло» также несомненно существует[22]. О том, что оно в самом деле имеется, свидетельствует, например, Питер Стэнфорд, бывший редактор лондонской газеты «Католический вестник», который, по его словам, даже смог немного посидеть на нем в одной из задних комнат Ватиканского музея. В своей книге «Папесса» Стэнфорд пишет:
Я присел на это кресло, и ощущение было такое, словно я что-то осквернил. В Ватиканском музее атмосфера, как в соборе, к тому же меня с самого детства учили ничего не трогать в Божьем доме… Но вот, с сильно бьющимся сердцем, побледнев от ужаса, я все-таки откинулся назад… Когда моя спина приняла вертикальное положение, я тут же почувствовал, что отверстие в сиденье, похожее на большую замочную скважину, было именно там, где нужно.
В библейском Ханаане некоторые из соседей древних иудеев воспринимали связь между пенисом и божественной властью на Земле буквально. «В таких племенах, — пишет в своей книге «Мифология секса» Сара Денинг, психоаналитик юнгианской школы, — для нового царя было не столь уж необычным съесть пенис своего предшественника, дабы преисполниться его священной властью». Как утверждает Денинг, доказательством существования подобного обычая, как и того, что иудеи наложили на него запрет, служит известная история из Книги Бытия: когда Иаков боролся с Богом, Тот, в разгар этой схватки, «коснулся состава бедра его[23] [Иакова]» (Бытие 32:25). По этой причине, как сказано в Библии, «…и доныне сыны Израилевы не едят жилы, которая на составе бедра, потому что Боровшийся коснулся жилы на составе бедра Иакова» (32:32).
Однако клятвы они давали как раз на бедре. В Книге Бытия Авраам приказывает своему слуге Элиэзеру: «…положи руку твою под стегно мое[24] и клянись мне Господом, Богом неба и Богом земли, что ты не возьмешь сыну моему [Исааку] жены из дочерей Хананеев, среди которых я живу» (24:2–3). Позднее Иаков, которого к тому времени уже звали Израиль, просит своего сына Иосифа: «…положи руку твою под стегно мое и поклянись, что ты окажешь мне милость и правду, не похоронишь меня в Египте, дабы мне лечь с отцами моими» (47:29–30). Все это вызывает недоумение, лишь если не знать, что переводчики Библии нередко использовали слово «чресла» (или, как здесь, «стегно») в качестве эвфемизма слова «пенис»[25]. Так, в книгах Бытие и Исход сказано; дети Иакова вышли из его «чресел». Сегодня представляется очевидным, что священная клятва между древними иудеями скреплялась прикосновением руки к мужскому органу. Ведь клясться на этом таинственном органе было все равно что клясться самому Богу. Можно ли яснее выразить божественную суть пениса? И хотя об этом мало кто догадывается (особенно в американском суде), сама идея клятвы, даваемой положив руку под бедро (то есть обхватив яички или поместив руку где-то рядом), сохранилась сегодня, по прошествии почти четырех тысячелетий, в английском слове «testify», что значит «свидетельствовать», происходящем от слова testicle («яичко»).
* * *
Нет свидетельств того, что эллины давали клятву тем же образом. Однако в Афинах классического периода было совершенно в порядке вещей, чтобы мужчина постарше прикасался к мошонке мальчика. Это было настолько обычно, что драматург Аристофан представил попытку уклонения от этого жеста в виде сатиры:
ПИСФЕТЕР: Пускай отец смазливенького мальчика
Меня бранит, когда со мною встретится:
«Прекрасно, нечего сказать, с сынком моим ты поступил!
Помывшись, из гимнасия он шел. Его ты видел.
Но не стал его ни целовать, ни лапать, ни тащить к себе.
И другом быть мне хочешь после этого?»[26].
В наше время эта шутка кажется весьма странной. В современном обществе педерастия — то есть сексуальные отношения между мужчиной и мальчиком — это надругательство над ребенком и уголовное преступление[27]. Но в Древней Греции все было иначе. Тогда педерастия была непременным общественным атрибутом, и такие отношения были освящены богами с Олимпа и героями мифов. У Зевса, Аполлона, Посейдона, Геракла — у всех у них были в жизни педерастические эпизоды. Так же как у многих знаменитых и вполне реальных эллинов, включая Солона, Пифагора, Сократа и Платона. Эти отношения были частью фундамента элитарной, пронизанной воинским духом культуры, которая вывела идею пениса за рамки биологии и религии и вознесла ее в разреженные высоты философии и искусства.
Пенис в Афинах был не просто вознесен на пьедестал, но и обнажен. В гимнасии, этой кузнице афинской мужественности, мужчины упражнялись обнаженными — слово «гимнос», кстати, и означало «обнаженный». Для гражданина Афин — для человека, рожденного свободным, — нагота подтверждала его статус гражданина-воина. Как писала историк Лариса Бонфанте, это была «гражданская униформа жителя Афин», такая же, в какую были «облачены» герои, побеждавшие врагов этого полиса на мраморном фризе в храме Афины Ники (Ники Аптерос[28]). Ряд историков считают, что афинские мужчины появлялись обнаженными и за пределами гимнасиев. По мнению Роберта Осборна из Оксфордского университета, об этом свидетельствуют «греческая скульптура, а также различные изображения на древнегреческой керамике». Правда, он предупреждает, что «связь между ними [этими изображениями]… и реальной жизнью все же требует взвешенной оценки». Но даже в гимнасиях обнаженные мужские тела весьма шокировали чужеземцев, наведывавшихся в Афины двадцать пять веков назад. Афинянам же явно импонировала собственная исключительность. На вазах классического периода нередко встречается изображение обнаженного грека, демонстрирующего свой неприкрытый мужской орган полностью одетой женщине. То, что мы сегодня называем эксгибиционизмом, в то время было просто флиртом и заигрыванием. В Афинах именно мужская привлекательность могла соблазнить женщину, вызвав у нее желание, — а не наоборот!
