Владимир Иохельсон с супругой Диной Иохельсон-Бродской. Ок. 1900.
Государственный музей истории российской литературы им. В. И. Даля
Конечно, этими именами список ученых из числа политических ссыльных не исчерпывается. Но важно подчеркнуть, что планомерное изучение фольклора и мифологии народов Севера началось именно благодаря этим людям. Они изменили сам формат исследования других культур: это были уже не комплексные экспедиции, которые не предполагали длительного проживания среди «инородцев» и были сосредоточены скорее на естественно-научном описании Севера, чем на обрядах и сказках. Теперь это было настоящее погружение, хотя и вынужденное, в чужую культуру, длительное проживание бок о бок с местным населением, изучение его языка и обычаев в ходе ежедневного общения. Все это заложило основу стационарных полевых исследований — базу научного североведения, в полной мере развитого уже в XX веке.
Ученых, исследовавших мифологию и обряды северных народов в советские годы и изучающих ныне, очень много, поэтому назовем лишь отдельные имена и работы. Прежде всего отметим блестящую плеяду учеников В. В. Радлова (Б. Э. Петри, С. М. Широкогоров), Л. Я. Штернберга и В. Г. Богораза (Г. Н. и Е. Д. Прокофьевы, Г. М. Василевич, С. В. Иванов, Н. П. Дыренкова, А. А. Попов, Л. П. Потапов, С. Н. Стебницкий, И. С. Вдовин, Г. Д. Вербов, В. В. Антропова, А. Ф. Анисимов). В 1910–1930-е годы эти выдающиеся ученые проводили полевые исследования среди разных народов Севера. В последующие годы исследовательскую работу продолжили их ученики и ученики их учеников: они развивали идеи учителей, организовывали кафедры и научные центры, воспитывали новые поколения североведов. Перечислить всех невозможно, поэтому назовем лишь некоторых специалистов XX века, занимавшихся исследованием фольклора и мифологии северных народов, их верований, ритуалов и шаманских традиций. Н. Ф. Прыткова, В. Н. Чернецов, В. М. Кулемзин, Н. В. Лукина, И. Н. Гемуев, З. П. Соколова изучали хантов и манси; Г. И. Пелих, Н. А. Тучкова, О. Б. Степанова — селькупов; Л. В. Хомич, В. И. Васильев, А. В. Головнёв, Е. Т. Пушкарева, Г. П. Харючи — ненцев; Б. О. Долгих (также был знатоком энецкого, долганского и эвенкийского фольклора), Г. Н. Грачева, Ю. Б. Симченко, О. Э. Добжанская — нганасан; П. Е. Ефремов изучал долган; Г. В. Ксенофонтов, И. В. Пухов, Г. У. Эргис, И. С. Гурвич — якутов; С. И. Вайнштейн, В. П. Дьяконова, А. М. Сагалаев, Д. А. Функ — народы Алтая и Тувы; В. А. Туголуков, В. И. Цинциус, М. Г. Воскобойников, А. В. Смоляк, Ю. А. Сем, Е. А. Гаер, А. А. Бурыкин, С. В. Березницкий, И. В. Кормушин — эвенков, эвенов и тунгусо-маньчжурские народы Дальнего Востока; А. П. Дульзон, Н. К. Каргер, Е. А. Алексеенко — кетов; Е. А. Крейнович (также знаток культуры кетов и юкагиров), Ч. М. Таксами, А. Б. Островский — нивхов; Е. П. Батьянова — чукчей и коряков; Г. А. Меновщиков, Е. С. Рубцова, С. А. Арутюнов — эскимосов. Ссылки на работы этих замечательных исследователей вы увидите в книге, а более подробную информацию найдете в разделах «Библиография» и «Рекомендуемое чтение».
Отдельно отметим сводные труды по шаманским традициям народов Севера: книгу Е. С. Новик о шаманских обрядах и фольклоре [43], исследование С. В. Иванова об изобразительном искусстве и духовной культуре народов Сибири [25], книгу Е. Д. Прокофьевой о шаманских костюмах [55], работу Ю. И. Шейкина о музыкальном искусстве сибирских шаманов [75].
Конечно, нужно упомянуть и публикации фольклора народов Севера. В этой области была проделана огромная работа: в XX веке выходили в свет и книги, посвященные конкретным традициям, и серийные издания — например, «Сказки и мифы народов Востока» (1964–2004), а также многотомная серия «Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока» (первый том вышел в 1990 году, в планах выпуск 60 томов, пока издано 34). К томам этой серии, каждый из которых посвящен фольклору того или иного народа, прилагаются грампластинки или компакт-диски с записями исполнения мифов, преданий, эпоса и песен. В 2016 году книги этой серии вместе с аудиоприложениями были оцифрованы и теперь доступны в электронной библиотеке Новосибирской государственной областной научной библиотеки [80].
ФОЛЬКЛОР НАРОДОВ СЕВЕРА: ЖАНРЫ
Если спросить любого из нас, какие жанры фольклора мы можем назвать, что мы ответим? Сказки, былины, песни, загадки, пословицы, частушки… Да, эти жанры характерны для русского фольклора, очень похож на него и фольклор других славянских народов. А какие фольклорные жанры известны на Севере? Есть ли там частушки или, например, колыбельные? Для ответа на этот вопрос важно понимать, что фольклор в значительной степени зависит от ландшафтно-климатической зоны, в которой живут люди, а также от их типа хозяйства и социальной организации. Дело не только в том, что в мифах чукчей будут фигурировать кит и белый медведь, у нанайцев Амура — тигр, а где-нибудь в Полинезии — кокосовый краб. Дело еще и в том, что у народов с присваивающей экономикой и семейно-родовой организацией сами жанры фольклора будут иными, чем у плужных земледельцев, у которых уже появилось государство и сформировалась письменность. Фольклор первых принято называть архаическим, фольклор вторых — классическим. Наверное, вы удивитесь, но в архаическом фольклоре нет многих привычных для нас жанров, например: пословиц, анекдотов и волшебных сказок. Зато гораздо больше распространены этиологические мифы, повествующие о происхождении мира и всего сущего, а также запреты и предписания — короткие тексты, в которых «упакованы» правила поведения в мире и социуме. Конечно, есть и общее жанровое пространство архаического и классического фольклора: загадки, обрядовые формулы (благопожелания, заговоры), лирические песни, предания, мифологические рассказы о недавних событиях (по-русски такие тексты называются быличками, это повествования о встречах с необычным, как сказали бы сейчас — мистические истории). Эпос и сказка в архаике тоже встречаются, но они не совсем похожи на привычные нам былины и волшебные сказки. В архаическом фольклоре эти жанры еще не отделены от мифа, близки к нему и потому не считаются вымыслом, а их исполнение часто имеет магическое значение. Так, кеты верили, что, рассказывая «Теплую сказку», похожую по сюжету на «Морозко» или «Госпожу Метелицу», можно ослабить мороз; негидальцы историями у вечернего костра развлекали лесных духов, чтобы привлечь удачу на охоте; долганский шаман с помощью исполнения эпоса олонхо выманивал духа болезни из тела больного.
Эпические песни в архаическом фольклоре (кроме уже упомянутых якутских и долганских олонхо, это нивхские настунд, нанайские нингман, эвенкийские нимнгакан, ненецкие ярабц и сюдбабц) повествовали о божествах и духах и часто исполнялись от их имени либо считались внушенными божествами и пелись в состоянии, подобном трансу (поэтому сказители имели статус, близкий к шаманам). Эти произведения были теснее связаны с мифом, с правдивой историей, чем русские былины об Илье Муромце и Соловье-разбойнике. Былина — это, скорее, богатырская сказка, а не историческое предание.
У волшебной сказки собственный хронотоп, пространственно-временная приуроченность: события в сказке происходят неизвестно когда (давным-давно), неизвестно где (в тридевятом царстве, тридесятом государстве), неизвестно с кем (жил-был царь, и было у него три сына). Время, пространство и герои волшебной сказки не имеют ничего общего с нашим миром — мы не встретим в своем дворе, окрестном лесу или на реке Василису Премудрую или Ивана-царевича верхом на Сером Волке. А те существа, которых мы можем там встретить, — домовой, банник, леший, водяной, русалка — это не сказочные герои, а персонажи быличек. Все, что происходит в быличке, считается достоверным, случившимся в определенном месте, в определенное время и с конкретным человеком.
