Ознакомительная версия.
Двум разновидностям ритмической композиции с акцентированным финалом противостоит у Тютчева иной тип организации стихотворения, более близкий к пушкинской финальной гармонизации ритмических противоположностей. И в качестве одного из наиболее отчетливых его проявлений можно опять-таки указать стихотворение, непосредственно соотнесенное с Пушкиным, но на этот раз не с конкретным произведением, а со всей его поэзией. Я имею в виду стихотворение «29 января 1837». Тютчев в нем в большой степени воспроизвел особенности пушкинской трехчастной композиции, своего рода гармонической триады. Первые два восьмистишия отличны и по профилю ударности первого полустишия, и по соотношению акцентной силы строк: уменьшение количества ударений по строкам в первой строфе и возрастание во второй. Но эти тютчевские строфические противопоставления отчетливо усредняются в третьей строфе с характерной для Пушкина кольцевой композицией и абсолютным преобладанием нейтральной для противопоставления первых двух строф трехударной вариации с пропуском предпоследнего ударения. Шесть таких строк охватывают в финальном восьмистишии по одной разнонаправленной вариации, напоминающей о ритмических различиях первой и второй строфы:
И сею кровью благородной
Ты жажду чести утолил —
И осененный опочил
Хоругвью горести народной.
Вражду твою пусть тот рассудит,
Кто слышит пролитую кровь…
Тебя ж, как первую любовь,
России сердце не забудет.
Подобная композиция с некоторой нейтрализацией ритмических различий и противопоставлений в финале предстает в различных формах и нарастает в позднем творчестве Тютчева. Приведу несколько примеров. В стихотворении «День вечереет, ночь близка» последовательно выделяются наиболее редкой и контрастной на общем фоне ритмической вариацией последние строки первых трех строф («Уж поздно. Вечереет день…» – «Лишь ты не покидай меня!..» – «Для очарованной души…»). И после этих и внутри-строфных и межстрофных противопоставлений в последней строфе преобладает наиболее нейтральная по отношению к ним, самая распространенная «фоновая» вариация Я4:
Кто ты? Откуда? Как решить,
Небесный ты или земной?
Воздушный житель, может быть, —
Но с страстной, женскою душой.
Такая же композиционная закономерность в стихотворении «Чему молилась ты с любовью…» Явное строфическое противопоставление двух первых строф и по акцентной структуре первого полустишия, и по количеству ударений – и гораздо более нейтральная последняя строфа, а в ней движение от сравнительно редкой вариации в первой строке к трем однотипным трех-ударным вариациям все той же самой распространенной ритмической формы Я4.
О том, что этот тип ритмической композиции нарастает в позднем творчестве Тютчева, свидетельствуют средние характеристики ритмических вариаций в последней строке стихотворений. В 50—70-е годы наряду с вариациями, проявляющими ритмическую доминанту (с сильными четвертым и восьмым слогами), увеличивается (и довольно заметно) количество строк самой распространенной формы с пропуском предпоследнего ударения: их число в финальных строках приближается к 50 % (в начальных строках – 42 %, в средних характеристиках – 43 %).
Как и в других случаях, и в этом типе ритмической композиции необходимо учитывать неоднозначные отношения различных контекстов: отдельного стихотворения и всего поэтического творчества. Скажем, «Предопределение» начинается с резкого ритмического контраста полноударных и двух-ударных строк в первой строфе:
Любовь, любовь – гласит преданье —
Союз души с душой родной —
Их съединенье, сочетанье,
И роковое их слиянье,
И поединок роковой.
Этот контраст продолжается, даже усиливается в четырех стихах следующей, последней строфы, и относительно нейтральной, так сказать, золотой серединой по отношению к нему оказывается лишь финальная, трех-ударная строка:
И чем одно из них нежнее
В борьбе неравной двух сердец,
Тем неизбежней и вернее,
Любя, страдая, грустно млея,
Оно изноет наконец.
На этот раз самая распространенная в Я4 Тютчева и в русском Я4 вообще ритмическая вариация в этом стихотворении оказывается единственной, так что и здесь можно говорить об особой акцентированности финала. Но все-таки это выделенность не столько усилением контрастного напряжения, сколько введением этого контраста в более обычный ямбический фон более обширного контекста, который реально присутствует в художественном тексте.
Наконец, надо сказать, что и в сравнительно более обычных и нейтральных вариантах слышны отголоски присутствующих контрастных столкновений и одним из следствий этого является опять-таки внутреннее ритмическое усложнение и ритмико-интонационная расчлененность финальных строк. Один из самых характерных примеров – «Silentium». В рядом стоящих сочетаниях самых распространенных и редких форм Я4, вплоть до инометрических вставок, становится особенно ощутимой взаимосвязь контрастности и внутренней расчлененности строк. И финальные строки во всех трех строфах, возвращая вроде бы самую обычную ямбическую структуру с пропуском предпоследнего ударения, в то же время отражают предшествующую насыщенность строк контрастами и внутренними разделами, – отражают даже в индивидуальной пунктуации – срединном тире: «Любуйся ими – и молчи… / Питайся ими – и молчи… / Внимай их пенью – и молчи!» Такое троекратное выделение призыва «и молчи» обнажает еще один внутренний контраст настойчиво повторяющегося высказывания, слова о молчании.
Сочетание инометрических осложнений и внутреннего расчленения традиционной ямбической строки еще острее выражено в стихотворении «Последняя любовь», в котором представлен тип композиции с контрастно акцентированным финалом. Но в нем опять-таки сочетаются внутренне расчленяющие и объединяющие тенденции:
Пускай скудеет в жилах кровь,
Но в сердце не скудеет нежность…
О ты, последняя любовь!
Ты и блаженство, и безнадежность.
В финальной строке полустишия соединены не только двойным "и", но и почти полной акцентно-слоговой симметрией. В то же время они столь же явно расчленены внутренним ритмическим разделом со слоговым наращением первого полустишия, а почти полное звуковое совпадение двух этих слов делает особенно ощутимым своего рода собирание семантических и интонационных противоречий в одном внутренне расчлененном слове: и блаженство, и безнадежность, и все, что они в себя вмещают, как бы собирается в одно слово, непосредственно выявляющее нераздельность и неслиянность этих бытийных противоположностей. Именно в финальном преображении ритмических контрастов во внутренне нераздельные и неслиянные противоположности и заключается, на мой взгляд, одно из основных смысловыра-зительных значений тютчевской ритмической композиции.
Что касается ее конструктивных особенностей, то проведенный анализ показывает, что у Тютчева можно выделить два типа ритмической композиции:
1) с акцентированным и 2) с нейтрализующим ритмические контрасты финалом. При этом в первом типе различаются две разновидности: 1) акцент на основе контрастного противопоставления финала общему ритмическому фону;
2) акцент на основе усиления в финале ритмической доминанты стихотворения в целом. В эволюции тютчевской поэзии возрастает роль второго типа и второй разновидности первого типа ритмической композиции.
Средние данные по всему корпусу лермонтовских стихотворений 6 , где представлен Я4 (127 произведений, 2812 строк), свидетельствуют о том, что у Лермонтова отчетливо преобладает складывающийся в 20—30-е годы XIX века тип ритмического движения с акцентными вершинами на четвертом и восьмом слогах и превышением акцентной силы второй стопы над первой (91 % и 85 %). Становление и развитие этого типа ритмического движения связывают прежде всего с поэзией Пушкина, его ритмические традиции проявляются и в среднем распределении ритмических вариаций у Лермонтова. Три четверти стихотворных строк и у Пушкина, и у Лермонтова занимают две ритмические вариации Я4, определяющие его преобладающий фон: четвертая с ударением на втором, четвертом и восьмом слогах (44 %) и первая, полноударная (32 %). Среди более редких вариаций в среднем преобладают те из них, которые развивают и усиливают «пушкинский» тип ритмического движения с преобладающей акцентной силой четвертого и восьмого слогов (вторая и шестая формы – соответственно 7 % и 8 %), а наиболее перебойными и контрастными на общем фоне оказываются третья и седьмая формы с пропуском ударения на четвертом слоге (8 % и 1 %).
При более детальном рассмотрении динамики этих ритмических характеристик в их движении по годам (с 1828 по 1841) выделяется прежде всего «перебойная» роль 1830 года. Он содержит один из самых больших массивов ямбического четырехстопника (42 произведения, 833 строки) и отличается на общем фоне сближением акцентной силы первой и второй стоп (723—731 ударений, 87—88 %). Причем это среднее равенство выступает прежде всего как результат регулярно повторяющихся контрастных столкновений разнонаправленных ритмических вариаций. Один из таких примеров – стихотворение «Разлука»:
Ознакомительная версия.
