До середины 1950-х годов так и считали, что ёлка состоялась в конце декабря, накануне Нового года, когда и полагается праздновать ёлки. Поэтому подобная датировка никого не удивляла и никому не приходило в голову соотносить ёлку в Горках с Рождеством. И всё же на всякий случай в хрониках жизни и деятельности Ленина об этом событии вообще не упоминалось, несмотря на стремление их составителей зафиксировать едва ли не каждую минуту в жизни вождя. Составителям хроник безусловно было ясно, что ёлка в Горках проходила именно на Рождество, и «её организация в рамках антирелигиозной пропаганды советского государства и воинствующего атеизма его основателя, была несколько двусмысленной». «Странность ситуации, — пишет Равдин по этому поводу, — отметили и сотрудники охраны, которым поручили в ближайшем лесу вырубить дерево для торжества». Один из них позже записал: «Задание… показалось мне необычным по тем временам. Как известно, ёлки тогда не принято было устраивать…» Не исключено, однако, что в этой записи даётся модернизированная реакция мемуариста: строжайший запрет на ёлку, гонения на неё начались, как мы уже видели, несколькими годами позже: в середине 1920-х годов ёлка ещё не была запрещена. Показательно, что М.И. Ульянова, бывшая главным организатором праздника, под руководством которой на дерево развешивали игрушки и устанавливали звезду, водила вместе с детьми хоровод вокруг ёлки и пела с ними «Варшавянку» и другие революционные песни. Итак, судя по всему, ёлка в Горках состоялась в день западного Рождества, то есть 25 декабря 1923 года.
Однако с этой датой биографам Ленина и идеологам детской литературы, бдительно следящим за тем, чтобы нежелательные элементы не проникали в издания для детей, нельзя было согласиться. Поэтому постфактум дата ёлки в Горках была перенесена на более подходящее число, а именно — на 7 января, то есть на день «русского» Рождества. Но и эта дата, напоминая о православном празднике, тоже не подходила. И в результате биографы Ленина остановились на хронологически неопределённом, но вполне подходящем в новых условиях варианте — «новогоднем вечере»: «В новогодний вечер для детей, живущих в Горках, была устроена ёлка». Такая датировка, как справедливо замечает Равдин, «ни по старому, ни по новому календарю… не может вызвать сомнений в атеизме Ленина. Ёлку в Горках можно по праву называть “новогодней”». И только в двенадцатитомной «Биографической хронике» Ленина, выпущенной в 1982 году, событие в Горках датируется днём православного Рождества — 7 января. Сообщив (со ссылкой на воспоминания А.С. Курской [213, 210]) о том, что в последних числах декабря 1923 года Ленин вместе с женой «составляет список подарков детям, приглашённым к ним на ёлку» [74, 625], авторы хроники под датой 7 января 1924 года делают следующую запись: «Ленин присутствует на ёлке, устроенной М.И. Ульяновой в большом зале для детей совхоза и санатория “Горки”; следит за играми детей, слушает их хоровое пение. В ответ на вопрос, не мешает ли ему шум детей, просит не останавливать их; вместе с Марией Ильиничной раздаёт детям подарки с ёлки» [74, 658-659].
Вторая проблема, которая требовала идеологической редактуры сюжета «Ёлки в Горках», была связана с числом и социальным составом участников праздника. Составленный Равдиным сводный список гостей, которые, согласно печатным текстам, присутствовали на ёлке, включает в себя детей крестьян и рабочих совхоза и деревни Горки, окрестных сёл, рабочих и сотрудников соседнего санатория, местной больницы, ближайшего детского дома и, наконец, детей служащих в имении Горки. Охваченными оказались дети всех социальных слоёв: крестьян, рабочих, служащих. Охрана вспоминает, что детей привезли «на пяти лошадях, запряжённых в сани». Если в 1924 году Г.Я. Лозгачев говорил, что «собралось человек 10 детей», то с середины 1950-х годов он, устав «сопротивляться требованиям эпохи», неизменно в своих переиздававшихся мемуарах отмечал: «Всё это были детишки рабочих и служащих совхоза, санатория и местной больницы. Среди них и школьники, и малыши трёх-четырёх лет, ни один не был обойдён приглашением». В 1938 году художница Е.С. Зернова обратилась к Крупской с просьбой рассказать о том, как проходила ёлка в Горках. В ответ Крупская написала: «Дорогой товарищ, я не советовала бы Вам брать эту тему. Ильич ничего против ёлок не имел, но и не придавал им никакого значения. Он был на ёлке в Горках, но тогда он был тяжело болен, его вывезли на ёлку в кресле, было на ёлке ребят там очень мало». Напомним, что незадолго до этой переписки ёлка вновь была возвращена — отсюда и интерес к «Ёлке в Горках» у художницы, которая явно намеревалась написать картину на эту тему.
На деле, как полагает Равдин, на празднике в Горках присутствовало не более пяти-шести родственников, воспитанников и близких семьи Ульяновых и, кроме того, несколько детей персонала, обслуживавшего Горки.
Переложения сюжета о ёлке в Горках для детей, как это случилось и с сюжетом «Ёлка в Сокольниках» Бонч-Бруевича, на протяжении нескольких десятилетий продолжали кочевать по детским сборникам, республиканским газетам и журналам, перелагаясь авторами, которые, согласно формировавшемуся мифу о Ленине и детях, создавали всё новые и новые тексты о событии декабря 1923 года, как, например, это сделали Павло Макрушенко [239, 57-62] и Виссарион Саянов, каждый из которых написал свою «Ёлку в Горках». Для иллюстрации приведу ныне совсем забытое стихотворение В.М. Саянова, опубликованное в «Правде» 21 января 1954 года в день тридцатой годовщины смерти Ленина:
Когда в Георгиевском зале
Заводят быстрый хоровод
И песня счастья рвётся в дали,
Я вспоминаю давний год,
И снова вижу ёлку в Горках
Для деревенских малышей,
Старух в тулупах и опорках,
Привёдших к Ленину детей,
Как будто к дедушке родному.
Как будто в свой отцовский дом,
К нему пленительно живому.
Чей шаг в веках мы узнаём.
Он был тогда смертельно болен,
А всё светился лаской взгляд…
Он этой встречей был доволен
И звонким, чистым песням рад.
Смеялись девочки лукаво
И пели песни вперебой,
Был Дед Мороз красив на славу —
Мальчишка с белой бородой,
И всех лесов окрестных ели
В сиянье звёздного луча
До ночи с завистью глядели
На эту ёлку Ильича.
На ней горели ярко свечи
И розы пышные цвели…
А он мечтал в тот давний вечер
О счастье всех детей земли.
[374,
2]
Советская ёлка во второй половине XX века
В конце 1935 года ёлка была не столько возрождена, сколько превращена в новый праздник, получивший простую и чёткую формулировку: «Новогодняя ёлка — праздник радостного и счастливого детства в нашей стране» [136, 3]. Устройство новогодних ёлок для детей сотрудников учреждений и промышленных предприятий становится обязательным. Назначалась «ёлочная комиссия», в которую обычно входили профсоюзные активисты и которая должна была организовать праздник: разработать программу, доставить ёлку, обеспечить Дедом Морозом, приготовить подарки. В повести «Софья Петровна», написанной в Ленинграде в 1939-1940 годах, Лидия Чуковская рассказывает о предпраздничных хлопотах членов такой «ёлочной комиссии». Героиня повести, машинистка одного из ленинградских издательств, изо всех сил стремящаяся вписаться в советскую общественную жизнь, назначена ответственной за устройство ёлки для детей сотрудников:
Приближался новый, тысяча девятьсот тридцать седьмой год. Местком принял решение устроить ёлку для детей служащих издательства. Организация праздника была поручена Софье Петровне. Она кооптировала себе в помощницы Наташу, работа у них закипела.
Писательница рассказывает о тех заботах и тревогах, которые выпадали на долю членов «ёлочной комиссии»:
Они звонили по телефону на квартиры служащих, узнавая имена и возраст ребят; отстукивали на машинке приглашения; бегали по магазинам, закупая пастилу, пряники, стеклянные шары и хлопушки; сбились с ног, отыскивая снег.
Самыми трудными задачами оказались выбор подарков и принятие решения, «какой подарок сделать кому из ребят, так, чтобы не выйти из лимита, и в то же время все были довольны». Для каждого ребёнка готовится особый подарок, что впоследствии вышло из практики советских ёлок, где предполагалось равенство всех детей. Из-за подарка дочке директора устроители ёлки чуть не поссорились: Софья Петровна хотела подарить ей большую куклу, в то время как её помощница находила это бестактным. Ёлку «купили высокую, до потолка, с широкими, густыми лапами». Украшали её с помощью лифтёрши с раннего утра и до двух часов дня: «Лифтёрша подавала Наташе и Софье Петровне шары, хлопушки, почтовые ящики, серебряные кораблики, а Наташа и Софья Петровна вешали их на ёлку». В пакетики с конфетами вкладывали записки «Спасибо товарищу Сталину за счастливое детство». В середину большой красной пятиконечной звезды Софья Петровна вклеила кудрявую головку маленького Володи Ульянова. На верхушку ёлки водрузили звезду. Со стены сняли портрет Сталина во весь рост и заменили его другим — где Сталин изображён с девочкой на коленях: ёлка должна была напоминать детям о любви к ним «вождя всех народов». Каждая деталь в повести Лидии Чуковской отражает специфику предвоенного времени. Может быть, её героиня слишком уж ревностно выполняет свои обязанности, но не следует забывать о том, что писательница показывает, как она стремится «вписаться в эпоху». Эпизод о ёлке завершается описанием праздника, который «удался на славу. Явились все ребята и почти все папы и мамы… Дети радовались подаркам, родители громко восхищались ёлкой» [474, 23-24].
