Одни считали его недалеким сумасбродом, еще одной курьезной случайностью на русском троне. О его правлении ходило множество анекдотов; на фабулу одного из них — об опечатке, превращенной Павлом в человека, сделавшего блестящую карьеру, — Ю. Н. Тынянов написал замечательную новеллу “Подпоручик Киже” (1928). В других исторических исследованиях Павел предстает еще бо2льшим просветителем, чем Екатерина, оказавшемся в одиночестве и просто не успевшим осуществить свои либеральные идеи.
Павел правил всего пять лет (1796–1801) и был убит при очередном дворцовом перевороте. На троне появился его сын — Александр I (1805–1805). Александр знал о готовящемся заговоре и одобрил его. Тень отцеубийства пала на все его царствование.
“Все жизнь провел в дороге,/ А умер в Таганроге” — таков самый короткий некролог-эпиграмма первому русскому императору XIX века.
На царствование Александра выпало главное, чем может гордиться русская история. Вершиной его правления стала Отечественная война, в которой русский народ на короткое время забыл о социальной розни. Дворяне, купцы, крепостные крестьяне, генералы и солдаты общими усилиями отстояли родную землю от Наполеона и окончили поход в Париже, где русские казаки поили лошадей из Сены (от этого времени нам, между прочим, досталось французское бистро, образованное от быстро, — слово, которым казаки сопровождали свои заказы в парижских кофейнях).
Но за смертью Александра в Таганроге последовало восстание декабристов 14 декабря 1825 года. Оно было, в сущности, спровоцировано нерешительностью царя в решении государственных вопросов и тайной передачей власти Николаю, о которой не знало общество. В этом несостоявшемся дворцовом перевороте судьба страны снова решалась на площади — Сенатской — у памятника Петру Великому. Но на нее, в отличие от Смутного времени, вышли не “худые люди”, “черный народ”, а поколение, выросшее после указа о вольности дворянской, выигравшее Отечественную войну и мечтавшее не о собственном благополучии, о благе Отечества. Мятеж на Сенатской площади стал очередной поворотной точкой в истории России.
Историческая река могла изменить свое течение. Но взошедший на трон император Николай I не услышал исторического предупреждения и в течение тридцати лет (1825–1855) “подмораживал” историческую реку. Все завершилось страшным поражением в Крымской войне, ощущением упущенных возможностей и, наконец, отменой крепостного права — ровно через 99 лет после манифеста о вольности дворянской. Писаная российская история — от призвания Рюрика — завершала к этому времени первое тысячелетие.
Итоговую характеристику всего доступного ему романовского периода русской истории (1613–1855) дал замечательный, уже не раз цитированный В. О. Ключевский: “Новая, европеизированная Россия в продолжение четырех-пяти поколений была Россией гвардейских казарм, правительственных канцелярий и барских усадеб… ‹…› Так случилось, что расширение государственной территории, напрягая не в меру и истощая народные средства, только усиливало государственную власть, не поднимая народного самосознания, вталкивало в состав управления новые, более демократические элементы и при этом обостряло неравенство и рознь общественного состава, осложняло народнохозяйственный труд новыми производствами, обогащая не народ, а казну и отдельных предпринимателей, и вместе с тем принижало политически трудящиеся классы. ‹…› Государство пухло, а народ хирел” (“Курс русской литературы”, т. 3, лекция XLI).
В таких условиях глотком свободы, защитой народа от тяжкой длани государства, зеркалом, отражающим течение исторической реки, фонарем, пытающимся осветить темноту прошлого и будущего, чем дальше, тем больше становится русская литература.
В 1913 году империя Романовых отметила трехсотлетие, Через четыре года она исчезла, а русская река времен — после мировой войны, двух революций и гражданской войны — получила новое название и потекла в неизвестное (но известное уже нам) будущее.
