Первоначально теоретико-методологические построения Сорокина и их методологическое обоснование осуществлялись им в духе неопозитивистско-бихевиористического синтеза. В своей первой книге — «Преступление и кара, подвиг и награда» — он определяет социальный феномен (сферу надорганики) как «социальную связь, имеющую психическую природу и реализующуюся в сознании индивидов». Иными словами, если всякое взаимодействие обладает психическим характером, то оно суть социальное явление. Однако социолог, по Сорокину, имеет дело лишь с внешней природой социального явления, то есть с символической, а посему в попытке генерализации он неизбежно приходит к утверждению трех основных форм актов — «дозволенно-должные», «рекомендуемые» (они не противоречат представлениям дозволенно-должного, но представляют собой «сверхнормальную роскошь») и «запрещенные» (или «недозволенные»). Каждая из этих форм существует в связке с соответствующей ей оппозицией — санкцией. Так, рекомендуемым актам соответствуют награды, запрещенным (преступление) — кары, а дозволенным — «должные» реакции. Словом, вся социальная жизнь виделась ему в виде нескончаемой цепной реакции акций-реакций, а их взаимодействие составляет суть исторического прогресса.
Через каких-то несколько лет эта на вид довольно наивная схема быстро «разбухает» и обретает законченно логический вид. В «Системе социологии» Сорокин формулирует принципы, от которых он не отойдет в будущем. Согласно Сорокину, теоретическая социология распадается фактически на три основных раздела: 1) социальную аналитику (социальные анатомия и морфология); 2) социальную механику (ее объект — социальные процессы); 3) социальную генетику (теория эволюции общественной жизни). Такое видение структуры социологического знания Сорокин почти безо всяких изменений сохранит на долгие годы. В этом смысле содержательно близкими являются его «Система социологии» и «Общества, культуры и личности» (1947). В их основе — квинтэссенция структурного метода, а методологический базис — синтез неопозитивизма и умеренного бихевиоризма.
С этих позиций он формулирует свой исходный тезис о том, что социальное поведение основано на психофизических механизмах, а субъективные аспекты поведения суть «переменные» величины. Интегральным фактором всей социальной жизни он считал коллективный рефлекс. Эту установку ученого не трудно пронаблюдать на материале его «Социологии революции». «Все возрастающее подавление основных инстинктов населения; их базовый характер и бессилие групп, стоящих на страже порядка, — таковы три элемента адекватного описания условий революционного взрыва»[19]. Иными словами, в основе любых революционных движений в обществе лежит подавление базовых инстинктов — пищеварительных, сексуальных, инстинктов собственности, самовыражения, самосохранения и многих других.
В «Системе социологии» взаимодействие Сорокин рассматривает в качестве простейшей модели социального явления. Его элементами он считал: индивидов, акты (действия) и проводники общения (они же — символы интеракции). Взаимодействующим индивидам свойственны наличность высшей нервной системы, потребности и способность реагировать на стимулы. Акты состоят из внешних раздражителей и внутренней реализации психологической жизни. Проводники — суть символы передачи реакций между субъектами интеракции (язык, письменность, музыка, искусство, деньги и т. п.). Взаимодействие может выступать как антагонистическое или солидаристическое, одностороннее или двустороннее, шаблонное или нешаблонное. Социальные же группы, по Сорокину, делятся на элементарные, кумулятивные и сложные.
Намеченный в «Системе» синтез получает свое развитие в «Социальной мобильности», которая, по единодушному мнению специалистов, считается классическим для западной социологии трудом по проблемам стратификации и мобильности. Но книга особенно «интересна благодаря теоретическому различию, проводимому между горизонтальной и вертикальной мобильностью, и глубокому анализу основных средств и каналов, при помощи которых индивидуумы могут достигнуть вертикальной мобильности»[20].
Согласно Сорокину, социальная мобильность есть естественное и нормальное состояние общества. Она подразумевает не только социальные перемещения индивидов, групп, но и социальных объектов (ценности), то есть всего того, что создано или модифицировано в процессе человеческой деятельности. Горизонтальная мобильность предполагает переход из одной социальной группы в другую, расположенных на одном и том же уровне общественной стратификации. Под вертикальной мобильностью он подразумевал перемещение индивида из одного пласта в другой, причем в зависимости от направления самого перемещения можно говорить о двух типах вертикальной мобильности: восходящей и нисходящей, то есть о социальном подъеме и социальном спуске.
Вертикальную мобильность, по мнению Сорокина, должно рассматривать в трех аспектах, соответствующих трем формам социальной стратификации, — как внутрипрофессиональную или межпрофессиональную циркуляцию, политические перемещения и продвижения по «экономической лестнице». Основным препятствием для социальной мобильности в стратифицированных обществах является наличие специфических «сит», которые как бы просеивают индивидов, предоставляя возможность одним перемещаться вверх, тормозя продвижение других. Это «сито» и есть механизм социального тестирования, отбора и распределения индивидов по социальным стратам. Они, как правило, совпадают с основными каналами вертикальной мобильности, то есть школой, армией, церковью, профессиональными, экономическими и политическими организациями. На основе богатого эмпирического материала Сорокин делает вывод, что «в любом обществе социальная циркуляция индивидов и их распределение осуществляются не по воле случая, а носят характер необходимости и строго контролируются разнообразными институтами»[21]. Однако Сорокин четко отличал мобильность в нормальные периоды эволюции общества и в периоды общественных потрясений и катастроф, когда «поступательность, упорядоченность и строго контролируемый характер мобильности существенно нарушаются»[22]. Правда, даже в периоды хаоса, по Сорокину, все равно сохраняются помехи на пути к неограниченной социальной мобильности как в виде остатков «сита» старого режима, так и быстрого роста нового «сита» зарождающегося порядка.
Для Сорокина, как, впрочем, и для многих исследователей до и после него, очевиден внеисторический динамизм социальной стратификации. Абрис и высота экономической, политической или профессиональной стратификации — вневременные характеристики и нормативные черты стратификации. Их временные флуктуации не носят однонаправленного движения ни в сторону увеличения социальной дистанции, ни в сторону ее сокращения. Социальная стратификация — «это постоянная характеристика любого организованного общества. Изменяясь по форме, социальная стратификация существовала во всех обществах, провозглашавших равенство людей. Феодализм и олигархия продолжают существовать в науке и искусстве, политике и менеджменте, банде преступников и демократиях уравнителей, словом — повсюду»[23]. Воистину история показывает, что нестратифицированное общество с подлинным и последовательно проведенным принципом равенства его членов есть миф, никогда не реализованный на практике и так и оставшийся лишь знамением всемирных уравнителей.
В гарвардский период творчества интегралистские тенденции и настроения Сорокина окончательно оформляются в единую интегральную модель, что находит отражение прежде всего в его четырехтомной «Социальной и культурной динамике»[24].
Не претендуя на последовательное и системное описание когнитивной модели Сорокина, аккумулировавшей, как кажется, идеи почти всех отраслей гуманитарного знания, постараемся стилем «телеграфного конспекта» описать в общих чертах как саму модель, так и основные методологические принципы, на которых она базируется. При этом мы будем преимущественно апеллировать к вводному разделу первого тома и четвертому тому «Динамики», а также к прецеденту «телеграфного изложения» модели, одобренному самим Сорокиным[25].
Все люди вступают в систему социальных взаимоотношений под влиянием целого комплекса факторов: бессознательных (рефлексы), биосознательных (голод, чувство жажды, половое влечение и т. п.) и социосознательных (значения, нормы, ценности) регуляторов. В отличие от случайностных и временных агрегатов (толпа), характеризуемых отсутствием ясных и пролонгированных связей, только общество способно продуцировать значения, нормы, ценности, существующие как бы внутри социосознательных «эго» — конституирующих общество членов. Поэтому любое общество можно описать и понять только лишь через призму присущей ему системы «значения, нормы, ценности». Эта система суть единовременное культурное качество.
