«Почему все евреи картавят?»: младенец Моисей был спасен из реки украинцами-чумаками, которые стали кормить ребенка горячей картошкой, отчего у него «запеклись уста» – он обжег себе рот и губы. «Оттого-то Моисей и стал картавым. Оттого и все евреи картавят» (Дубровина 2002: 4). В фольклорных материалах из Тамбовской обл. особенности речи евреев также связываются с особенностями речи Моисея: «Моисей немного заикался, поэтому евреи картавят» (Дубровина 2002: 4).
Бытуют и другие объяснения, причем оценка может быть полярной – от признания особенностей речи евреев знаком их избранности до интерпретации «акцента» как Божьего наказания: «Господь Бог любил евреев-израильтян, потому-то и выделил их от других народов при помощи языка иха. Оттого-та они и картавят»; «Господь дал такую речь»; «Бог наказал»; «Евреи картавят оттого, что они некрещеные» (Дубровина 2002: 4). Встречаются объяснения, согласно которым евреи картавят, потому что «у них короткая уздечка языка», «им подрезали языки», «в детстве им подреза ют кончики языков», «младенцам отрезали языки» (Дубровина 2002: 4) – вероятно, здесь столь причудливо запечатлелись трансформированные представления о том, что у евреев принят обряд обрезания.
4.2.3. «Нечеловеческая» речь
С точки зрения носителя этноцентричного традиционного сознания, «человеческим», или «культурным», статусом обладают исключительно представители «своей» традиции. Соответственно только язык «своей» культуры признается полноценным и пригодным для человеческого общения. Язык «чужой» традиции в этом контексте может восприниматься либо как звукопроявление, родственное «языку животных», либо приравниваться к немоте, ибо с помощью «чужих» слов, по определению, невозможно передать «правильную» суть явлений (см.: Benedyktowicz 2000: 128–130, Толстая 1994: 20–21, СД 2: 415, Топоров 1990: 11, Бартминьский 2005: 272).
В связи с этим упомянем такие номинации, как рус. немец ‘иностранец’, пол. gluchoniemce ‘немцы’, рус. диал. латыш ‘человек, плохо выговаривающий слова по-русски’, ‘бестолковый человек’, в которых говорение на чужом языке приравнивается к немоте. Ср. также немерeча ‘иностранец, говорящий на иностранном наречии’ (Добровольский 1914: 493).
В народной традиции «чужой» язык осознается как признак нечеловеческой природы, отсутствия разума (СД 2: 415, Benedyktowicz 2000: 135–136). Определяющими признаками «чужой» речи становятся, таким образом, невнятность и неблагозвучность.
С точки зрения «своей» культуры звучание чужого языка оценивается как странное, неблагозвучное, смешное. Так, например, русские отмечают «гэканье» украинцев, «дзеканье» белорусов и обилие шипящих в речи поляков; поляки называют немцев derdydasy, фиксируя внимание на наиболее частотных немецких артиклях, литвинов – bełkoty(ср. пол. bełkot ‘бормотание’) (Stomma 1986: 32), украинцев Люблинского воеводства – chmaki (от характерного окончания – chmo в 1-м л. мн.ч. глаголов) (Бартминьский 2005: 264); белорусы и украинцы называют поляков przeki (от предлога przez) (Бартминьский 2005: 264). Ср. полесскую загадку, в которой кипение варева в горшке загадывается через сравнение с «чужим» языком: «Сыдыть дид на прыпичку, бае Богу по-нимецьку» (Березичи Любешовского р-на Волынской обл., ПА 1985, зап. В.Ю. Миськив). Согласно польским книжным и фольклорным источникам, «чужие» пищат, гнусавят, бормочут, визжат, свистят, кричат (см.: Benedyktowicz 2000: 135).
Специфические определения существуют для речи евреев, при этом утверждается, что «еврейский» акцент спутать невозможно ни с чем: «Жиды между соби галды, галды; Галды, галды – не разбей ялды» (Добровольский 1914: 117); «Гыркання, гырканье – разговор на иностранном языке. Жидоўського гыркання ни панимаю» (Добровольский 1914: 155); «Szwargózcä, jak żyd» (Federowski 1935: 370; ср. также употребление выражения sczwargot ‘гортанный говор, лопотанье’ по отношению к немецкому языку – Бартминьский 2005б: 272); Szwargocze jak Żyd» (NKPP 3: 984); «Lisa po ogonie, a Żyda po mowie poznać możno» (NKPP 3: 982). Показательно, что аналогичными лексемами обозначается ненормативное речевое поведение, например, громкий крик: «Галды – о громком крике» (Добровольский 1914: 117); «Гыркать, гыркаць – говорить на иностранном языке, громко. Жиды гыркають» (Добровольский 1914: 155).
Следует отметить также зафиксированное в традиции украинцев, белорусов и поляков представление об «иноязычии» удода, который считается «еврейской» птицей (см. 4.8). Удод неблагозвучно гудготыть, швэркае, хукае, глыгече, гэргэчэт, як жыды.
Приведем западноукраинский анекдот о том, что евреи стали считать удода «своим», когда убедились, что удод умеет отличать евреев от христиан. Однажды шел еврей по лесу, услышал крик удода «вудвуд, вудвуд» и решил, что удод обращается к нему: «Юд-юд, юд-юд». Он удивился, откуда птица знает его национальность, и решил, что это, должно быть, еврейская птица. Он был также приятно удивлен, что кукушка (зазуля руска) знала, кто он такой и, не в пример удоду, вежливо обратилась к нему, прокуковав: «Пане купец, пане купец». Эту историю еврей поведал потом людям в корчме, которые и назвали удода вудвуд (водвуд) жидовски (Гура 1997: 600–601; Gustawicz 1881: 126).
Показательно в этом контексте отношение взрослых к детским забавам с использованием «заумной» речи. По свидетельству из Западной Галиции, старшие запрещали детям говорить, вставляя в слова дополнительные слоги (например: fi-dej fi-ze fi-mi fi-to fi-jab fi-ko = dej ze mi to jabłko), мотивируя запрет тем, что именно так говорили между собой евреи, когда мучили Христа (Kosinski 1904: 86).
4.2.4. Владение языками – путь к коммуникации
Данный раздел касается уже не «области мифа», т. е. сконструированных представлений о «чужом» языке и его особенностях, а полностью относится к «области быта», т. е. тем реальным ситуациям языкового общения, из которых складывалась повседневная жизнь местечек Украины, Белоруссии, Польши. Согласно публикациям этнолингвистических материалов, а также данным полевых исследований, в регионах этнокультурных контактов на территории Восточной Славии (Подолия, Полесье и примыкающее к нему польское Подлясье, Карпаты, белорусское Понеманье) языковая толерантность достигала значительной степени и могла корректировать ментальные стереотипы.
Согласно исследованиям проф. В. Московича (Израиль), можно говорить о высокой степени владения языком идиш среди славянского населения местечек и окрестных сел на территории Украины и Белоруссии (о существовании своеобразной славяно-идишской диглоссии см.: Moskowich 1993). Идиш активно использовался славянами как «язык торговых операций» в общении с соседями-евреями. Об устойчивости такой ситуации свидетельствуют и современные полевые материалы из Полесья и Подолии.
При том, что евреев в Полесье нет со времен Второй мировой войны, в памяти местных жителей сохраняются и лексика, и набор фраз, необходимых для минимального общения, и рассказы о бытовых контактах. Уже упомянутый 90-летний Е.В. Супрунюк из с. Речица рассказывал, как с помощью «еврейских» слов «флэйш» и «гут» при немцах смог сдать на мясо маленького бычка вместо молочной коровы-кормилицы. «Я <…> порываўся з евреями, з жыдкамы, и даже йих язык понимал. Значыть, флэйш – это мнясо называеца. Гу т – по-нашему цэ значит “добре”, це “хорошо”. А по-еврейску: “О, гут!” <…> И пригонею [бычка к немцу-приемщику], дывиця и смэеця. Каже: “Клэйнэ!” (“Малэнький”). “Клэйнэ”, –
