Кромвелю править понравилось, он перестал созывать парламент – мол, нечего тут разговаривать, когда я управляю. Когда пламенный революционер умер (или был отравлен, это точно неизвестно), его сначала похоронили, но потом тело было извлечено из могилы, повешено и четвертовано, что было традиционным наказанием за измену в Англии. Англичане решили больше не искать от добра добра и возвели на престол сына казненного короля Карла под номером П. Конечно, в Англии были проведены всякие демократические преобразования и она стала в конце концов вполне себе даже демократической страной… но при монархе.
Революция – это кровавый беспорядок, устраиваемый ради некоей прекрасной будущей жизни, которая нередко на поверку оказывается копией, иногда ухудшенной, жизни старой. И тем не менее многие из нас до сих пор убеждены, что революция – это не просто нечто необходимое, но и нечто хорошее и правильное.
Думается, третий президент США Томас Джефферсон малёк погорячился, утверждая, что у каждого поколения должна быть своя революция. Или не погорячился?
А что, не бывает бескровных революций? Случается. Такие революции называются «бархатными», чаще всего они происходят по велению власть предержащих, как это было, скажем, на нашей памяти в России и в Европе.
Но, как правило, революция – это всегда разгул недозволенности. То, что еще вчера называлось в лучшем случае хулиганством, а в худшем – преступлением, сегодня в связи с революцией начинает иметь не просто смысл, но смысл возвышенный, смысл, устремленный в будущее.
В 1917 году, в течение нескольких дней после оглашения акта об отречении Николая II от престола, в одном только Кронштадте моряки убили 260 офицеров, повинных только в том, что они – офицеры, причем 36 из них убили в один день! Военный губернатор адмирал Р.Н. Вирен – герой обороны Порт-Артура – сначала был зверски избит, а потом заколот штыками и сброшен в овраг. Командующего флотом, человека, который основал службу связи Балтийского флота, Адриана Непенина сначала арестовали, но по дороге на гауптвахту один из конвоиров расстрелял его выстрелом в спину.
Революция все спишет! – лозунг очень понятный и, увы, близкий человеческой натуре. Революция вообще убивает, не задумываясь. Когда строишь прекрасное будущее, как-то не остается времени обращать внимание на такие «мелочи», как человеческие жизни.
Во Франции в революционные 1793–1794 годы были гильотинированы более 18 тысяч человек. За первые 718 дней были обезглавлены 41 ребенок, 344 женщины, 102 семидесятилетних старика и даже один старик 93 лет…
Казалось бы, после такой «статистики» люди должны были проклясть революции навсегда. Но куда там! Желание быстренько построить прекрасное будущее так заманчиво… Причем тут жизнь каких-то детей, женщин и стариков?
Да, общество движется революциями. Это факт. Революции да войны – действительно локомотивы истории. Так повелось. Человечество – это фрегат, который плывет вперед по кровавым рекам.
Как нам, жителям XXI века, к этому факту относиться? По-прежнему считать, что будущее оправдывает любые жертвы? А может быть, человечество и развивается так, скажем мягко, нелепо, что никак не может выработать гуманистическое – извините за выражение – отношение к революциям? Не хочет понять, что никакое будущее не стоит жизней безвинных людей, женщин, стариков, детей?
В школе наших детей учат, что драться нехорошо: не надо, мол, с помощью кулаков решать свои проблемы. Но когда речь идет об истории, мы привычно считаем, что драться не только хорошо, но даже необходимо.
Мы не можем переделать прошлое. Но мы можем изменить свое отношение к нему. Может быть, в этом залог того, что будущее будет не по-революционному, а по-настоящему светлым?
Не забыть еще при этом знаменитый афоризм: революции готовят романтики, делают фанатики, а плодами их пользуются негодяи. В данном контексте мне лично никем из них быть не хочется.
А кому хочется?
Удивительно, но слово «репутация» не очень стыкуется со словом «революционер». Такое впечатление, что они как бы из разных миров.
Или нет?
Поговорим о репутации.
Репутация – это маска, которую человеку приходится носить точно так же, как брюки или пиджак.
Джордж Бернард ШОУ, английский писатель, лауреат Нобелевской премии
Можно и так сказать. Почему нет? Все-таки Нобелевский лауреат, ему все можно. Красиво сказано – не отнять.
Но я бы хотел начать с истории, которая мне очень нравится, ну вот просто нравится, и все тут.
История эта случилась Бог знает когда и Бог знает где, а именно – в Древней Греции где-то примерно в 440 году до нашей, замечу, эры. В это самое непростое время живет там некто Фидий, который впоследствии будет признан величайшим древнегреческим скульптором. И вот ему велят изваять скульптуры на крыше Парфенона в Афинах. Когда Фидий начал работать, все чрезвычайно удивлялись, что одинаково тщательно трудится гений и над лицевой стороной статуй, и над тыльной. Фидию пытались объяснить: мол, мало того, что статуи стоят на крыше храма, так еще и сам храм водружен на самом высоком холме Афин. Поэтому, каковы скульптуры сзади, и не видит никто. Что ж так стараться-то? Фидий слушал, слушал, а потом ответил: «Как же это никто не видит? Их же видят боги…»
Для меня это история о том, что человека более всего должен волновать взгляд Бога, а не людей. Люди, как известно, могут ошибаться.
Между тем, репутация – это не что иное, как мнение людей. Чего люди про тебя думают, то и есть твоя репутация.
Поглядим-ка по привычке, откуда это слово к нам пришло. Из французского языка. К французам же оно попало из латыни. Есть такое простое латинское словцо «reputatatio», что означает – «обдумывание», «размышление». Вона, значит, как получается: репутация зависит только от одного, обдумывают ли твое поведение другие люди, так сказать, соседи по жизни, или нет.
Вот и Брокгауз и Ефрон тоже пишут, что репутация – ходячее мнение о ком-либо.
Итак, репутация может быть только у того человека, на которого обратили внимание.
Если у человека есть репутация – это свидетельствует лишь о том, что он какому-то кругу людей известен. А в хорошую или плохую сторону известен – неясно.
Однако для нас само это понятие – «репутация» – имеет окрас, скорее, положительный, в слове этом слышится нечто возвышенное, идущее едва ли не из каких-то прошлых веков. Хотя на самом деле ближе всего репутация к совсем даже не возвышенному слову «слухи». Если о человеке что-то говорят, значит, есть у него репутация. А не говорят – нет репутации вообще, буквально – ни одной.
Репутация – это оценка, которую выставляют человеку соседи по жизни. При этом понять, почему современники одного человека оценивают так, а другого – сяк, невозможно. Почему, скажем, у Гайдна была при жизни репутация гения, а у Моцарта – нет? Почему Ломоносова считали при жизни организатором гораздо более серьезным, нежели ученым? Почему у великого Иммануила Канта была репутация человека неинтересного и занудливого?
Ответов на эти вопросы не существует. На самом деле репутация – штука таинственная. Люди выставляют свои оценки по совершенно невероятным критериям. Психологи посвящают изучению этого феномена тома, но все равно понять ничего не могут. Для нас же важно одно: репутация человека – это глубоко субъективная оценка. На нее ни в коей мере ориентироваться нельзя.
В современном мире репутация крайне редко складывается из поступков человека, а все больше из слухов о нем. Вот это вот: «А вы слышали, что X то-то и то-то?.. А вы знаете, что Y с той-то и той-то?.. А вы в курсе, что Z получил за то-то миллионы долларов?..» часто и порождает репутацию человека.
Про фактоиды не позабыли еще? Они очень часто влияют на репутацию, особенно людей широкоизвестных.
Поэтому, если речь идет о репутации вашего соседа по жизни, ее непременно необходимо проверить самому. Такие могут случиться удивительные открытия! Причем, приятные.
Сошлюсь на собственный пример.
В мою программу «Ночной полет» приходили очень много людей и очень часто оказывалось, что их репутация не имеет ничего общего с их сутью. Я, например, панически боялся строгую, неземную, великую Плисецкую. А Майя Михайловна оказалась удивительно простой и общительной. Другая и тоже великая балерина Ульяна Лопаткина пришла ко мне на эфир и оказалась вовсе даже не холодной и высокомерной примой, а человеком удивительно теплым, добрым, глубоким и хорошим. И теперь я просто не представляю своей жизни без общения с ней. Или, скажем, долгое время у Гарика Сукачева была репутация довольно поверхностного, сумасшедшего, не в меру темпераментного человека. На самом деле это очень умный, глубокий, парадоксально мыслящий и абсолютно спокойный в личном общении человек. Таких примеров множество.
