Булатовичу удалось с одним из отрядов отправиться в Бенн-Шангул, чтобы заняться географическими съемками района — настоящего белого пятна на карте страны. Пробыл он в той поездке четыре месяца, много писал, но большинство записей до сих пор не обнаружено.
Александр Ксаверьевич Булатович (отец Антоний), русский исследователь Эфиопии, военный офицер, иеросхимонах
В архивах до сих пор не удалось найти документов, объясняющих, почему он летом 1900 года был направлен на Дальний Восток, в Порт-Артур, «для прикомандирования к одной из кавалеристских или казачьих частей». В то время в Китае шла война, вспыхнуло так называемое «боксерское восстание». Булатович участвовал в 27 сражениях, проявляя чудеса храбрости. Перед Александром Булатовичем, уже ротмистром лейб-гвардии гусарского Его Величества полка, открылась великолепная перспектива по службе. Его называли «баловнем аристократического Петербурга». С его именем, как писал один из журналов тех лет «соединилось представление о безудержной удали и веселой жизни богатого гвардейского офицера».
И вдруг произошло совершенно странное, необъяснимое. Булатович по «семейным обстоятельствам» увольняется в запас и… постригается в монахи. Толки об этом ходили разные. Говорили, что произошло это под влиянием проповедей знаменитого Иоанна Кронштадтского. Другие видели причину в неразделенной любви. Третьи — в психологическом срыве. После пострижения Булатович получил новое имя — отец Антоний.
По совету Иоанна Кронштадтского он отправился в Грецию, на святую гору Афон, в русский скит. Вел жизнь замкнутую, одинокую, по его собственным словам, «не зная, что делается на белом свете». А в самом начале 1911 года он неожиданно снова уехал в Эфиопию.
Еще в 1898 году во время похода с войсками Менелика II Александр Ксаверьевич подобрал у озера Рудольф израненного черного мальчика лет трех, доброго и кроткого. Он назвал его Васькой. Вылечил, привез в Россию, крестил и обучил грамоте. Но Васька скучал по родине, и Булатович в конце концов отправил своего воспитанника обратно в Эфиопию. Теперь отец Антоний решил повидать Ваську. Была у него еще одна цель: основать в Эфиопии православный монастырь со школой для детей. Строить монастырь он собирался на добровольные пожертвования, а главным образом на собственные средства. Сделать это не удалось, никто его не поддержал, и он покинул Эфиопию уже навсегда, возвратившись на Афон.
Два года спустя в газетах появились сообщения о бурных событиях, разыгравшихся в тихой обители на святой горе. Среди русских монахов разгорелся ожесточенный спор об имени Господнем. Спор между так называемыми «имяславцами» и «имяборцами» был догматическим, но привел к непримиримой борьбе и бунту. Отец Антоний, стоявший на стороне бунтовщиков, «имяславцев», был осужден за еретические взгляды и изгнан с Афона вместе со своими единомышленниками. Он, однако, не смирился.
Живя в Петербурге, в пустыне за Невской заставой, Булатович писал полемические статьи и брошюры. В нем по-прежнему жил неукротимый дух борца, в любую минуту готового броситься в бой. И правда, когда началась Первая мировая война, он отправился на фронт священником передового отряда Красного Креста. Отряд действовал в Польше. Грязь, холод, обстрелы. Раненые поступали непрерывно. Потом Булатович воевал в Карпатах, где было еще тяжелее и опаснее. Участвовал в боях. Не однажды отец Антоний сам поднимал солдат в стремительную атаку. «За самоотверженную деятельность под огнем неприятеля» он был представлен к награждению боевым орденом Св. Владимира 3-й степени с мечами. Лишь окончательно расстроенное здоровье вынудило его вернуться в Петроград.
После революции отец Антоний отправился в родную Луцыковку. К этому времени большое имение его матери уже было сожжено. В саду он построил скромную келью, где проводил свои дни в молитве и чтении. Утром 6 декабря 1919 года отца Антония нашли зверски убитым на пороге его обители. Преступление, по-видимому, было совершено с целью ограбления, но грабить было нечего. Убитого похоронили на местном кладбище. Со временем могила пришла в запустение.
Кацельсону удалось выяснить, что после трагической гибели Булатовича, в ночь с 5 на 6 декабря 1919 года, бумаги из его имения пропали. Архивы русского посольства в Эфиопии оказались в Париже и в 1940 году сгорели после налета фашистской авиации.
Одним из русских, оставивших свой след в истории Эфиопии, был поручик 25-го Казанского драгунского полка Иван Филаретович Бабичев. Величавый старик-европеец с седой бородой, владелец одного из лучших домов в Аддис-Абебе, речью, привычками и манерами мало чем отличавшийся от местных аристократов. Он приводил в изумление редких иностранцев, побывавших в эфиопской столице. Бабичев считал себя коренным местным жителем, у него было эфиопское гражданство, и его нисколько не привлекали европейские столицы…
В 1898 году юный офицер Ваня Бабичев был командирован в Абиссинию. Он вошел в военное сопровождение русской дипломатической миссии. Вдохновясь романтикой африканских приключений, молодой поручик самовольно покинул воинскую службу и отправился с экспедицией на совершенно не известный европейцам юго-запад страны, к берегам озера Рудольф.
Воинская дисциплина не терпела такого самоуправства. Бабичева уволили из армии и повелели возвращаться домой. Но Иван Филаретович решил остаться. Он женился на знатной местной красавице, перешел на абиссинскую службу, получил крупный чин — фитаурари («атакующий во главе»), равный русскому полковнику, и счастливо зажил в африканской столице. В 1904 году вышло прощение от императора Николая Второго: Бабичеву официально разрешили остаться в Абиссинии и считаться полноправным членом русской колонии.
После 1917 года о возвращении в Россию не могло быть и речи. Бабичев не питал к коммунистам симпатий. Русский фитаурари навсегда остался в Аддис-Абебе, где и умер в 1955 году в возрасте 84 лет.
Однако не Ивану Филаретовичу суждено было прославить род Бабичевых в истории Абиссинии. Среди его пятерых детей самым знаменитым стал его сын Мишка (именно так его именовали соотечественники) — национальный герой Эфиопии. Михаил Бабичев вырос в аддис-абебской аристократической семье. Окончив школу, поступил в танковое училище. Но затем Эфиопия закупила самолеты, и он стал первым абиссинским летчиком. Последний император Эфиопии Хайле Селассие так любил Мишку Бабичева, что даже назначил его своим личным пилотом.
Хайле Селассие I (по-амхарски имя значит «Сила Троицы»), последний император Эфиопии. В сентябре 1974 г. низложен. В августе 1975 г, убит (задушен военными армии Менгисту Хайле Мариама)
Во время итало-абиссинской войны 1935–1936 годов Михаил Бабичев командовал всей авиацией страны — двенадцатью старыми одномоторными самолетами с деревянной рамой и фюзеляжем, обшитым брезентом. За всю войну он не потерял ни одного самолета. Мишка ненадолго пережил своего отца. В 1964 году его похоронили в центре Аддис-Абебы, возле собора Святой Троицы, на кладбище Героев. На могиле сделана надпись: «Здесь покоится первый эфиопский летчик».
* * *
Иначе сложилась судьба удивительного человека — Белого Эфиопа, как его называли, — Евгения Всеволодовича Сенигова. Он окончил Петербургское реальное училище и Московское кавалерийское военное училище. Служил в Ферганской области в Туркестанском линейном батальоне в чине подпоручика. В 1898 году Сенигов, соблазнившись красочными рассказами об Абиссинии известного петербургского путешественника Леонтьева, отправился в Эфиопию, да там и остался. Сам он писал почему-то, что это была политическая эмиграция, хотя политическим преследованиям в России не подвергался, не задерживался полицией, не находился под арестом или под судом. Среди живших в абиссинской столице европейцев Евгений Всеволодович слыл умницей и пьяницей-социалистом.
Некоторое время Сенигов, как и старший Бабичев, провел в экспедициях. Затем, будто по тому же сценарию, был представлен при дворе негуса Менелика, женился на знатной ахмарской девушке. Командовал крупным отрядом у одного из значительных провинциальных военачальников — раса Вольде Георгиса — и даже сам управлял провинцией. Потом завел ферму в Западной Абиссинии, на реке Баро.
Евгений Всеволодович Сенигов с женой-африканкой. Фото А. Кохановского
Современников поражало, что Сенигов хоть и не бедствовал, но выглядел и одевался, как настоящий эфиоп, более того, ходил босиком, тогда как местная знать уже стала носить обувь.
В первые годы своей эфиопской жизни Сенигов активно занимался созданием коммуны, отдавая этой затее все деньги, которые зарабатывал как художник. Его называли русским Гогеном. Отличный рисовальщик, долгое время не имевший никаких конкурентов в Аддис-Абебе, он пользовался большим успехом как среди придворной знати, так и среди европейцев, живших в эфиопской столице. Сенигов пытался добиться самоокупаемости коммуны путем разведения и продажи табака. Но в островной коммуне что-то не заладилось, и вскоре Сенигов расстался со своей утопией. Он начал много ездить по стране, питая особое пристрастие к Кафе, ее древней культуре: собирал легенды, записывал со слов стариков рассказы об обычаях и традициях кафичо и рисовал, рисовал, рисовал… Он писал в своем дневнике: «…Лунные радуги играют при восходе и закате солнца, и ярко блестят белые стволы темнолиственных гигантов, изредка мягкими пятнами выступают зелено-желтые и светло-зеленые породы…».
