Ознакомительная версия.
Бекетов – сторонник любви тайной, удаленной от чужих глаз и неподвластной досужим судачествам света:
Когда с обех стран страсть нежна изъяснитца,
То должно обоим отнють того хранитца,
Чтоб новой сей любви никто не мог узнать.
Кто может тайною любовию пылать, —
В прямой тот роскоши, веселье пребывает,
Молчание сердца в любови услаждает…
Может показаться странным, что Бекетов, несмотря на свое женолюбие и бурную молодость, так и остался холостяком. Возможно, какие-то властные нити связывали его с Елизаветой, имевшей сильную любовную харизму (ведь так и не женились и другие ее фавориты – Иван Шувалов и Алексей Разумовский). Никакими сведениями о дальнейшей личной жизни Бекетова мы не располагаем. С Никитой Афанасьевичем, подобно многим деятелям XVIII века, произошла метаморфоза – щегольская юность, которую Ломоносов назвал “златой младых людей и беспечальный век”, сменилась зрелостью, посвященной серьезной государственной деятельностью на благо Отечества.
На полях брани Семилетней войны он стяжал себе славу отважного воина. И как не поспорить тут с Екатериной II, говорившей, что Никита был слишком изнежен для военного ремесла.
После сражения при Грос-Егерндорфе (август 1757 года) он был назначен командиром 4-го гренадерского полка, с которым участвовал в занятии Кенигсберга (январь 1758 года), осаде крепости Кюстрин и сражении при Цорндорфе (август 1758 года). В последней баталии полк Бекетова был почти весь уничтожен фланговыми атаками неприятеля, а сам командир вместе с графом Захаром Чернышевым попал в плен к пруссакам, где провел целых два года. В народе даже сложили об этом песню:
Как возговорит прусский король:
Ой ты гой еси российский граф,
Чернышев Захар Григорьевич,
Со своим ли сотоварищем,
Со Никитой Афанасьичем
По фамилии Бекетовым!
Послужите мне службу верную,
Как служили вы монархине!
Как возговорит российский граф,
Чернышев Захар Григорьевич:
Послужу я тебе службу верную,
Что своей ли саблей острою,
На твою ли шею толстую.
Вернувшись из неволи, Бекетов был произведен в бригадиры, а в 1762 году – в генерал-майоры. Императрица Екатерина II в 1763 году назначила его астраханским губернатором. Деятельность Бекетова на этом посту была исключительно продуктивна. Губернатор построил Енотаевскую крепость для защиты местных жителей от набегов киргизов. Под его непосредственным патронажем было основано поселение Сарепта, где разместились приглашенные из Германии колонисты – так называемые “моравские братья”. Это было живописнейшее место неподалеку от Царицына, с холмами, покрытыми густым лесом, на берегу впадавшей в Волгу реки Сарпы. Название оно получило от древней сирийской Сарепты, упоминаемой в Ветхом Завете, где говорится: “Как повелел Господь устами пророка Ильи: “Встань и пойди в Сарепту Сидонскую и оставайся там”, и далее: “где мука в кадке не истощится, и масло в кувшине не убудет”. Примечательно, что герб астраханской Сарепты заключал в себе сосуд, колосок и масличное дерево с елейной кружкой под ветвями. Переехавшие сюда немецкие пасторы-миссионеры обращали кочевых калмыков в христианство.
Но Бекетов приглашал в губернию на поселение не только иноземцев. Он остро ощущал нехватку людей для сельскохозяйственных работ, которыми до него мало занимались, и заселил земли крепостными крестьянами из внутренних губерний, которым помогал обустраиваться на новом месте. Многие из них благодаря ему стали жить вольготно и зажиточно. Так, он уделил особое внимание разведению лучших сортов винограда, для чего даже выписывал из-за границы искусных виноделателей.
Заботился он и о заведении шелководства; увеличил торговый оборот с Персией; значительно улучшил рыбные промыслы и установил новые правила взимания податей, благодаря чему доходы стали поступать в казну со всей империи и превратились в важную статью государственного бюджета. За свою неутомимую службу Никита Афанасьевич был награжден орденом Св. Анны I степени, пожалован чином генерал-поручика и стал сенатором.
В 1780 году Бекетов вышел в отставку, но так и не угомонился, продолжая заниматься селекцией и сельским хозяйством. С его именем связаны, между прочим, первые в России опыты по производству горчицы. Никита Афанасьевич получил эту превосходную приправу, не уступающую западным образцам, и даже собирался поставить ее на промышленную основу. Бекетовская горчица была отправлена для освидетельствования в Петербург, и ее создатель получил в результате золотую медаль Вольного Экономического общества.
Рукотворный памятник, оставшийся после Бекетова – это построенная им домовая церковь в Отраде в честь его небесного покровителя Никиты-исповедника. Этот храм в стиле зрелого классицизма, заложенный в 1782 году, утопает в зелени; он являет собой самый древний памятник русской архитектуры Волгограда, дошедший до наших дней. Среди жителей Отрады бытует легенда, что прах Никиты Афанасьевича пребывает в склепе этого Никитского храма.
Воспитанник любви и счастия богини,
Он сердца своего от них не развратил;
Других обогащал, а сам, как стоик, жил.
И умер посреди безмолвныя пустыни,
– написал о нем его племянник, известный русский поэт Иван Дмитриев.
“Счастье во сне пришло”, – говорили о Никите Бекетове. Если вспомнить метафору испанского драматурга XVII века Педро Кальдерона де ла Барка: “Жизнь есть сон”, то эти обращенные к Никите Афанасьевичу слова приобретут ясный и вполне определенный смысл. Не слишком долгая жизнь, отпущенная Бекетову (65 лет), на всех ее этапах была наполнена верой, любовью, творчеством, заботами о благе страны, а потому была счастливой. И из жизни он ушел в теплую июньскую ночь, когда сны так воздушны, сладки и безмятежны.
Русский Помпадур. Иван Шувалов
“Помпадур мужского рода” – так метко прусский король Фридрих II охарактеризовал любимца императрицы Елизаветы Петровны, обер-камергера Ивана Ивановича Шувалова (1727–1797). Как известно, всякое сравнение хромает, и тем не менее, в нашем случае параллель со знаменитой метрессой Людовика XV обладает известной исторической точностью. Ведь и Шувалов, и его современница маркиза де Помпадур (1721–1764) долгие годы были в фаворе у своих венценосных покровителей, отличавшихся взбалмошностью и непостоянством. Любвеобильность Людовика, которого так и называли “Людовик Влюбленный”, вошла в легенду; не отставала от него и “любострастная” (как сказал о ней Михаил Щербатов) Елизавета, которую когда-то даже прочили Людовику XV в жены. Оба фаворита не могли похвастаться своей родословной: Помпадур была внучкой крестьянина, а Шувалов хоть и происходил из дворян, но весьма худородных, средней руки. Однако их путь наверх был разным.
Будущая маркиза, которой еще в детстве предсказали, что она будет принадлежать монарху, неукротимо шла к цели:
в течение двенадцати лет она плела интриги вокруг короля, подкупала придворных, облачалась в броские эффектные костюмы (Дианы-охотницы, например); досконально изучила психологию своего патрона, предугадывала все его желания, и, привязав к себе, ловко нажимала на все тайные пружины его сердца.
Шувалов же, начавший службу при Дворе рядовым пажом, со свойственной ему скромностью не прилагал никаких усилий, чтобы понравиться монархине. Вот как отзывалась об Иване накануне его сближения с Елизаветой Екатерина II (тогда еще великая княгиня): “Я вечно находила его в передней с книгой в руке… Ему было тогда 18 лет, он был очень недурен лицом, очень услужлив, очень вежлив, очень внимателен, и казался от природы очень кроткого нрава… Кроме того, он был очень беден”. Иван был тогда сильно увлечен фрейлиной княжной Анной Гагариной, на которой даже хотел жениться, и об императрице вовсе не помышлял. Шувалова выдвинули исключительно его властолюбивые родичи, пользовавшиеся влиянием при Дворе и стремившиеся с помощью красавца Ивана еще более укрепить свое положение. О его достоинствах монархине нашептали всесильный кузен Петр Шувалов, а главное, любимая подруга юности Елизаветы Мавра Шувалова, урожденная Шепелева. А уж стать, красота и молодость Ивана Шувалова довершили дело. Он обратил на себя высочайшее внимание и был тут же произведен в камер-юнкеры.
Однако увлечение Шуваловым поначалу не помешало Елизавете иметь одновременно с ним трех других фаворитов. И хотя императрица отдавала Ивану явное предпочтение, трудно согласиться с историком Виктором Наумовым, утверждающим что она испытывала к Шувалову “глубокое и сильное чувство”. Императрица-щеголиха, императрица-вакханка, она смолоду отличалась “рассеянной жизнью” и была падка лишь на внешний эффект. Бесспорно одно – Шувалов привлек ее внимание не своим “скучным” книгочейством, а молодым задором и щегольством. А мода была для Елизаветы делом первостепенной важности. Законом для ее Двора стали французские образцы и французская грация.
Ознакомительная версия.
