Среди этих «людей, водящих дружбу с царями», согласно выражению той эпохи, установилась практика брать себе отличительные титулы, разнообразие которых, по крайней мере у Лагидов, подполагало наличие своего рода иерархии: помимо «друзей» появилась категория «родственники» царя, которые на самом деле не имели с ним ни кровных, ни брачных связей, но находились в тесных личных отношениях. Выделялись также «первые друзья», «телохранители» (somatophylagues) и «архителохранители» (которые уже не представляли собой, как при Александре, действительно вооруженную охрану, а были лишь обладателями титула) и даже «преемники» (диадохи) — термин, который толкуют как обозначение личного окружения царя. Этот штат образовывал при царе элитарный кружок, своеобразную знать, получавшую за личные заслуги привилегии без права их передачи (поскольку эти титулы не были наследственными), среди которой царь выбирал необходимых ему гражданских и военных помощников разных уровней. Но вряд ли существовал придворный этикет, строго отделяющий государя от его приближенных: греческая и македонская традиции поддерживали представление о том, что царь должен оставаться доступным, и сугубо личный характер царских функций имел то же значение. Доказательством может служить широко распространенная в лагидском Египте практика прошений или ходатайств, которые любой мог лично подать царю, уповая на его милость: до нас дошло огромное количество таких папирусов, зачастую составленных людьми самого незначительного положения.
* * *
Администрация в монархической системе существенно отличалась от администрации в полисе. Здесь ей не нужно было заниматься общественными делами от имени народа, что предполагало разделение обязанностей, а следовательно, коллегиальность и ежегодное переизбрание магистратуры. Здесь необходимо было управлять от имени царя и посредством делегирования его личной власти. Здесь не существовало магистратов, но были министры, хотя эти новые должности не имели в языке какого-то общего термина, и это весьма значимо. Ибо эти министры не образовывали единого корпуса: каждый из них индивидуально получал поручение заняться частной конкретной задачей на неопределенный срок, то есть пока это угодно государю. В разных монархиях их называли по-разному, и эти наименования практически не являлись строгими терминами, что прекрасно демонстрирует индивидуальный и зависимый от воли монарха характер этих обязанностей, которые им доверялись. У Селевкидов во II веке до н. э. был «поверенный в делах», который, по-видимому, играл, по крайней мере временно, очень важную роль координатора. Та же должность встречается в Пергаме при Атталидах, а вот в лагидском Египте ее не было. Зато там начиная с правления Птолемея II Филадельфа появляется министр, называемый диойкет, то есть «администратор», или «поверенный в доходах», чьи полномочия распространялись на все отрасли администрации, кроме военной сферы: он распоряжался финансами царя и тем самым контролировал всю экономику страны. Благодаря обнаружению в оазисе Фаюма архива папирусов, оставленного неким Зеноном, служившим при диойкете Аполлонии примерно между 260 и 250 годами до н. э., мы можем судить о деятельности этого министра Птолемея II в конкретной области: эта деятельность распространялась на все виды хозяйствования в этом крупном регионе, а также на внешнюю торговлю некоторыми продовольственными товарами. Пропустим все то, что этот поразительный документ может нам сообщить об экономической и социальной жизни греческого Египта. Сейчас нам достаточно отметить, что диойкет Аполлоний в переписке, которую он вел со своим помощником, предстает облеченным значительными полномочиями, которые он осуществлял именем государя. «Царь и Аполлоний повелели…» — такую формулировку он использовал, распоряжаясь делами, и это отлично демонстрирует, что в конечном счете он обладал этой властью лишь как посредник самого государя.
Управление большим государством требовало организации архивов. Поэтому эллинистические монархи имели канцелярию, которая регистрировала официальные документы и сохраняла их копии. Эти учреждения, где трудились писцы, не были новшеством, поскольку в греческих полисах и храмах уже были свои архивы, обычно доверяемые надежным и образованным общественным служащим; архивы Афин, располагавшиеся в храме Матери богов — Метрооне, на агоре, были важной деталью государственной машины. Эллинистические царства также имели специальную службу, но ее функции были шире: она регистрировала обильную переписку царя с его подчиненными и с другими государствами — поэтому глава такой службы Лагидов назывался «составитель писем» (эпистолограф). Там также велся учет царских указов, которые записывались в журналы — эфемериды, становившиеся основой для истории царствования; пример тому был подан Александром, при котором должность главы канцелярии исполнял Эвмен из Кардии. Это был примечательный выбор: назначая архивистом грека, а не македонянина, Александр ясно давал понять, что именно на греческом языке, а не на македонском диалекте должны составляться и записываться официальные указы его империи. Эллинистические цари придерживались этой традиции: необходимость разнородного населения внутри и вне крупных государств понимать друг друга и иметь отношения с полисами, говорившими на самых разных диалектах, приводила к использованию единого языка, что прекрасно понимал Александр. Это был аттический язык с упрощенной орфографией и без диалектических особенностей, язык Аристотеля и Академии, бывший также языком ораторов и историков. Этот официальный язык стал также «общим» языком, койне, которым пользовались царские чиновники и военачальники на всем пространстве эллинистического мира. Хотя очень большое число полисов дорийской традиции продолжали составлять официальные документы на своем собственном диалекте (так было, например, в Дельфах, Этолии, Беотии, Аргосе, на Крите, Родосе и в Киренаике), использование общего языка стремительно распространялось. Именно на нем ахеец Полибий писал свою историю, и на нем творили все эллинистические прозаики, желая привлечь более широкую аудиторию. Наконец, именно этот язык позволил римлянам в начале II века до н. э. объясняться с греческой стороной во время завоеваний. Этот лингвистический процесс оказал длительное влияние на бассейн Восточного Средиземноморья и продолжил свое развитие в языке византийского и современного периода: это было великое событие цивилизации, которому в значительной степени содействовала бюрократия эллинистических монархий.
Предпочтение, отданное греческому диалекту перед македонским, показывает, насколько глубоко была эллинизирована династия Аргеадов и последующие македонские династии. Македонский язык сохранялся только в сфере повседневного общения, и сегодня он нам очень плохо известен из-за отсутствия документов. К тому же цари, претендующие на происхождение от греческих богов, распространяли эллинский язык и культуру. Причем до такой степени, что македонский диалект переставал употребляться правящими родами, которые гордились тем, что поддерживают наследие Александра. Плутарх отмечает, что некоторые предки великой Клеопатры перестали говорить по-македонски (Жизнеописание Антония. 27). Престиж и удобство аттического языка, разумеется, сыграли в этой эволюции решающую роль, которую, несомненно, облегчало вероятное родство (хотя некоторые ученые до сих пор в этом сомневаются) между греческим языком и македонским диалектом. Но это отражает также численное неравенство между македонскими завоевателями и греками.
Первые, изначально немногочисленные, понесли большие потери в непрерывных войнах, а большинство выживших впоследствии стремились вернуться на родину. Зато дворы, армии и администрации в монархиях постоянно пополнялись греками; древние и новые города, становившиеся активными центрами крупных государств, были греческими полисами. Так что в скором времени понятие «македонянин» утратило свое изначальное этническое значение и стало просто военным термином, обозначающим род офицеров и солдат. Таким образом, по историческому парадоксу, победы Филиппа и Александра, которые воспринимались современниками и сейчас еще очень часто рассматриваются как фатальные для величия Греции, в конечном счете способствовали беспрецедентному распространению эллинизма.
Местные администрации продолжали на местах деятельность центральной администрации монархического государства. Огромные территории, над которыми господствовали Селевкиды и Лагиды, естественно, разделялись на более мелкие территориальные единицы, чтобы облегчить государственное управление. Александр мудро сохранил деление своих завоеванных земель на сатрапии в соответствии с ахеменидской практикой. Селевкиды последовали этому примеру, который продемонстрировал свою эффективность, введя в своих провинциях административные округа, что позволило рассредоточить власть. Исключительная разнородность населения и регионов, обусловившая в скором времени отпадение многих из них, существенно усложняла задачу и требовала от системы большой гибкости. В лагидском Египте, менее пространном и более однородном по своей географии и по своим традициям, сохранялось старое деление на. провинции, или номы, подразделяющиеся на топархии и деревни (komai); каждую из этих территориальных единиц возглавлял царский представитель, соответственно номарх, топарх и комарх. Но помимо этого лагидские цари ввели в номах наряду с номархами должность, имевшую военное название — стратег. Эти стратеги номов приобретали все большее значение и становились настоящими правителями провинций, которым помогали множество средних и низших должностых лиц, среди которых в силу обстоятельств росло число этнических египтян, говоривших по-египетски и становившихся билингвами.
