в 1910‑х годах. «Быть светлым лучом для других, самому излучать свет – вот высшее счастье для человека, какого он только может достигнуть» («Спутник»на 1962 год, «Спутник» на 1967 год). Как далека была юношеская риторика молодого революционера от политических практик опытного чекиста!
«Календарь школьника» на 1957 год посвятил юбилею Корнея Чуковского оригинально оформленную страницу
Романтика, переполнявшая «Календари школьника», нигде не переходила границ, очерченных идеологическими нормативами. В то время как Дзержинский шествовал в потертой шинели по страницам школьного календаря, вход туда был наглухо закрыт истинным романтикам, каковым был писатель Александр Грин. Оказалось, что проще представить в романтическом свете чекистов и комиссаров, чем открыть подросткам мир героев «Алых парусов» и «Блистающего мира». Только в 1970‑х годах в календарях стало упоминаться «сомнительное» имя Александра Грина (притом что на советских экранах с 1961 года с огромным успехом шел фильм «Алые паруса»). Переломным моментом стала официально отмеченная дата столетия со дня рождения писателя (23 августа 1880 года). В «Календарь школьника» на 1980 год был помещен юбилейный текст о писателе и его раннее стихотворение с комментариями:
Рыцарь мечты Александр Степанович Грин верил в ее действительную силу.
Мечта разыскивает путь —Закрыты все пути;Мечта разыскивает путь —Намечены пути;Мечта разыскивает путь —Открыты ВСЕ пути.
В этих стихах Грин утверждает – мечта сбудется, если сильно желать, мечта в руках человека, в его власти [504].
Оптимистическая вера, которую автор статьи приписал «рыцарю мечты», никак не вязалась с драматизмом жизненного пути писателя и печальной историей публикации его произведений (об этом календарь не обмолвился ни словом).
В календаре не упоминались литераторы, в отношении которых была допущена политическая несправедливость, и даже пересмотр дела с последующей реабилитацией писателя не был достаточным основанием для попадания на «книжную полку» календаря. В то время как стихи Даниила Хармса печатались в новом журнале «Веселые картинки», календарь ни разу не упомянул на своих страницах этого поэта. Не попала на «книжную полку» календаря повесть Григория Белых и Леонида Пантелеева «Республика ШКИД» (1927), поскольку один из ее авторов был репрессирован. Посмертного возвращения доброго имени Белых (1906–1938), переизданий повести и выхода одноименного фильма в 1966 году, по мнению руководства Политиздата, было недостаточно, чтобы поставить «Республику ШКИД» на «книжную полку» календаря. Принцип «У нас зря не сажают», отвергнутый в отношении репрессированных революционеров и крупных военачальников, оставался очень живучим там, где речь шла о деятелях искусства и литературы (идеологическая система продолжали видеть в них потенциальную угрозу).
Зато уменьшилось количество запретов на публикацию произведений писателей-эмигрантов и авторов с «плохой моральной репутацией». Так, на страницах календарей 1960‑х годов впервые появились тексты эмигранта Ивана Бунина (1870–1953) и «скандального» Сергея Есенина (1895–1925), искупивших свою «вину» стихами о красоте родной природы. Формат пейзажной лирики позволил напомнить в школьном календаре имя поэта Николая Заболоцкого (1903–1958), в биографии которого были «темные» пятна (незаконно репрессирован). Одно из известнейших стихотворений Заболоцкого «Не позволяй душе лениться» было напечатано в «Календаре школьника» на 1989 год, и факт этой публикации лучше любых политических заявлений подтвердил наступление перестройки.
Стихи возвращенных поэтов, за редким исключением, ограничивались природной тематикой, поскольку любовь к природе легко переводилась в любовь к социалистической родине, а пейзажная лирика – в регистр патриотической поэзии. Признаком застоя было увеличение количества стихов о природе во всех календарных изданиях, в том числе и в «Календаре школьника». Если за первые полгода в календаре на 1963 год было напечатано всего одно пейзажное стихотворение (остальные стихи были на разнообразные темы), то через десять лет таких текстов в календаре стало ровно в десять раз больше. Дело не только в том, что «дорогой Леонид Ильич» любил охоту и посиделки на природе (хотя это тоже имело значение). Считалось, что классика, к которой относилась вся пейзажная лирика, созвучна устойчивой политической системе, и поэтому календарь периода застоя переполнялся стихами о русской природе (а календари времени оттепели – стихами Николая Некрасова, которого очень ценил Хрущев).
В оттепельной редакции Политиздата уважительно относились к проверенным временем авторам, продолжая печатать их стихи к красным датам школьного календаря. Многократно изданные стихотворные тексты не воспринимались как собственно поэзия – они выполняли роль авторитетного слова, подобно цитатам из Ленина и Горького (поэтому их часто печатали в отрывках как цитаты). Чтобы избежать навязчивого повторения одних и тех же текстов, набор которых был ограничен, редакция календаря периодически меняла их. Так, 1 сентября отмечалось в календаре школьника один год стихотворением Маршака, на следующий – стихотворением Михалкова, затем опять Маршака и так далее. В «Спутнике» на 1963 год был напечатан «Первый день календаря» Самуила Маршака (в отрывке):
ПервоеСентября,ПервоеСентября!ПервоеСентября —Первый деньКалендаря, —Потому что в этот деньВсе девчонкиИ мальчишкиГородовИ деревеньВзяли сумки,Взяли книжки,Взяли завтракиПод мышкиИ помчались в первый разВ класс!
Это стихотворение Маршака впервые увидело свет в газете «Известия» в октябре 1935 года под названием «Песня о первом сентября». Впоследствии оно многократно переиздавалось в газетах, сборниках и календарях под разными названиями: «Первый школьный день», «Песня о первом школьном дне», «Песня о первом дне сентября», «Школьный новый год», «Первое сентября». Никакого содержательного смысла в такой смене названий не было, зато была типичная для авторитетных текстов тавтология, а она устраивала и автора, и издателей календаря.
Стихотворение Михалкова «Важный день» было написано в 1951 году по такому же случаю (опять же публиковалось сначала в газете), а затем было многократно повторено в календарях и календарных сборниках.
Красной цифрой не отмеченЭтот день в календареИ флажками не расцвеченВозле дома, на дворе.По одной простой приметеУзнаем мы этот день:По идущим в школу детямГородов и деревень,По веселому волненьюНа лице учеников,По особому смущеньюСемилетних новичков…И пускай немало славныхРазных дней в календаре,Но один из самых главных —Самый первый в сентябре! <…>«Календарь школьника» на 1975 год»
У читателя календаря мог возникнуть вопрос: а больше про 1 сентября никто не писал? Конечно, писали многие, но имена знаменитых авторов придавали календарным стихам необходимую весомость и значимость. Когда в 1984 году 1 сентября было объявлено всесоюзным Днем знаний, бремя ответственности еще больше возросло, а значит, без Маршака и Михалкова никак нельзя было обойтись.
Иначе обстояло дело с Днем учителя, объявленным профессиональным праздником в 1965 году (отмечался в первое воскресенье октября) и не имевшим набора статусных стихотворных текстов. В роли такого текста периодически использовалось стихотворение Якова Акима «Твой друг», но образ учителя в нем был скорее лирическим, чем официально календарным.
Есть у тебя хороший друг,Надежней друга нет.Спроси про север и про юг,Про то, что у тебя вокруг,На всё он даст ответ.Ты помнишь, как пришел он в класс?Решили все: суров!Но сколько он нашел для васПростых, понятных слов!
