В случае если у нас имеется большое количество сведений о том или ином городе или явлении, мы можем попытаться выработать общие принципы. Однако изучение истории Афин никоим образом не является простым делом из-за размера этого города и того, что он развивался как центр торговли, законы которого не были упорядочены, что заставляло уже выдающихся ораторов сталкиваться с рядом неизвестных прежде трудностей. При написании своих «Законов», содержащих сведения о различных сферах человеческой деятельности и посвященных реальному, а не идеальному миру, Платон, достигший тогда зрелого возраста, заимствовал многие подробности из окружавшей его действительности. Но Платон мыслил как высокомерный реформатор, решивший изменить общество, не пытаясь анализировать принципы, лежавшие в основе существующих законов. Один только факт того, что Аристотель и Теофраст так много усилий приложили, чтобы составить своды древнегреческих законов и обычаев, в настоящее время утраченные почти полностью, свидетельствует, что они ожидали увидеть поучительное разнообразие. Нам нет смысла искать полезную информацию в таких многочисленных источниках, как папирусы эллинистического и римского периодов, ибо, несмотря на то что они могут быть написаны по-гречески и некоторые положения, содержащиеся в них, могут показаться нам знакомыми, описанная в них система является преемницей фараоновского Египта и не имеет в себе ничего греческого.
Попытку трактовать афинские законы осложняет тот факт, что по тем или иным причинам им не удавалось привлекать столь же пристальное внимание интеллектуалов, как римскому праву, а из-за принятой в Древней Греции практики там не сложился слой профессиональных юристов. Однако традиция сохранила свод законов Солона, составленный в 594 г. до н. э. и легший в основу законов, применявшихся в IV в. до н. э., и его старательно изучали, несмотря на архаичность языка, из-за которой большая часть данного текста была непонятна простым людям. В комедиях Аристофана содержатся намеки на то, что блестящему молодому человеку, решившему включиться в общественную жизнь, следовало выучить эти непростые слова. Но лингвистические трудности не привели к формированию слоя профессиональных истолкователей, и афиняне продолжали жить, не беспокоясь о расхождениях в юридическом языке и концепциях, нередко не позволяющих нам понять, что происходило в те времена, а иногда, когда речь идет о наиболее сложных делах, связанных с имуществом, даже то, что именно было поставлено на карту. Первопричина этого лежит в недоверии, которое питали к экспертам далеко не только наименее образованные слои общества демократических Афин. Они предпочитали полагаться в подобных случаях на здравый смысл и гуманность присяжных, и, возможно, юриспруденция как наука стала одной из жертв, которые афиняне возложили на алтарь демократии.
Квинтэссенцией демократии стали недоверие к специалистам и уверенность в справедливости коллективного правосудия, вершимого простыми людьми. Политические решения принимались в демократических государствах Древней Греции после шумных споров во время народного собрания, принять участие в котором могли все желающие. Само по себе это значит, что в Афинах не было «правительства» в современном понимании этого слова. Иными словами, там, в отличие от современных государств, где с избирателями советуются только во время самих выборов и те не могут влиять на решения и действия властей в временной промежуток между ними, отсутствовала организованная группа людей, получавшая власть на продолжительный период. В Афинах человек осуществлял власть, пока ему удавалось убедить народное собрание в правильности своих взглядов, и ему приходилось уверять в этом одну и ту же (или немного разную) публику раз за разом, без передышки. Недоверие к специалистам не подразумевало стремление к невежеству. Ксенофонт, не питавший большой любви к демократии и являвшийся поклонником всего спартанского, приписывает Сократу слова о том, что человек, желавший добиться политического влияния в Афинах, должен овладеть своим ремеслом, ибо люди не станут прислушиваться к тому, кто не в курсе всех происходящих событий. В какой-то степени эти слова справедливы, иначе афиняне вообще не смогли бы управлять своей сложной общественной жизнью. Но это не значит, что они занимались своими делами, ведомые светом чистого разума. Политик должен был убедить простых людей в своей правоте, и в качестве средства для этого использовалась устная речь, ораторское искусство, включая умение ловить настроение толпы и влиять на него.
В этих обстоятельствах найти афинский центр силы и авторитета (если не учитывать тот факт, что решение народного собрания было окончательным независимо от рассматриваемого вопроса) не так легко. Совет пятисот, несомненно, не исполнял функции правительства, так как его состав был слишком случайным и многочисленным, а механизм работы чересчур хорошо подогнан к теории демократии. В ограниченных пределах войну могли вести полководцы, которые могли похвастаться определенной преемственностью, так как в состав совета, избиравшегося на год, всегда входили люди, участвовавшие в его заседаниях прежде. Порой у них появлялась возможность использовать вооруженные силы для реализации планов, о которых народное собрание ничего не знало. Но возможность совершать самостоятельные действия, которой они обладали, не была безграничной даже в военной сфере, не говоря уже об опасности преследования, угрожавшей им дома, если при реализации их планов что-то пойдет не так. Их положение давало им изначальное преимущество при общении с людьми, и они обладали наибольшим влиянием, но им все равно приходилось убеждать граждан в том, что советы, которые они дают, принесут пользу. Это был единственный путь к ненадежному успеху, и на него вставали в основном люди, не занимавшие официальных должностей, представители неофициальной группы, которых называли «демагогами» (это слово не использовалось для того, чтобы охарактеризовать человека с положительной стороны), «ораторами», а позднее описательным причастием, свидетельствующим о том, что эти люди были афинскими «политиками».
Риски, которые брали на себя эти добровольцы, ничем не отличались от тех, что несли полководцы, так как за неправильные советы народному собранию человека могли судить. Фукидид и другие иногда говорили, что наказывать человека, сделавшего предложение, при условии, что тот, кто проголосовал за этот совет, не нес никакой ответственности, нелогично. Но ничего не изменилось, да и не могло, ведь профессионалы претендовали на то, что они мудрее, чем среднестатистический участник народного собрания, и знают больше его, а вознаграждение за их труды могло быть очень велико. Противники демагогов и правда нередко обвиняли их в получении денег благодаря войне. Но часть своих доходов эти люди все-таки получали обоснованно, и общественное мнение не осуждало (по крайней мере, в определенных границах) получение денег за оказание тех или иных политических услуг.
Для того чтобы верно оценить это, следует понять, что большинство дел, рассматривавшихся народным собранием, не было очень захватывающим и не имело ничего общего с высокими конституционными принципами. Некоторые из них, особенно когда Афины создали свою морскую державу, были довольно
