Ознакомительная версия.
Идея, согласно которой информация становится центральной ценностью современного общества, является одной из самых популярных во второй половине XX в. Важно понимать, что для нас принципиальным в этом случае является признание информации главным процессом и ценностью в общественных отношениях. Если в общественных науках установился определенный консенсус относительно типологии развития более ранних обществ (традиционное и индустриальное), то по поводу современных обществ такого согласия не сложилось. В результате кто-то стал использовать понятие «постиндустриальное», кто-то – «информационное», а некоторые эти два понятия отождествляют. Центральным «спусковым механизмом» информационного общества, с точки зрения ученых, предложивших концепцию такого общества, является технологический перелом середины XX в., в результате которого произошел существенный технологический рывок в промышленности, банковском секторе и сфере услуг. Информация в таком обществе является, по словам адептов данной идеи, ключевым благом, ценностью и драйвером экономического развития. Детерминизм данной модели в том, что такой сложный концепт, как общество, трактуется через развитие всего лишь одного блага, одной инновации – информации. В некотором роде это то же самое, что говорить об «обществе колеса» применительно к эпохе, когда оно появилось.
Впервые понятие «информационное общество» возникло в трудах американского футуролога Дэниела Белла (1919–2011),[312] а затем, вплоть до настоящего момента, с завидной регулярностью появляются различные варианты этой концепции. Белл утверждает, что в связи с техническим прогрессом деятельность по обработке информации постепенно становится преобладающей по отношению к работе с материалами.[313] Этот вывод Белл делает на основе увеличения доли услуг в экономике, а следовательно – увеличения количества действий, связанных с обработкой информации. По сути, наблюдение Белла предполагает чисто экономический подход, который исходит из деления экономики на сферу услуг и материальные товары. Услуга, в отличие от товара, нематериальна и растянута во времени. Следовательно, она всегда в значительной степени подразумевает информацию. Туроператор предоставляет нам информационную услугу коммуникации с отелем и авиакомпанией, а провайдер услуг ЖКХ берется связывать различные службы, отвечающие за эксплуатацию здания, с жильцами. Все это – информационные услуги. Проблема лишь в том, допустимо ли говорить, основываясь на росте их количества, о новом типе общества.
Вокруг концепта «информационное общество» формируется довольно пространный набор аналогичных понятий, которые либо используются как синонимы, либо образуют один семантический ряд. Например, американский экономист и предприниматель Марк Ури Порат в 1977 г. публикует отчет «Информационная экономика: понятие и измерение»,[314] в котором обосновывает понятие «информационная экономика» и пишет о появлении нематериальных видов экономики.
Исследуя статистику рынка занятости и экономику, лауреат Нобелевской премии Фридрих фон Хайек отождествляет информацию со знаниями и предпочитает использовать понятие «общество знания».[315] В схожей парадигме мыслит Фриц Махлуп (1902–1983), который рассматривает знание как особый вид товара в экономике (название его работы: «Производство и распространение знаний в США»[316]). В этом же наборе детерминированных информацией теорий находится место работе Дж. Стиглера (1911–1991) «Экономика информации»[317] или более современным идеям о наличии креативной экономики.[318]
У Элвина Тоффлера (1928–2016)[319] важным компонентом информационного общества становятся телематические сети – как будущее пространство общественных отношений. Тоффлер предлагает полностью перестроить грядущее общество на основе информационных электронных систем, связанных в сети. Информация у него перестает быть вспомогательным благом, а становится самоценной. Так, например, ручные промышленные действия заменяются у Тоффлера мунипулятивно-информационными.
После появления Интернета в научном сообществе велись серьезные дискуссии о том, что мы имеем дело с очередным кардинальным изменением в области информации. Французский философ Пьер Леви, например, считает Интернет пространством, в котором концентрируется коллективный разум.[320]
Идея информационного общества, будучи философским концептом, оказалась, однако, вполне подходящей для использования в правительственных программах, при оказании международной помощи и в других случаях. При этом новые технологии представляются как инструмент либерализации тоталитарных режимов, создания «настоящей демократии», изменения общественных отношений и проч.
§ 3. Информационное общество и «новые медиа» в парадигме модернизации
Как уже отмечалось выше, концепт информационного общества стал чрезвычайно популярным в программах международной правительственной помощи (для развития информационного общества в странах третьего мира), а также в национальных программах перехода к информационному обществу, которые предполагали государственные меры по совершенствованию технологической инфраструктуры связи, доступа к Интернету и новым телекоммуникационным сервисам, использования компьютерных технологий в образовании и т. п.
Начиная с 1970-х годов и появления персональных компьютеров в разных развитых странах мира возникают правительственные программы в области перехода к информационному обществу. Часто в этих программах термины «информационная экономика», «информационные сети», «информатизация», «экономика знаний» используются в контексте модернизационного развития.
Первая из таких программ на государственном уровне была предложена и реализована в Японии профессором Йонеем Масудой, автором книги «Информационное общество как постиндустриальное общество».[321] Масуда позднее возглавил Институт информационализации общества и пилотировал ряд программ по переходу к информационному обществу (сначала – в рамках Министерства труда и образования; затем – правительственные межминистерские программы).
Во Франции Симон Нора и Ален Минк опубликовали в 1978 г. «Отчет об информатизации общества».[322] Он лег в основу правительственной программы развития телематических услуг, и в первую очередь запуска французским государственным телефонным оператором телекоммуникационной системы «Минитель» (Minitel), которая еще до массового распространения Интернета во Франции позволяла пользователям общаться в форумах, покупать билеты на поезда, самолеты и проч. В конце 1990-х годов в Европейском союзе была запущена программа «Информационное общество для всех»,[323] которая предполагала ряд социальных мер по организации доступа европейцев к Интернету, гарантии универсального доступа и отсутствия дискриминации по признаку доступа к Интернету и компьютерному оборудованию и т. п. Позднее эта программа была переименована в «Электронную Европу» («eEurope»). В США Альберт Гор, вице-президент при Билле Клинтоне, представил программу «Информационная супермагистраль», которая предполагала развитие скоростного доступа к Интернету для американцев.[324] После прихода к власти Барака Обамы был принят «Национальный широкополосный план» («National Broadband Plan»), который предполагал расширение пропускной способности мобильных линий передачи данных.[325] В России подобная программа, получившая название «Электронная Россия», была запущена в начале 2000-х годов.
Такие программы, решающие вопросы технологической инфраструктуры, в значительной степени концентрировали свое внимание на технологиях и их поставке. Гораздо сложнее было продумать, как решать вопрос строительства информационного общества не в технологическом, а в социальном, или «человеческом», измерении. Речь идет о цифровой компетенции, развитии равного доступа к разнообразию сервисов и т. п. Большинство подобных вопросов касались обучения людей и внедрения новых социальных практик и в таких документах не решались.
За идеями технологической модернизации зачастую скрывались глобальные идеи новой экономики. Вообще понятия «информационное общество», «экономика знаний», «новая экономика» стали очень популярны в правительственных кругах, потому что через них правительственные организации и банки демонстрировали структурные изменения в экономике (зачастую при реальном отсутствии таковых). Неконкретные или трудноизмеримые термины позволяли производить перегруппировку статистических показателей так, чтобы продемонстрировать рост там, где его нет. К примеру, известный американский экономист Джереми Рифкин на основе собственных наблюдений о доле кредитов в экономике, повсеместном применении лизинга, проката, оформления подписки на использование разных благ (включая проживание) предлагает полностью пересмотреть понятия «рынок» и «собственность» в экономике.[326] С точки зрения Рифкина, собственность, которой обмениваются на рынке, постепенно перестает быть ценностью, а ее место занимает доступ к благу. Иными словами, мы все меньше и меньше приобретаем продукты или услуги в собственность, однако овладеваем доступом к пользованию продуктом, который кому-то принадлежит. А обмен доступом предполагает циркуляцию информации между тем, кому реально принадлежит благо (например, лизинговый автомобиль), и тем, кто им пользуется. В результате диада «рынок – собственность» заменяется в новой информационной экономике вектором «сеть – доступ».
Ознакомительная версия.
