называемого настольного календаря содержат разнообразный литературный материал, имеющий большое агитационно-пропагандистское значение. Это значение с каждым годом все больше учитывается советскими издательствами, преследующими цели культурной революции, и календарь превращается в массовое орудие политической и культурной пропаганды [55].
Пушкинский календарь: К 100-летию со дня гибели А. С. Пушкина. Даты. М.: Изогиз, 1937
Между культурной революцией и политической пропагандой ставился знак равенства. По образному выражению Наума Коржавина, «грамоту все тогда получали вместе с людоедством» [56] (отрывки из «Медного всадника» Пушкина и «Каштанки» Чехова чередовались с сообщениями о революционном терроре и призывами к уничтожению троцкистов). «Чистой» культуры в советском календаре никогда не было, даже если о политике в нем не упоминалось ни слова. Так, в 1937 году, когда вся страна торжественно отмечала 100-летие со дня гибели Пушкина, был подготовлен и напечатан Пушкинский календарь [57], а 150-летие со дня рождения поэта в 1949 году прошло незаметно, без выпуска календарей и торжественных мероприятий. В первом случае обличалась жестокая сущность царизма, убившего великого поэта, а во втором случае идеологическая подоплека не казалась очевидной, так что Пушкинский календарь был не нужен.
Успешные кампании по борьбе с неграмотностью и развернутое политпросвещение расширили круг потенциальных читателей календарной продукции, что позволило охватить печатными календарями, как и газетами, значительную часть населения советской страны. Со временем укрепилась типографская база издательств, печатавших календари. Так, тираж самого массового и доступного вида печатных календарей (отрывного) в 1939 году насчитывал 10 миллионов экземпляров, а в послевоенные годы тиражи календарей разных видов многократно выросли. Несмотря на впечатляющий рост календарной продукции, была очевидной тенденция к тематической унификации календаря. Так называемый общий календарь (отрывной, настольный) был призван охватить весь спектр бытовых и досуговых интересов советских граждан.
В 1950–1980‑х годах лидером в выпуске всех видов календарной продукции стал Главполитиздат (с 1963 года – Политиздат). В его ведении были не только такие издания, как «Коммунист: Календарь-справочник», выходивший с 1965 года, но и «Спорт: Календарь» (с 1966 года), «Женский календарь» (с 1980 года) и даже календарь «В мире прекрасного» (с 1980 года). Все «спортивное», «женское» и «прекрасное» в советской стране не обходилось без красных дат календаря, а ими ведали Политиздат и Отдел пропаганды и агитации при ЦК КПСС.
Печатный календарь и идеология
Информация в календаре, будь то долгота дня, историческая годовщина или сроки посадки растений, всегда носит директивный и обязательный характер. На страницах календарей нет места дискуссиям и обсуждениям, и этим печатный календарь принципиально отличается от газетной периодики. В календарях не печатают новостей и сиюминутных происшествий, зато есть даты «навсегда» и события «навечно» (отслеживать их постоянную смену – головная боль издателей календарей прошлого и настоящего).
Запечатленный (на камне, папирусе или бумаге) календарь воспринимался как послание свыше, освященное небесными и божественными силами (Луной, Солнцем, Рамой, Буддой или Лениным). Не случаен тот факт, что в европейских названиях месяцев закрепились имена «солнцеликих» римских императоров. «Солнцеликими» представлялись святые и служители церкви, а также многочисленные члены императорской семьи, с перечня которых открывались отечественные календари до 1917 года. Связь с авторитетным именем превращала календарное число в символическую дату, призванную вызвать священный трепет. В советское время на смену святцам и царскому дому пришел пантеон партийных вождей и членов правительства, и теперь уже их имена на календарных страницах вызывали благоговейное чувство. Советский календарный пантеон рухнул одновременно с отказом от необходимости указывать в календарях год от даты Великой Октябрьской социалистической революции (далее ВОСР) 1917 года (до 1991 года это было обязательным) [58].
Изменения в календарях, происходившие в результате календарных реформ (перенос дат, смена рабочих недель и выходных дней), всегда являются прерогативой высшей власти, и таких реформ в отечественной истории было несколько (календарная реформа Петра I, ленинская реформа календаря 1918 года, непрерывная рабочая неделя 1930‑х годов). Отбор праздничных дат, объявление дней выходными, определение значимых для граждан событий, юбилеев и годовщин регулировались в календаре царскими приказами и президентскими указами, распоряжениями Сената, Синода, Государственной думы, Совнаркома, Президиума Верховного Совета и прочими высшими органами государственной и церковной власти [59]. Вместе с хронологией календарь кодифицировал идеологические доктрины, политические лозунги и административные постановления, заполняя ими календарную сетку праздников и будней. Два века истории общеупотребительных календарей свидетельствуют: чем авторитарнее государственная система, тем значительнее роль календаря в жизни граждан и тем больше сакральных дат и священных имен в нем.
Советский месяцеслов из карикатур на Николая II. Советский календарь на 1919 год. М.: ВЦИК, в тип. Т-ва И. Д. Сытина
Проявление какой-либо оппозиционности на страницах календарей или намеки на инакомыслие пресекались цензурой как недопустимая вольность [60]. Ежегодные выпуски печатных календарей проходили контроль цензуры, осуществляемой сразу несколькими надзорными органами (в царской России это Синод, Третье отделение, Главное управление цензуры, Министерство народного просвещения и т. д.; в советской стране – Главлит, Управление по охране государственных тайн в печати, Отделы пропаганды и агитации при ЦК партии и т. д.). Причиной особых цензурных строгостей в отношении печатных календарей было их массовое распространение во всех слоях русского общества, а в советское время – в каждой семье. Неудивительно, что календари дореволюционного времени пытались использовать в качестве прокламаций участники народнического движения и марксистских кружков: одни – в целях просвещения народных масс, другие – в целях продвижения идей революционного переворота [61]. В свою очередь, официальные календари были заполнены имперской символикой, православным величием и верноподданническим пафосом (в годы Первой мировой войны к ним добавился милитаристский патриотизм). Триада «православие – самодержавие – народность» ежедневно и ежегодно декларировалась в дореволюционных календарях, а в календарях советского времени сменилась столь же постоянным утверждением ленинизма-сталинизма-коммунизма.
Идеологическая (религиозная или политическая) ангажированность печатного календаря, несмотря на его демонстративную приверженность к объективной хронологии (числа, дни недели) и обилие исторических дат, не позволяет использовать календарь как пособие по истории, хотя многие издания печатных календарей именно на это претендовали [62]. Это относится как к календарям советского периода с их кричащей политизированностью, так и к дореволюционным, подотчетным правительственному и церковному надзору. Историческое прошлое на страницах календарей выполняет роль злободневной политинформации, даже если речь идет об эпохе Античности или Крестовых походах, а тем более о недавней истории. В этой связи понятна антитеза в «Поэме без героя» Анны Ахматовой: «Приближался не календарный – / Настоящий Двадцатый век». Противопоставление календарного и настоящего имеет как темпоральный характер (начало эпохи или исторического периода не совпадает со страницей календаря) [63], так и оценочный (календарный в значении «ненастоящий»). Принцип антитезы используют современные авторы мемуарной литературы, противопоставляя дни личных трагедий календарным датам:
