Как мы видим, множество документов свидетельствуют о жизнеспособности религиозной веры в эллинистическую эпоху. Почему же в таком случае так часто говорят о ее упадке? Дело в том, что нас дезориентирует неоспоримый феномен: развитие критических взглядов среди философов и некоторых представителей интеллигенции, и мы игнорируем огромное число свидетельств, которые обнаруживают истинное отношение индивидов и социальных групп. Что же мы видим? Общество тратило большие средства на соблюдение древних ритуалов или на их возрождение, оно старалось детально регламентировать культовые обряды и заботилось о том, чтобы эти правила фиксировались и обнародовались, чтобы всем о них было известно; оно воздвигало дорогие памятники и приумножало пожертвования. Частные лица не отставали от полисов и соревновались друг с другом в щедрости воздаваемых богам почестей. Можно ли поверить, что такие траты и усилия были лишь демонстративными жестами, пустой формальностью, пережитком прошлого? Скорее следует признать, что это выражение искренней набожности, ревностность которой нисколько не ослабла по сравнению с предыдущими эпохами.
* * *
«И было ли когда-нибудь время, более богатое оракулами?» Они почитались повсюду, и прежде всего оракулы Аполлона, по преимуществу пророчествующего бога: помимо Дельф, в Элладе процветало много пророческих святилищ, таких как Коропа (в Магнесии, на побережье залива Воло), от которого до нас дошли два культовых устава, датируемых II веком до н. э. — оба очень детализированы. Это два декрета полиса Деметрия, от которого зависело святилище Аполлона Коропского: гражданские власти в согласии с союзом магнетов принимали необходимые меры, чтобы приходящие за советом оракула соблюдали должный порядок, следуя церемониалу, достойному бога. Крайне показательно, что этот устав стал необходим «по причине большого числа чужеземцев, которые приходили с вопросом к оракулу». Второй текст, обнародованный в том же году, имел целью сберечь деревья и зелень на священной территории и запрещал под страхом штрафа обрезать ветки и пасти здесь скот: прекрасный пример среди множества других — та забота, с какой древние оберегали от любого посягательства естественное состояние местности, когда она передавалась под покровительство божества.
В Анатолии великими пророческими святилищами Аполлона были храм в Кларосе, недалеко от Эфеса, и Дидимейон возле Милета. В Кларосе, где французские археологи обнаружили храм, церемония обращения к оракулу происходила под землей. Ритуалы совершались ночью при свете факелов в лабиринте подземных коридоров и цокольных этажей, свод которых поддерживали мощные аркады, установленные в I веке до н. э. В Дидимах, как мы видели, огромный и глубокий внутренний двор должен был вмещать паломников и желающих обратиться к оракулу. Эти грандиозные сооружения, очевидно, были возведены из расчета на многочисленные толпы верующих. В Сирии при Селевкидах, чье почитание Аполлона было хорошо известно, возле Антиохии Селевком I был основан храм в Дафне: он пользовался достаточно громкой славой, чтобы вызвать сарказм у христианских полемистов — Клемента из Александрии, Григория Назианзина, которые насмехались над ним, так же как над храмами в Дельфах и Додоне. В Дафне пророчество получали непосредственно от бурлящих струй священного источника, который назвали Кастальским, как и знаменитый дельфийский источник. Движение и журчание воды интерпретировались жрецами, которые передавали смысл пророчества вопрошавшим. В этой процедуре не было ничего принципиально нового по отношению к древним обычаям греков. Любой знак годился для выражения божественного волеизъявления и наставления, которое оно несло: шумящие на ветру листья, огонь и дым жертвенника, полет птиц, журчание источника, внутренности жертвенного животного, бессвязные слова одержимого человека. Таким образом, пророчествующие святилища по-прежне-му часто посещались. Многие из них встречаются у Павсания в его «Описании Эллады», и мы обнаружили также те, о которых он не упоминает, например удивительный «оракул мертвых» (Некромантейон) в Эфире (Эпир), возле устья реки Ахерон, куда в здание сложной планировки, построенное в III веке до н. э., приходили спрашивать умерших воинов, подобно тому как когда-то Одиссей вызвал тени усопших над ямой, полной жертвенной крови. В этом отдаленном уголке Западной Греции во времена Пирра оставались живы древнейшие верования архаического мира.
Одновременно с популярностью оракулов растет популярность мистерий. Разумеется, они не были чем-то новым — мистерии Деметры и Персефоны в Элевсине существовали уже очень давно. Возможно, их пытались воспроизводить в Александрии, где один из кварталов был назван Элевсинским и где на монетах (правда, только в эпоху Антонина) изображался Триптолем на колеснице, запряженной змеями, несущий людям пшеничные зерна — дар Деметры. Долгое время ошибочно считали, что «Гимн VI» Каллимаха относится к этому празднику в Александрии, тогда как он имеет отношение к фесмофориям в Кирене. Тем не менее вполне вероятно, что в Александрии существовали мистерии Деметры и Персефоны. Птолемей I Сотер пригласил из Элевсина члена старого рода Эвмолпидов[62], которые традиционно исполняли одну из двух жреческих функций в культе Двух Богинь; этот человек должен был стать советником (экзегетом) по религиозным вопросам, и он вполне мог сыграть свою роль в организации церемоний в честь александрийской Деметры. В Пергаме тоже, по-видимому, имели место мистерии, связанные с культом Деметры и Персефоны. Непосредственное влияние Элевсинских мистерий на те, что устраивались в честь Великих Богинь в Мегалополе (Аркадия), отмечает Павсаний (VIII, 31): заимствование произошло, скорее всего, в III веке до и. э. Аркадия имела другое мистериальное святилище — в Ликосуре, к юго-западу от Мегалополя: оно было посвящего божеству, которое называли просто «владычица», или Деспойна; она считалась дочерью Деметры и Посейдона, и, согласно Павсанию, «аркадийцы поклонялись ей больше, чем всем другим богам». Здесь был обнаружен священный кодекс III века до н. э. и фрагменты мраморной культовой статуи, изваянной скульптором Дамофоном из Мессены во II веке до н. э. Недалеко оттуда, в Мессении, в расположенном в горах городе Андання, праздновались другие мистерии, о которых сообщает любопытный документ: длинная надпись, датируемая 92–91 годами до н. э., которая проясняет многие намеки Павсания на эти церемонии в книге IV его «Описания Эллады». Этот большой текст с множеством подробных инструкций, где меры по поддержанию общественного порядка (такие, например, как регламентация права доступа в святилище или снабжение питьевой водой) соседствуют с деталями культового характера: о словах клятвы, о том, какого рода должна быть жертва, о порядке процессии, о роли жрецов и жриц, об одежде и украшениях, которые следует надеть, — все предусмотрено до мельчайших подробностей. Это наилучшим образом доказывает значение, которое придавали этим церемониям ревностные паломники, толпами устремлявшиеся в эту глухую долину, чтобы принять там участие в празднике.
Помимо культа Деметры, мистерии также входили в культ Диониса. Они были редки в эту эпоху в Элладе, зато на островах и в Анатолии устраивались часто. Как правило, устройством праздников и церемоний занимались братства, или фиасы. Их члены обычно добавляли к своему имени один из эпитетов бога Диониса-Вакха и назывались вакханами. Ритуалы, которым они предавались, носили оргиастический характер, восходящий к очень древней традиции. Поскольку эти мистерии устраивались также и женскими фиасами, отчего страдала репутация их участниц, сенат в 186 году до н. э. издал знаменитый указ, запрещавший вакханалии во имя сохранения нравственности римского народа. Тем не менее популярность Диониса только росла на протяжении эллинистической эпохи. Мы видели, как благодаря братствам дионисийских актеров распространилось в то время пристрастие к театру. Птолемей IV Филопатор проявлял особый интерес к этому культу: он предписал указом, текст которого воспроизводит папирус, чтобы ответственные за дионисийские таинства в Египте лица предоставили ему имеющиеся у них священные документы, дабы он с ними ознакомился. Еще его отец, Птолемей II Филадельф, придал дионисийский характер величественной процессии, прошедшей в Александрии по случаю птолемей (270–217). Пример Александра, немеревавшегося отыскать на Востоке, в Нисе, афганской долине, еще живые воспоминания о боге, будоражил воображение. Вся литература, собранная Диодором Сицилийским, упоминает о прохождении Дионисом всех земель вплоть до Индии и его триумфальном возращении в Европу в окружении экзотической и шумной свиты. С другой стороны, в Южной Италии культ Диониса был издавно связан с культом Деметры и Персефоны и, по-видимому, в этом контексте принимал эсхатологическую окраску: по образцу элевсинских таинств он предоставлял своим участникам определенные гарантии их жизни после смерти. Все это, оставаясь в целом достаточно смутным, тем не менее объясняет развитие своеобразного дионисийского мистицизма. Бог вина, дающий людям на пирах и попойках утешение в их испытаниях, предлагает им также надежду на загробный мир. Отсюда огромная популярность Диониса, свидетельством чего является обилие личных имен, образованных от имени бога: например, Дионисий, превратившееся в Дени. Отсюда также богатая дионисийская иконография, которая воспроизводит до бесконечности образ бога: женоподобный юноша, обнаженный или одетый в длинные одежды, с рассыпанными по плечам длинными волосами, с повязкой на лбу, украшенной плющом; он держит с одной стороны тирс, длинный жезл, увенчанный сосновой шишкой и увитый лентой, а с другой стороны, сосуд для питья особой формы — канфар[63]. Он слегка опирается на молодого сатира, который поддерживает его на ходу, шатающегося от опьянения. Его сопровождает пантера, символизирующая кортеж хищников, который он привел из своего похода в Азию. Греческое искусство без конца воспроизводило эту двойственную фигуру с его обычными спутниками: с его возлюбленной Ариадной, силенами и сатирами, менадами и вакханками, к которым позже добавились амуры. В то же время почти повсеместно продолжали отмечать традиционные праздники с хорами, поющими дифирамбы, и театрализованными представлениями — трагедиями и комедиями; документы Делоса достаточно недвусмысленно свидетельствуют об этом и дают нам понять, что частью торжественной процессии была фаллофория — странный ритуал, во время которого через город на повозке провозили огромное, символизирующее бога чучуло из дерева или холста, набитого соломой, с телом птицы, чью шею и голову заменял мужской половой орган (фаллос) невероятных размеров. В этом обряде сохранилось старое народное верование в Диониса как в бога растительности и обновления, дающего плодородие землям и плодовитость стадам; отсюда сексуальная символичность фаллоса. Таким образом, традиционные аспекты и новые черты сплетались в сложном культе этого божества, который удовлетворял одновременно большим гражданским церемониям и требованиям личного мистицизма: легко понять его популярность в обществе, имеющем столько культов.
