Но не будем вдаваться в ботанические подробности, которые всегда удивительно интересны и неотвратимо доказывают могучую жизненную силу растительного мира, его неприхотливость, умение приспосабливаться к невыносимым, казалось бы, трудностям. Иногда усилий флоры хватает лишь на то, чтобы махнуть одиноким зеленым флажком, сообщить миру о своем существовании. Но нередко пустынной растительности вполне достаточно, чтобы дать корм стадам, дать пескам почетное звание пастбища. Конечно, это не такие богатые фабрики зеленого корма, как луга средней полосы или украинские степи. С квадратного метра животное может получить значительно меньше корма, чем в других, более богатых влагою местах, и поэтому стада чаще перегоняют с места на место, от одного колодца до другого. Лучшим комплиментом пустыне могут стать такие цифры: в Туркменистане более 80 процентов территории — пустыня и почти три четверти этой гигантской площади так или иначе используются в сельском хозяйств, в основном как пастбища. Подводя итог, можно твердо сказать, что пустыня — это не территория смерти, это территория жизни. Хотя, правда, очень трудной жизни.
В популярных публикациях о взаимодействии человека с природой, в частности о его взаимоотношениях с пустыней, часто можно встретить такие выражения, как «наступление на пустыню», «покорение пустыни», «завоевание пустыни» и так далее. Думается, что столь жестокие слова неуместны, когда речь идет о нашем партнере, нашей кормилице-природе. Чтобы пустыня помогала человеку, кормила его, создавала благоприятные условия для жизни, ее не нужно покорять, не нужно силой заставлять отдавать больше, чем она может. Пустыне нужно помогать, и только так, только в гармонии с этой сложной и потенциально богатой природной средой должен действовать человек.
Главная помощь, которая может быть оказана пустыне, — утоление ее извечной жажды. Одно из основных достоинств большинства пустынных территорий состоит в том, что они находятся в теплых районах, где нет недостатка в солнечной радиации. В других аналогичных по солнечности местах, но более богатых влагой, произрастают ананасы и апельсины, собирают по нескольку урожаев пшеницы в год. Да что там другие края — в самой пустыне, там, где выбивается на поверхность вода, вырастают прямо среди раскаленных песков богатейшие зеленые острова оазисов. В наше время в среднеазиатских пустынях многое сделано и делается, чтобы максимально использовать местные источники воды, скажем, улучшить водосбор с такыров или расширить масштабы применения опреснителей местных соленых вод. Но наиболее эффективная водная помощь пустыне связана с использованием столь мощного источника, как реки. Если полностью собрать всю воду, попадающую на все такыры Туркменистана, то получится до одного кубического километра в год. Столько же воды можно получить, используя около двух процентов стока одной Амударьи. Получая воду из рек для передачи ее засушливым землям, мы как бы восстанавливаем справедливость, мы возвращаем влагу, которая по праву им принадлежит и не попадает только из-за сложных процессов в атмосфере, смещающих источники осадков к северу и к югу от экватора. Труженики пустыни всегда понимали, сколь надежный и богатый источник воды представляют собой реки, и всегда умели этим источником пользоваться.
Волга впадает в Каспийское море, Днепр — в Черное, Кама и Ока — в Волгу. А куда впадает река Мургаб? Оказывается, никуда. А немалая, между прочим, речка, она несет в пять раз больше воды, чем подмосковная Пахра. Мургаб начинается в горах Афганистана, спускается вниз и, подхватив как приток реку Кушка, пробирается в Южные Каракумы, где и теряется в песках. Много столетий Мургаб все меньше и меньше углубляется в пустыню. Потому что все больше и больше воды по пути разбирают на орошение А вот другая река — Зеравшан. Когда-то он был притоком Амударьи, но разбор воды на орошение, который начался, судя по всему, еще 5–6 тысяч лет назад, постепенно разобщил эти реки. Сейчас воды Зеравшана не доходят километров двести до Амударьи. Правда, в годы большого стока, то есть в годы сильного таяния снегов или обильных дождей, зеравшанская вода вновь сливается с амударьинской. Так, в 1923 и в 1944 годах обводнялся высохший зеравшанский рукав Махандарья, соединявший когда-то Зеравшан с Амударьей.
Разбор речной воды на орошение, ликвидация речного русла до того, как оно придет к назначенному природой финишу, — явление типичное. И когда специалисты, занимающиеся поливным земледелием, говорят о реках, они прежде всего отмечают, каков сток воды, сколько кубических метров воды переносит река за секунду в разное время года, кто и сколько воды отбирает по пути, что остается для более низких по течению районов. Если им, конечно, вообще что-либо остается — возможности реки всегда ограничены, и чем больше воды ответвляется в сторону, тем меньше ее идет дальше вниз.
Есть в Средней Азии реки, которые уже в далекие времена обросли бессчетными ветками каналов, те, в свою очередь, ветвились более мелкими каналами и канальчиками. Такая разветвленная сеть вторгалась на поля, где совсем неширокими арыками проходила между рядами растений. Эти древние поливные земли официально так и именуются: «земли древнего орошения». Они образуют оазисы, но не такие, как в центре пустыни, возле выбивающегося на поверхность подземного ключа. На землях древнего орошения выросли оазисы-гиганты со многими селениями и городами, центрами хозяйственной и культурной жизни, с многомиллионным населением. Таковы расположенные по соседству Тедженский и Мургабский оазисы в Туркменистане: не острова, а огромные зеленые материки в песках Южных Каракумов. На долю их приходится почти половина всех посевных площадей и примерно треть всего населения республики. Здесь находятся такие крупные города, как Мары, Байрам-Али, Теджен. Люди издавна селились на орошаемых землях, ставших плодородными благодаря разветвленным каналам, многочисленным плотинам и водохранилищам, сложной системе распределения воды. Недалеко от Байрам-Али находятся руины Древнего Мерва, одного из крупнейших очагов цивилизации на Востоке, славившегося, в частности, своими библиотеками. Только в одной из них в тринадцатом веке насчитывалось 120 тысяч томов. И культурное богатство начиналось с оросительных каналов — культура расцветала там, где расцвела жизнь.
Два всемирно известных узбекских оазиса — Бухарский и Самаркандский — выросли на землях, орошаемых водами реки Зеравшан, но, конечно, опять-таки с помощью каналов, плотин, водохранилищ. Упоминания о Бухаре относятся ко второму, а о Самарканде к шестому веку до нашей эры, к временам походов Александра Македонского. Бухара и Самарканд всегда стояли в центре событий, происходивших в Средней Азии, как из-за выгодного географического положения, так и из-за богатств, которые принесли им плодородные орошаемые земли.
Вспоминая земли древнего орошения, обязательно нужно назвать Хорезм, самый северный, самый близкий к России оазис-гигант. Он находится в нижнем течении Амударьи, начинается примерно в пятистах километрах от того места, где она впадает в Аральское море. И от берегов Каспия до Хорезма тоже километров 500–600, правда, по пустынной территории. С востока к Хорезмскому оазису вплотную подходят песчаные барханы Кызылкумов, с запада — пески Каракумов. Атмосферные осадки в оазисе ничтожны, они обычно составляют 100, а то и 80 миллиметров в год. Но многочисленные рукава большой реки, каналы, иногда довольно крупные, даже судоходные, «разводят» воду на большие территории, где под жарким солнцем вырастают хлопок, хлеб, великолепные дыни, абрикосы, персики, айва. Кормовые травы скашивают по четыре раза в год, так что есть прекрасная база для животноводства. Но вот любопытный парадокс: оказывается, есть такие выросшие в пустыне животные, которые не одним кормом сыты и обилие влаги для них просто нестерпимо. Им подавай сухой пустынный климат, подавай жару, степную полынь и скромный водный рацион. Эти животные — каракульские овцы. Все попытки разводить их во влагообильном Хорезме закончились тем, что овец пришлось отправлять в соседние пустынные каракалпакские и туркменские пастбища. Не случайно все мировое производство каракуля сосредоточено в пустынях.
Одно из важных слагаемых здешнего плодородия — великолепные почвы, которые тоже в значительной мере созданы рекой. Житель Поволжья или Приднепровья будет просто потрясен, взглянув на воды Амударьи, особенно в нижнем ее течении. Они темно-коричневые и чрезвычайно мутные, кажется, что это не речная вода, а какой-то поток странного густого напитка, вырвавшийся из фантастического гигантского кофейника. По мутности вода Амударьи близка к мировому чемпиону в этой области — Тигру. В ней значительно больше илистых частиц, чем в водах таких рекордсменов мутности, как Нил и Инд. Вместе с максимальной годовой нормой воды, выливаемой на поля (примерно 700 килограммов на квадратный метр), Нил приносит около килограмма ила, а Амударья — 2,4 килограмма. Стоит ли после этого говорить об илистости вод Нижней Волги, которые в таком же количестве воды содержат всего каких-то 80 граммов ила.
