Я глядел из цитадели на бесплодный ландшафт, окружающий ущелье Сатледжа, и размышлял о том, как эти, когда-то великие, столичные города приходили в упадок. По одной легенде, правители покинули Цапаранг около 1640 г. и переехали в Тхолинг. Есть и более трагическая версия, повествующая о том, как Цапаранг в 1685 г. вновь подвергся нападению царя Ладакха. После долгой безрезультатной осады неприступной цитадели царь Ладакха призвал мусульманских наемников, которые пригрозили правителю Гуге, что будут убивать по 50 жителей города каждый день, пока он не сдастся. Если же царь капитулирует, ему обещали свободный проход для него самого, его семьи и министров. Царь Гуге сжалился над беззащитными горожанами и покинул крепость. Едва последние защитники вышли из цитадели, наемники ихтутже обезглавили как неверных. Выжившие жители Цапаранга похоронили обезглавленные тела в ближних пещерах. Недавно было обнаружено подтверждение этой легенды: в одной из пещер нашли несколько скелетов, у которых отсутствовали черепа[42].
ЯКИ — ЖИВЫЕ СНЕГООЧИСТИТЕЛИ
Зрелище 6714-метрового пика горы Кайлаш ошеломляет. Он совершенной формы пирамидой возносится над плато высотой 4500 м. Его вершина покрыта снегом и блистает хрусталем над черным гранитным основанием. Тибетцы метко прозвали эту гору Канг-Рингпоче, «драгоценность снегов». Раз увидев, от нее не отвести взгляда; в течение тысячелетий она была целью бесчисленных паломников, которые зачастую преодолевали невероятные трудности, только чтобы добраться до нее. Некоторым на дорогу требовались целые годы, и никогда уже им не суждено было вернуться домой. Хотя Кайлаш и не из числа самых высоких гор Тибета, его значимость определяется духовным, а не физическим аспектом. Религиозное значение определяется уникальным географическим положением горы. Она является центром, откуда берут начало четыре могучие реки Азии, текущие в разные стороны: Инд — на север, Брахмапутра — на восток, Карнали, один из главных истоков Ганга, — на юг, а Сатледж — на запад. С точки зрения географии район вокруг горы Кайлаш является центром двойного водораздела, а в религиозном смысле — огромной мандалы. Сама гора — словно гигантский чортен, а четыре водных источника представляют собой четверо врат мандалы.
Благодаря своему уникальному расположению в месте рождения четырех рек — подательниц жизни гора Кайлаш почитается священной в четырех важнейших религиях индо-тибетского культурного региона. Для буддистов и индуистов она символизирует космическую земную ось, называемую Меру. Но если буддисты видят в ней дворец божества медитации Демчога и его спутницы Дорже Пхагмо, индуисты почитают ее как трон бога Шивы и его супруги Парвати. Джайнисты, сторонники аскетической доктрины спасения, также появившейся в Индии примерно во времена Будды, верят, что первый из их легендарных 24 спасителей обрел просветление на горе Кайлаш.
Для бонпо — приверженцев автохтонной добуддистской религии Тибета, известной как Бон, — Кайлаш был не некой отдаленной мифической горой, а реальным духовным центром их империи Шанг-Шунг[43]. Политический центр Шанг-Шунг, подпавшей под власть Центрального Тибета в 644 г., скорее всего, был расположен в долине реки Сатледж, возле крепости Кьюнглунг, на полпути между Цапарангом и горой Кайлаш. Бонпо почитали Кайлаш задолго до верующих остальных трех религий. Они называют ее Тисе, или Юнгдрунг-Гуцег, что означает «гора девяти свастик», и чтят как резиденцию устрашающего девятиглавого божества Вэлчен Гекхо, предводителя 360 божеств Гекхо (число которых соответствует 360 дням года по лунному календарю). Для бонпо Тисе была «горой души» их империи, где легендарный основатель религии Бон Тонпа Шенраб предположительно сошел с небес на землю.
Таким образом, гора Кайлаш — действительно настоящий экуменический центр, сравнимый только с Иерусалимом. В отличие от Иерусалима, однако, Кайлаш — мирное место, где паломники всех четырех религий встречаются, не вступая в конфликт. Свастика также является общим символом для нескольких религий. У индуистов она обозначает огонь, у буддистов — колесо истины, а у бонпо — энергию изначального вихря, удерживающего мироздание на его месте. В религии Бон свастика повернута влево, поэтому и паломники бонпо обходят гору Кайлаш против часовой стрелки, в то время как остальные — по часовой стрелке.
Было холодное ноябрьское утро; я готовился выступить из поселка Дарчен в 53-километровое пешее путешествие вокруг горы. Единственным членом нашей группы, пожелавшим пойти со мной, был Эрик Брандт; остальные по-прежнему страдали от высотной болезни и остались в Дарчене, который расположен сравнительно низко. Несколько других паломников уже стояли лагерем, дожидаясь возможности присоединиться к группе побольше, боясь в это время года быть застигнутыми внезапной снежной бурей. Зима окончательно наступает в этом районе к середине ноября, как это довелось узнать священнику-иезуиту Ипполиту Дезидери, который в 1715 г. первым из европейцев совершил обход горы Кайлаш во время своего путешествия из Ладакха в Лхасу:
9 ноября (1715 г.) мы добрались до высшей точки, достигнутой за все путешествие по этой пустыне, называемой Нгнари-Гьонгар (район, включающий Кайлаш). Рядом гора непомерной высоты и необъятной окружности, покрытая снегом и льдом, совершенно ужасная, бесплодная, крутая и холодная. Тибетцы обходят с чрезвычайной набожностью вокруг основания горы, что занимает несколько дней и, как они веруют, обеспечит им великие милости. Из-за снегов этой горы глаза мои столь воспалились, что я едва мог видеть. Очков у меня не было, и единственным средством, как я узнал от наших сопровождающих, было потереть глаза снегом[44].
Мы наняли в проводники Церинга, пожилого тибетца с загорелым лицом и живыми глазами. Он настоял на том, чтобы мы взяли с собой его сына и четырех яков.
— А зачем нам яки? — спросил я. — Мы идем только на три дня, а ночевать будем в пещерах. Нам не нужны ни палатки, ни вода, ведь мы будем проходить мимо источников, а в крайнем случае натопим снега. Одного яка вполне достаточно, чтобы нести наши спальные мешки и провизию.
— Снег — вот зачем нам яки, — лаконично ответил он.
Вечером накануне выхода между нашими сопровождающими едва не разгорелась драка: хотели идти не только Церинг и его сын, но и наш водитель Ли. Китаец по национальности, Ли вырос в Лхасе и был в душе настоящим тибетцем. Мы с Эриком решили взять с собой тонкого в кости Ли и второго водителя, Норбу, сильного, грубоватого на вид тибетца, чем оба они были ужасно довольны.
Днем я прошел заключительный тест на физпод-готовку, поднявшись к самому значительному из пяти буддистских монастырей, расположенных вдоль маршрута пилигримов, называемого по-тибетски хора. Монастырь Гьяндрак стоит на небольшом взгорке у южного подножия Кайлаша и снаружи напоминает скорее крепость, чем монастырь. С монастырской террасы открывается вид на 7728-метровую гору Гурла-Мандата и лежащее перед ней, переливающееся в солнечном свете озеро Лангак-цо (на санскрите — Ракас, или Ракшас-Тал). Лангак-цо вместе с соседним озером Мапам-цо (Манасаровар), с которым они некогда были соединены каналом, символизируют утрату космического единства и вселенскую полярность. Для паломников Мапам-цо является олицетворением духовной чистоты и силы света, а Лангак-цо представляет силы зла. Его считают местом, где встречаются худшие из демонов, несмотря на впадающие в него два «чистых» ручья, текущие с горы Кайлаш.
Один из шести монахов буддистской школы Дрикунг-Кагьюпа, живущих в Гьяндраке, провел меня по монастырю, восстановленному в 1980-х годах[45]. В одном из темных помещений я заметил несколько старых ржавых мечей, фрагменты доспехов и изорванные кольчуги. На хорошем английском молодой монах объяснил мне, что это оружие во время «культурной революции» было спрятано в пещере. Оно было снято как военные трофеи в 1841 г. с убитых кашмирских солдат в Пуранге, в 100 километрах к югу от Кайлаша. В то время генерал Зоровар Сингх, состоявший на службе у правителя Джамму и Кашмира, напал на западный
Тибет, перед этим завоевав и разорив Ладакх. 19 ноября 1841 г. тибетская армия нанесла сокрушительное поражение захватчикам, избавив западный Тибет от страшной судьбы.
На рассвете следующего дня мы двинулись на северо-запад, минуя многочисленные маленькие чортены и стены мани-камней[46]. Примерно через два часа мы достигли места, которое называется Дарбоче, где установлен огромный флагшток, увешанный сотнями разноцветных молитвенных флажков, церемония по обновлению которых проводится каждую весну, в полнолуние четвертого лунного месяца. Этот шест символизирует космическое древо жизни и ось мира, два взаимосвязанных понятия, пришедшие из добуддистской религии Бон.