Прошло три года. Проституток осудили за кражу, сутенера-психа направили на принудительное лечение в психиатрическую больницу специального типа, а мне прокурор кинул приостановленное дело по розыску скрывшегося главаря преступной группы.
Я с нерастраченным молодым задором принялась его искать. Подобно тому, как Егору Прокудину деньги жгли ляжку, «глухие» дела жгли мне сейф. Я проверила разыскиваемого по всем мыслимым учетам, выполнила все обычные в таких случаях мероприятия, но это не дало никаких результатов. Опытные опера-розыскники вздыхали: мол, не приставай больше к нам с делами давно минувших дней, в свежих-то убоях не разобраться.
Так бы и зависло это дело, если бы в район не пришел молодой розыскник, Витя Хромойкин, с таким же нерастраченным молодым задором, и не подошел бы к делу творчески.
Он запросил оперчасть одной из колоний, в которых наш главарь отбывал наказание перед совершением последнего преступления, и получил сведения, что клиент писал своей пожилой тете, проживающей в Питере. После получения этих ценных сведений опер не поленился съездить к данной тете и прямо спросил, пишет ли племянник. «Пишет», — простодушно ответила тетя и вытащила пачку открыток из исправительной колонии в Анжеро-Судженске. Через два месяца клиента этапировали в наши Кресты, чему он был несказанно удивлен. Не желая отставать от опера-энтузиаста, я на свои деньги (поскольку командировку не дали) съездила в Москву, где злодей был осужден за кражу кошелька из кармана женщины в трамвае. И когда я прочитала дело, у меня создалось впечатление, что это было демонстративное преступление — он просто хотел отсидеться в колонии, пока не утихнет шум с его розыском.
Когда я предъявляла ему обвинение, он уставился на меня тяжелым взглядом и пробурчал что-то насчет излишнего рвения, которое будет наказано, как только он отбудет срок. Из понятных соображений я удержалась от того, чтобы разъяснить клиенту, что за свой арест он должен благодарить дотошного эксперта-криминалиста, не внявшего утешительным выводам о самоубийстве потерпевшего и поступившего наперекор следователю, а также грамотного розыскника, подошедшего к розыску преступника творчески. Я решила, что они меня простят за то, что я в данной ситуации присвоила их лавры.
Конечно, никто мне мстить не стал. Потом я убедилась в том, что они так говорят, пока перед ними сидит следователь. А когда, отбыв наказание, они выходят за ворота колонии, только психи с навязчивой идеей выполняют свои давние угрозы, а остальным приходится решать собственные проблемы, им уже не до зануды-следователя.
СКОЛЬКО МОЖЕТ ВЫПИТЬ ЖЕНЩИНА
В один прекрасный день меня, как молодого, но подающего надежды следователя, вызвали в городскую прокуратуру. В кабинете начальника Следственного управления находилась моя коллега, грамотный, скрупулезный следователь Вера Мякунова. Я знала, что она увольняется из прокуратуры, а судя по тому, что перед ней на столе лежало уголовное дело, мне предстояло закончить его расследование.
Предчувствия меня не обманули, начальник Следственного управления написал резолюцию: «т. Топильская Е. В., примите дело к производству», и мы с коллегой пошли обсуждать ситуацию.
Вера рассказала мне, что в прошлом году состоялся приговор по делу группы мошенников, речь шла о каких-то крупных аферах, и участники группы получили весьма суровые приговоры, а больше всех получил мошенник, который на следствии, что называется, вломил своих соучастников и активно сотрудничал с правоохранительными органами.
Осознав, что он на восемь лет изолирован от общества, осужденный как с цепи сорвался, начал бомбить жалобами все возможные инстанции, а потом Я скорее всего, это был жест отчаяния — написал в Комитет государственной безопасности (тогда он так назывался) о том, что ему известно про убийство, совершенное высокопоставленным чиновником несколько лет назад, и он готов поделиться подробностями в обмен на смягчение своей участи. Из КГБ заявление переслали в прокуратуру города и проверить его поручили моей коллеге.
Мякунова не ограничилась чтением заявления, она не поленилась и съездила в колонию, где заявитель отбывал срок. Тот, брызгая слюной и обещая разоблачить всех, рассказал, что известный в городе чиновник — номенклатура обкома партии — задушил женщину, а дело потом прикрыли, дав взятку судебно-медицинскому эксперту и получив от него заключение, что женщина просто перепила.
Моя коллега разыскала это дело пятилетней давности. Действительно, ночью в квартире директора крупного магазина — Тер-Ованесяна — был обнаружен труп женщины со странгуляционной бороздой на шее. «Скорую помощь» вызвал хозяин квартиры, рассказав, что это его случайная знакомая, которую привел в гости его друг, директор другого крупного магазина Жаров. За столом женщина куражилась, лихо пила, хозяину поведение гостьи стало неприятно, и он демонстративно лег спать, надеясь, что гости уйдут сами. Встав ночью по нужде, он обнаружил в туалете труп этой женщины.
Тогда, пять лет назад, Тер-Ованесяна задержали на трое суток по подозрению в убийстве, но в ходе следствия выяснилось, что смерть женщины (ее звали Галина Кузина) наступила от алкогольной интоксикации. Тер-Ованесян был отпущен, дело прекращено за отсутствием в его действиях состава преступления. Жаров и его подружка Решкина дали показания о том, что пришли в гости к Тер-Ованесяну, прихватив приятельницу Решенной, та быстро напилась, стала вести себя неприлично, и Жаров с Решкиной ушли. Когда они уходили, Кузина была жива, но сильно пьяна и, сидя на стуле в прихожей, пыталась попасть ногами в босоножки.
Вот то, что удалось установить моей предшественнице. С этого момента к расследованию приступила я. И начала с разговора с родственниками погибшей Кузиной (несмотря на то что они были подробно допрошены следователем Мякуновой; но следователю всегда лучше самому все проверить). Вот что они мне рассказали.
Галина работала кассиром в магазине, жила одна в коммунальной квартире, разведясь с мужем несколько лет назад. Когда родственникам сообщили о ее смерти, они поехали в морг на опознание трупа, потому что документов при Кузиной не было. В морге женщина-эксперт сказала им, что дело серьезное, убийство; тут экспертриссу вызвали к начальнику, а через полчаса родственникам выдали свидетельство о смерти Кузиной с диагнозом «Алкогольная интоксикация». А родственники клялись, что Галина не пила, то есть могла выпить рюмку хорошего вина в компании, но никогда не злоупотребляла спиртным.
В отделении милиции, куда той злополучной ночью привезли задержанного Тер-Ованесяна, этот случай помнили. Дежурный мне сказал, что он никогда в жизни не видел такого количества черных «Волг», как в утро после задержания Тер-Ованесяна, когда к отделению было не подойти из-за слетевшейся туда номенклатуры.
В протоколе осмотра трупа содержалась фраза о наличии на шее трупа странгуляционной борозды, а это означало, что женщину душили петлей. Интересно, как это объяснила экспертиза, подумала я, найдя в протоколе еще и сведения о том, что при осмотре трупа выявлены признаки непроизвольного опорожнения мочевого пузыря, а это тоже указывало на смерть от асфиксии — удушения. И прочитала в заключении экспертизы, что след на шее был, но потом он оказался просто потертостью. Тер-Ованесян заявил, что, находясь в гостях, пьяная женщина терлась шеей о спинку кресла. Он показал, как это было, в присутствии судмедэксперта на следственном эксперименте, и судмедэксперт признал, что полосу на шее потерпевшая натерла спинкой кресла.
Была одна закавыка. За столом участники вечеринки выпили, по показаниям Тер-Ованесяна, Жарова и Решкиной, лишь одну бутылку коньяка на четверых. С чего бы Кузина так опьянела, что умерла от отравления алкоголем? Через неделю после описываемых событий Тер-Ованесян пришел к следователю и сообщил, что, вернувшись домой из изолятора временного содержания, обнаружил отсутствие в холодильнике еще одной бутылки коньяка, а потом нашел еще пустую бутылку под креслом; весь коньяк наверняка выпила та женщина, отчего и померла. Больше у следователя вопросов не возникло, и он ничтоже сумняшеся прекратил дело.
А вот у меня вопросы были. Я поговорила с судебно-медицинским экспертом Алексеевым, выезжавшим на место происшествия и осматривавшим труп в квартире Тер-Ованесяна. Опытный судебный медик с непререкаемым для меня авторитетом, он уверенно заявил, что борозда на шее была, и именно странгуляционная. Сказки о том, что это — потертость, для легковерных.
Ситуация осложнялась тем, что в деле отсутствовала фототаблица к протоколу осмотра, а без нее можно было только спорить о внешнем виде повреждения на шее. Например, медик, проводивший наружный осмотр трупа, утверждал, что борозда была длиной не менее десяти сантиметров, охватывала переднюю и боковые поверхности шеи, и имела четко выраженные края, а в акте вскрытия этот след трансформировался в поверхностную ссадину длиной около четырех сантиметров с нечеткими краями. Куда же делась фототаблица?
