После смерти человека душа его 49 дней бродит, ожидая своего решения. В эти дни, если кто имеет средства, должен делать служения и пожертвования и тогда к добрым его делам прибавляются еще добрые. После 49-дневного срока душа идет в рай или в ад, или воплощается в «берит», «адусен», «кюнен», «асри», «тенгери». Попавшие в ад, «берит» или «адусен», после исполнения над ними заслуженного наказания, переходят постепенно от низших ступеней к высшим и до рая [643] .
Важнейшей задачей правосудия, с точки зрения буддизма, считается не наказание, а перевоспитание преступников, возвращение их в лоно буддистских духовных и этических ценностей. Духовный лидер буддистов Далай-лама XIV призывал: «Воины, преступления, всевозможного рода насилие, коррупция, нищета, обман, мошенничество и социальная, политическая и экономическая несправедливости – все это последствия негативного поведения человека… К счастью, в отличие от стихийных последствий, с которыми мы ничего не можем сделать или можем сделать очень мало, проблемы, связанные с людскими проступками, преодолимы, поскольку все они по своей природе являются этическими». Правосудие должно опираться на этические ценности, поскольку, «какими бы изощренными и хорошо организованными ни были наши правовые системы и каким бы совершенными ни были методы внешнего контроля, сами по себе они не способны искоренить неблагие дела» [644] .
Глава 2 Влияние буддизма на уголовное законодательство стран Востока
Среди мировых религий буддизм выделяется высоким гу манизмом и нравственностью, а потому и миролюбивым отношением к религиозным оппонентам. Данный постулат подтверждается соответствующим отраслевым уголовным законодательством стран, а также проводимой уголовной политикой в странах, население которых исповедует буддизм.
Китай. Законы в Китае не являются «нормальным» средством решения конфликтов между людьми. Их полезная роль ограничивается тем, что они предлагают образцы поведения и предостерегают тех, кто повел бы себя антиобщественным образом. Однако речь не должна идти о буквальном следовании законам; при их исполнении и применении должна сохраняться большая свобода усмотрения, а идеал в том, чтобы законы вообще не применялись и судебные решения не выносились. Традиционная китайская концепция не отрицает права, но полагает при этом, что оно для варваров, для тех, кто не заботится о морали, для неисправимых преступников, наконец, для иностранцев, которым чужда китайская цивилизация. Китайский народ прекрасно обходится и без права. Он не интересуется тем, какие нормы содержат законы, не обращается в суд и регулирует межличностные отношения так, как ему подсказывает смысл, следуя не праву, а соглашению и гармонии. Эту гармонию легко восстановить благодаря тому, что китайцы воспитаны так, что ищут причины конфликта не в злой воле или неспособности противника, а в своих собственных ошибках, нерадении, оплошности. В атмосфере, где каждый готов признать свои ошибки, людей нетрудно заставить пойти на уступки и согласиться на вмешательство посредника; страх перед общественным мнением может придать этому согласию принудительный характер [645] .
По утверждению Н. В. Вечкановой, в Китае принята социалистическая концепция прав человека с «китайской спецификой», которая утверждает, что законодательство действует там, где традиция непригодна. Она насыщена идеологией марксизма и учения Мао Цзэдуна, разделяет права граждан на права трудящихся и права остальных индивидов, присваивает государству право ориентировать своих граждан в пользовании правами в соответствии с целями социализма [646] .
В настоящее время существенной отличительной особенностью китайской модели борьбы с преступностью является то, что данная модель сочетает в себе элементы восточной культуры. При этом система воздействия на преступность в Китае, например в отличие от Японии, менее гуманна, но в то же время более эффективна. Так, в 2006 году в стране было зарегистрировано всего 4 млн 653 тыс. преступлений, что составило 358 деяний на 100 тыс. населения [647] .
При этом, хотя в Китае во все времена существовало развитое законодательство, на формирование правосознания определяющее воздействие оказывали концепции крупнейших философских школ, положения которых в отличие от закона характеризовались большей универсальностью в регулировании самых различных социальных связей. Данное качество, привносимое философией, настолько расширяет сферу действия китайского права, что не всегда удается обозначить границы взаимодействия правовых, с одной стороны, и моральных, нравственных и религиозных форм – с другой. В ходе исторического развития этот философско-правовой комплекс включал в себя богатое содержание – ритуал «ли», нравственность, гуманность, принципы долга и т. д.
Во взаимодействии закона и традиционных представлений не закон должен продолжать справедливость, а, напротив, традиции при их строгом соблюдении могли вызвать к жизни справедливый порядок вещей и отношений. В последующем возобладала идея морали над законом, который представлялся как орудие репрессий и подавления. При этом представление о законе как орудии подавления прочно вошло в генофонд национального правосознания, и поэтому всякий раз, когда применяли жесточайшие меры уголовно-правового воздействия, идея правления на основе законов компрометировалась. Процесс этот усугубился распространением наказательных аспектов китайского права в сферу законодательства о хозяйственной деятельности. Все это объективно препятствовало реализации регулятивных, созидательных функций закона и с точки зрения общественного сознания делало применение закона нежелательным.
Так, в эпоху Цинь сформировалось развитое законодательство, в том числе и такие законы, регулирующие экономическую деятельность, как «Закон о полях», «Закон о работах» и т. д. Но эти законы не относились к хозяйственному законодательству в нашем современном понимании. Они содержали в основном наказания за нарушения запретов в экономической сфере. При этом такие гражданские отношения, как родственная принадлежность, брак, наследование, вещное право, обязательственное право, включались в систему норм о преступлениях и наказаниях, а идея наказания за преступления развивалась до такой степени, что приняла уродливую форму.
Одновременно регулятивные свойства конкретизированных этико-правовых нормативов возрастали; они во все большей мере наполнялись правовым содержанием. В конце концов этот комплекс нормативов приобрел всеохватывающий характер и утвердился в Китае в качестве доминирующего элемента системы социального управления, т. е. наблюдался процесс превращения морали в право, а право в мораль.
Главный постулат китайского права строится на аксиомальной предпосылке о том, что лицо может совершать только такие действия, которые отвечают принципам морали. Для китайского сознания совершение аморальных проступков расценивалось уже как величайший грех, и этот фактор служил надежным профилактическим средством недопущения перерастания подобных деяний в преступные. В Китае основная масса актов отклоняющегося поведения попирает главным образом моральные нормы, и, как ни парадоксально, этого вполне достаточно для возникновения по поводу проступка атмосферы всеобщего осуждения и гнева.
О доминирующем положении конфуцианства в уголовном праве Китая говорит то, что оно, и только оно, решало важнейшие вопросы криминализации деяний, а легизм, с его склонностью к уголовно-правовому ригоризму, довольствовался оформлением назначения и исполнения уголовного наказания [648] .
Как пишет Ван Цзофу, ядром китайской традиционной законодательной концепции является Син (наказание). Вот почему уголовное право и уголовно-правовая теория были очень развитыми в Китае. Уголовный закон находился над другими законами. Сами названия «наказания» и «уголовное право» использовались как альтернативные имена юриспруденции [649] . Действительно, например, еще в 1740 и 1829 гг. издавались «Уложения о наказаниях», являющиеся одними из первых законодательных кодифицированных актов Китая прошлого времени [650] .
Учение о наказании развивалось в Древнем Китае в рамках конфуцианства, маоизма и легизма. Однако, например, если в Древнем Египте и Индии наказание представляло собой в большей мере определенное возмездие за совершенный человеком проступок, то в Китае наказание выступает в качестве одного из наиболее важных методов поддержания порядка в государстве для сохранения государственной власти. При этом легисты неоднократно подчеркивали, что лучше «наказать несколько невиновных, чем пропустить одного злодея» [651] .
При этом, как указывала М. А. Павлова, в рамках буддизма в Древнем Востоке впервые была предпринята попытка дать обоснование наказанию. На данном этапе земное наказание не отделялось от посмертного наказания, они представляли собой единое целое и взаимодополняли друг друга. В Древнем Китае упор делался на другую сторону наказания, а именно как на инструмент государственной власти, необходимый для обеспечения правопорядка [652] .
