Владимир Сверчков - Освобождение от уголовной ответственности, прекращение уголовного дела (преследования), отказ в его возбуждении. Проблемы теории и практики

Ознакомительная версия.

Резюмировать изложенное возможно следующим положением: без предложенной формализации не обоснован процесс индивидуализации. И действительно, если лицо надлежит освободить от уголовной ответственности/наказания, то должны быть четко регламентированы условия освобождения в своей исчерпывающей совокупности. Если данная совокупность недостаточно регламентирована законом, значит, логично предположить, что лицо «может быть освобождено».

Без указанной формализации условий освобождения мы становимся заложниками своего законодательства. Посмотрим на любое из примечаний к статьям об освобождении от уголовной ответственности, закрепленных в Особенной части УК РФ. Преимущественное большинство из них содержит скудный набор условий освобождения. Возьмем ли мы для примера примечание к статье о захвате заложника или к статье о похищении человека – не важно. Из их содержания можно прийти к выводу о том, что закон «позволяет» и захватывать заложников, и похищать людей бессчетное количество раз. Ни неоднократность, ни продолжительность осуществления этих преступных деяний, как, впрочем, и последствия освобождения от удержания жертв преступлений, не имеют для освобождения от уголовной ответственности никакого значения. Поэтому заниматься данными деяниями «можно» и в качестве промысла, не встречая пространственно-временные и прочие препятствия. В любом случае есть примечание, по которому преступник должен быть освобожден от уголовной ответственности.

Следует обратить особое внимание на то, что в данном случае нарушена необходимая связь формулировки «лицо освобождается» с регламентацией исчерпывающей совокупности условий освобождения, следовательно, формализация императивного характера нормы бессмысленна, поэтому мы действительно заложники своего законодательства – данной уголовно-правовой нормы.

Оптимизация оснований освобождения от уголовной ответственности/наказания видится, прежде всего, в строгом (однозначном) законодательном урегулировании уголовно-правовых отношений. Такая урегулированность достигается следующим соотношением (см. рис. 2).

Иной общий способ оптимального формулирования уголовно-правовой нормы об освобождении вряд ли приведет к достаточно эффективному действию межотраслевого института освобождения от уголовной ответственности/наказания.

Недостаточно точная формализация уголовно-правовых норм об освобождении от уголовной ответственности/наказания зачастую приводит к ошибкам и злоупотреблениям в правоприменении, к незаконному освобождению от уголовной ответственности/наказания.

Законодательное закрепление ответственности за незаконное освобождение от уголовной ответственности. Практика необоснованного прекращения уголовных дел, отказа в их возбуждении. Определение круга лиц, в отношении которых возможно освобождение от уголовной ответственности, прекращение уголовного дела/преследования. Законодательная конструкция состава преступления, закрепленного в ст. 300 УК РФ. Предложения о внесении изменений и дополнений в УК РФ и УПК РФ. Совершение преступления впервые, притом соответствующей категории тяжести как условия освобождения от уголовной ответственности, прекращения уголовного дела/преследования: вопросы правоприменения. Судебная практика освобождения от уголовной ответственности по нереабилитирующим основаниям лиц, имеющих непогашенные (неснятые) судимости, а также совершивших не только небольшой или средней тяжести преступные деяния, но и тяжкие и особо тяжкие преступления. Речевые недочеты формулировок норм, закрепленных в ст. 75, 76 УК РФ, ст. 25, 28 УПКРФ

Рисунок 2. Соотношение между императивностью и диспозитивностью в уголовно-правовой норме, закрепляющей основание освобождения от уголовной ответственности/наказания

Уголовный кодекс 1996 г. впервые в истории российского уголовного законодательства специально предусмотрел ответственность за незаконное освобождение от уголовной ответственности. Исходная посылка заключена в конструкции ст. 300 УК РФ, которая звучит следующим образом: «Незаконное освобождение от уголовной ответственности лица, подозреваемого или обвиняемого в совершении преступления, прокурором, следователем или лицом, производящим дознание».

Структура уголовного закона свидетельствует о том, что законодатель разграничивает основания освобождения от уголовной ответственности и обстоятельства, исключающие преступность деяния, а следовательно, нереабилитирующий и реабилитирующий виды оснований прекращения уголовных дел, уголовного преследования (см. гл. 11 и 8 УК РФ). Буквальное толкование диспозиции ст. 300 УК РФ приводит к выводу, что круг освобождаемых лиц ограничен лишь первым из указанных видов оснований. Вместе с тем и тот, и другой виды объединены ст. 212 УПК РФ (ранее – ст. 208 УПК РСФСР).

Незаконное освобождение от уголовной ответственности является тяжким преступлением, подрывающим государственную власть путем дискредитации судебной власти, унижения ее авторитета, утраты веры в справедливость правосудия. О тяжести и серьезности этого преступления свидетельствует не только размер предусмотренного наказания – от двух до семи лет лишения свободы, но и безальтернативность санкции, которая включает в себя лишь один вид, притом наиболее сурового наказания – лишение свободы на определенный срок.

Незаконность освобождения заключается в вынесении, вопреки установленным уголовным законом основаниям (при отсутствии необходимых условий) освобождения, предусмотренным в ст. 75–78, 84, 90, в примечаниях к ст. 122, 126, 1271, 151, 204, 205, 2051, 206, 208, 210, 222, 223, 228, 275, 2821, 2822, 291, 307, 308, 316, 337, 338 УК РФ, постановления прокурором (до изменения УПК РФ Федеральным законом РФ от 05.06.2007 г. № 87-ФЗ «О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации и Федеральный закон „О прокуратуре Российской Федерации“»[127]), следователем (руководителем следственного органа (до Федерального закона РФ от 05.06.2007 г. № 87-ФЗ – начальником следственного отдела)), принявшим уголовное дело к своему производству в порядке ч. 2 ст. 39 УПК РФ; ранее – ч. 2 ст. 1271 УПК РСФСР) или дознавателем о прекращении уголовного дела/преследования по ч. 2 ст. 20, п. 3 ч. 1 ст. 24, ст. 25, п. 3 ч. 1 ст. 27, ст. 28, 212, 427 УПК РФ (ранее – п. 3, 4, 6 ч. 1 ст. 5, ст. 6–9, 208 УПК РСФСР). Порядок вынесения данного постановления предусмотрен ст. 213 УПК РФ (ранее – ст. 209 УПК РСФСР).

Вместе с тем широкое распространение получило необоснованное прекращение уголовных дел, отказ в их возбуждении органами предварительного расследования вследствие отсутствия состава преступления (по малозначительности), в том числе в связи с причинением содеянным незначительного вреда при неконкретизированном умысле виновного или незавершенности преступного поведения, а равно в силу отказа потерпевшего от претензий к лицу, совершившему преступление. Необоснованность прекращения уголовного дела с освобождением лица от уголовной ответственности порой приобретает настолько явный характер, что не только удивляет, но и поражает воображение экспертов, изучающих вопросы подобного рода.

Так, следователь, возбудив уголовное дело по факту нарушения правил пожарной безопасности, повлекшему тяжкие последствия (ч. 2 ст. 219 УК РФ), прекратила его за отсутствием в деянии состава преступления, аргументируя свое решение тем, что уничтоженные в результате пожара временное строение, автомашины МАЗ и КамАЗ стоимости не имеют. В частности, остаточная стоимость автомашины КамАЗ является нулевой лишь потому, что вышел срок ее эксплуатации.[128]

Вызывает много вопросов прекращение уголовного дела за отсутствием состава преступления, если делопроизводство осуществляется в связи с открытым хищением чужого имущества и выясняется следующее: а) «виновный» не только не применял насилия, не отнимал и не требовал передачи денег, а просто-напросто попросил их у ранее незнакомого ему «потерпевшего», на что последний, не колеблясь, передал деньги просящему и, убежав с места их встречи, обратился за помощью к сотрудникам милиции[129]; б) «виновный» не снимал украшения с несовершеннолетнего «потерпевшего» и не бил его, поскольку последний [видимо, по широте своей души] сам решил передать эти украшения находившемуся в нетрезвом состоянии и требовавшему денег «виновному» лицу[130]; в) «потерпевшая» была «расстроена» неподобающим поведением «виновного», хватавшего ее за руки и причинившего ей боль, а дамскую сумочку с вещами он вовсе не похищал, а несколько позже нашел ее на месте произошедших событий[131]; г) «виновный», открыто завладев мобильным телефоном «потерпевшей», силой удерживая его у себя, поставил перед ней условия возврата этого телефона, однако, по мнению следователя, корыстные мотивы и заранее обдуманный умысел на его завладение с целью обогащения отсутствуют, поскольку продавать или обменивать данный телефон «виновный» не собирался[132]; д) «виновный» во время избиения «потерпевшего» подобрал с земли и забрал телефон последнего, якобы приняв его за собственный[133].

Ознакомительная версия.