Региональные войны и вооруженные конфликты в целом ряде районов мира все больше угрожают международной безопасности и стабильности, приобретают характер затяжных и трудно поддающихся урегулированию.
В последние полтора десятилетия наблюдается расширение партнерства в миротворчестве. ООН работает вместе с региональными организациями, такими как ОБСЕ, Европейский союз, НАТО, Африканский союз, Экономическое Сообщество государств Западной Африки (ЭКОВАС) и др. В данном отношении примечателен опыт взаимодействия ООН, НАТО и ЕС в Боснии и Герцеговине (БиГ). В конце ноября 2005 г. Совет Безопасности ООН принял резолюцию, в которой приветствовал намерение Европейского союза (ЕС) продолжать военную операцию в Боснии и Герцеговине (операция «Алтея») после ноября 2005 г. и продлил мандат многонациональных сил Европейского союза по стабилизации (СЕС) на дополнительный период в 12 месяцев. СЕС (англ. EUFOR) являются правопреемником Сил по стабилизации (СПС – SFOR, воинские контингенты 27 государств), которые до ноября 2004 г. действовали под эгидой НАТО. Вместе с тем НАТО также продолжает сохранять свое присутствие в Боснии и Герцеговине в виде военного штаба, который действует в качестве правопреемника СПС[103]. СЕС действуют под единым командованием и управлением в соответствии с договоренностями, согласованными между НАТО и ЕС. Операция «Алтея», начатая 2 декабря 2004 г., является продолжением и расширением участия ЕС в реализации Дейтонских соглашений 1995 г. Ранее Евросоюз развернул в БиГ полицейские силы (Полицейская миссия ЕС – EUPM – начата 1 января 2003 г.) и миссию по мониторингу ситуации. В СЕС участвует около 7000 военнослужащих из 33 государств, включая 22 члена ЕС.
Как отмечает Джеймс Доббинс, директор Центра политики международной безопасности и обороны корпорации «РЭНД» и ведущий соавтор двухтомника «История национально-государственного строительства», НАТО может развертывать мощные силы большой численности и использовать их для силового вторжения там, где это необходимо. Военнослужащие НАТО оснащены намного лучше, чем большинство военнослужащих, выделенных для проведения операций ООН. Вследствие этого НАТО больше подходит для более сложных миссий по балканской модели. У НАТО, с другой стороны, нет потенциала для выполнения гражданских задач. Поэтому она постоянно зависит от ООН и (или) разовой добровольной коалиции стран для выполнения огромного числа невоенных функций, необходимых для успеха любой операции по национально-государственному строительству. В результате стратегия выхода НАТО из страны всегда зависит от результатов работы других организаций[104].
Проблематика урегулирования конфликтов изучается в рамках многих дисциплин и поддисциплин общественных наук. Только в области международных отношений достаточно назвать такие направления, как исследования международной организации (международного управления на разных уровнях), теории интеграции, международное право, международную политическую экономию, стратегические исследования и исследования безопасности. Зачастую границы между ними достаточно условны. Другие общественные науки, такие как социология, антропология, этнология, психология, политология, экономика, также занимаются анализом конфликтов, в том числе международных, используя присущие им инструменты и методы.
Раймунд Зайдельман сравнил состояние исследований конфликтов и мира с космической физикой: «много накопленных знаний, но нет систематизированного ответа на вопросы». К 30-м гг. XX в. наряду со становлением политологии как науки появляются эмпирические исследования и историко-политическая аналитика причин мировых войн. В 50-60-е гг. оформляются самостоятельные поддисциплины, изучающие конфликты и пути достижения мира со своими журналами, институтами, научными организациями и специфическими задачами. В 1956 г. вышел в свет первый номер специализированного журнала Journal of Conflict Resolution. Теория конфликтов определяет себя как беспристрастная наука. В то же время исследования о мире, которые начали развиваться в Скандинавии в 60-е и получили распространение в других европейских странах в 70-е гг., ориентировались на ценности, прогресс, выдвижение политических инициатив и ассоциировали себя с практической деятельностью по укреплению мира[105].
Среди наиболее известных теоретиков можно назвать Кеннета Боулдинга и Анатоля Рапопорта, которые в 50-е гг. XX в. применили теорию игр к разрешению конфликтов. В 70-е гг. Эдвард Азар начал свои ставшие впоследствии признанными исследования динамики затяжных социальных конфликтов, а дипломат Джон Бэртон разрабатывал теорию фрустрации основных человеческих потребностей как главного источника конфликтов. В дальнейшем изучение конфликтов и путей их урегулирования и управления ими предпринималось многими известными учеными и практиками, как с точки зрения отдельных аспектов (например, переговорного процесса), так и с позиций многофакторного анализа, экономических корреляций (проекты Мирового банка) и т. д.[106]
В докладе Программы развития ООН (ПРООН) 1994 г. о развитии человеческого потенциала было дано развернутое обоснование концепции «безопасности личности» (human security), которая стала составной частью новых подходов к международной безопасности не только в теории, но также в деятельности неправительственных организаций и даже некоторых государств. Так, она легла в основу политики Канады в области миростроительства. Канадский вариант концепции был изложен в публикациях МИД в 1999–2000 гг. В отличие от документа ПРООН, который сделал основной упор на угрозы, порожденные отсталостью в развитии, документ канадского правительства посвящен проблематике вооруженных конфликтов. Оттава уделяет основное внимание превентивным мерам, призванным снизить степень вероятности гибели людей и риска разрушений. Вмешательство в конфликт предполагается только тогда, когда исчерпаны все методы предупредительного характера. Ключевые направления практической реализации канадской концепции – разоруженческое (запрещение противопехотных мин и контроль за оборотом легкого оружия); экономическое (разработка санкций, противодействие незаконной торговле алмазами, борьба с коррупцией); гуманитарное (защита мирного населения в ходе вооруженных конфликтов, запрещение использования детей в качестве солдат); правоохранительное (борьба с незаконным распространением наркотиков, терроризмом[107]).
Собственно миротворчество в теории международных отношений (ТМО) на сегодняшний день еще не привлекло к себе достаточно пристального внимания[108]. Это можно объяснить прежде всего междисциплинарным характером проблемы. Среди оригинальных работ здесь можно отметить исследование Кристофера Дааза, который концептуализировал миротворческие операции в качестве «спонтанных институтов», основанных на международных конвенциональных (неформальных) нормах и процедурах[109], что, в принципе, ведет к формированию еще одного, «миротворческого» международного режима. В то же время такое направление так называемых «критических социальных теорий» (critical social theory), как «критические исследования безопасности» (critical security studies) стремится к «деконструкции» миротворчества и рассматривает его в качестве паллиативных мер, направленных на «лечение дисфункций глобальной политэкономической системы с позиций либерального империализма»[110].
Представитель социального конструктивизма в ТМО Томас Рисс-Каппен проанализировал эволюцию миротворчества под эгидой ООН через призму концепций баланса сил, гегемонии, стратегических интересов мировых держав («политический реализм»), а также либерального институционализма и пришел к выводу о неадекватности первых, а также противоречивости и непоследовательности последнего. По его мнению, все «рационалистические» объяснения[111] соответствующих решений Совета Безопасности ООН недостаточны, и метод социального конструктивизма помогает лучше понять их меняющееся нормативное содержание[112]. Значительное количество научных публикаций в последние годы было посвящено политико-правовым аспектам гуманитарного вмешательства, однако данная проблематика выходит за рамки нашего краткого обзора.
<…>
Операции по поддержанию мира отличаются по своему существу от традиционных военных операций. Задача вооруженных сил во время проведения миротворческих акций состоит в том, чтобы быть буфером между конкурирующими сторонами. У них нет наступательного вооружения, и задача наступательных военных действий перед ними не ставится. По идее они должны быть нейтральными. Следующее отличие состоит в том, что они находятся на территории государства с его согласия, и это согласие может быть отозвано. Существует также различие между операциями по принуждению к миру, его поддержанию и обеспечению. (Например, в Конго в 1960 г. первоначальный характер миссии заключался в поддержании мира, однако действия войск ООН вскоре приняли принудительный характер на уровне вмешательства в разразившуюся гражданскую войну на одной из сторон конфликта.) Таким образом, в отдельных случаях миротворческие войска осуществляют не только поддержание, но и принуждение к миру, что вызывает еще большие разногласия относительно объема и методов самого принуждения.
