Николай Дювернуа - Источники права и суд в Древней России. Опыты по истории русского гражданского права

Ознакомительная версия.

До сих пор все, что мы видели, касалось состояния права, подвергшегося нарушению. Это не составляет особенностей нашей истории. Везде сперва определяются способы восстановления нарушенного права и, говоря словами Иеринга, та сторона материального права, которая обращена к процессу. В то время, когда материальное право едва видимо в слабых очертаниях, формы процесса обозначаются уже определенно и точно. Это составляет первую, насущную потребность юридического быта, и удовлетворить ей легко, ибо в установлении форм процесса весьма многое составляет дело простого расчета и соображения. Совершенно иначе с материальным правом. Определенность его институтов составляет плод позднейшего времени и свидетельствует о значительно возвысившемся уровне юридической жизни. Право бесспорное долго остается на степени фактического, неопределенного состояния, и его выводит из этого состояния лишь внешний стимул. Если бы мы имели от времени Русской Правды какие-либо акты сделок или процесса, то нам легко было бы раскрыть весь путь, по которому следовало развитие материального права вместе с развитием органов суда и форм процесса. Но, к сожалению, все, что дошло до нас, не составляет первообразных актов, все, что дают нам позднейшие редакции Русской Правды, – это плод понимания тогдашнего юриста той практики, которая происходила на его глазах. Собиратель имеет известную точку зрения на договор, на опеку, на наследство, и он отчасти ищет для этих рубрик ответов в современной практике, отчасти, в зависимости от греческого права, сам дает на них такой ответ, который всего более подходит к условиям времени. Так образуются первые очертания древнерусских гражданских институтов. Появление их тесно связано с расширением княжеской юрисдикции, которое видно в Правде детей Ярослава и отчасти в позднейших сборниках. Чтобы держаться ближе изучаемых памятников, мы рассмотрим эти новые явления в связи с разбором состава позднейших редакций. Не следует думать, чтобы те начала гражданских институтов, которые видны в этих позднейших сборниках, с ними только появились в жизни. Напротив, здесь они лишь точнее и определеннее формулируются. Начало вещных, договорных институтов, начала приданого, опеки, наследования и проч. могут быть относимы в неопределенную даль. Можно отыскивать указания на имущественные отношения членов семьи и рода в первых известиях наших летописцев, в народных песнях; можно искать параллелей, как это делал Эверс, в отношениях князей с отношениями частных лиц, отсюда выводить понятия об имуществе, опеке и проч. О рабах у славян мы найдем указания еще в первых свидетельствах Маврикия, в договорах князей с греками, в рассказах об Ольге, мстившей за своего мужа в древлянской земле.

С точки зрения истории культуры, в связи с другими вопросами народного быта, эти указания могут быть весьма драгоценны, но их нет возможности облечь в определенные юридические образы и они мало облегчают понимание последующего развития юридической догмы. Нам было бы очень любопытно узнать, как слагалась семья, как определялись имущественные отношения ее членов, какими средствами укреплялись внесемейные, свободные, имущественные и договорные отношения. Во всем этом воля лица и народный нрав играли такую же роль, как в более знакомой нам сфере защиты права от нарушения. Для позднейшего времени в актах сделок мы видим путь, которым развивается догма права. Но не таковы условия изучения эпохи Русской Правды. Здесь, повторяем, мы не можем ждать ответов от самой жизни, мы получаем их, так сказать, из вторых рук, узнаём как отвечала жизнь на вопросы, с которыми обращался к ней тогдашний наблюдатель. Ввиду таких условий изучения для нас важно знать, какими приемами руководился составитель позднейшей редакции. Возможность следить за его приемом уславливается тем, что в наших руках есть краткая редакция Правды, почти все статьи которой повторяются в позднейших редакциях.

Состав позднейшей редакции. При первом взгляде на этот новый состав Правды легко различить две черты, отличающие его от краткой редакции. В нем виден, во-первых, новый прием в расположении тех же статей, которые были записаны прежде в порядке простой, временной последовательности; во-вторых, здесь являются такие статьи, которых в краткой или хронологической редакции вовсе нет. Итак, различие нового состава от старого есть, во-первых, методическое, во-вторых, историческое.

Несомненно, что один лучший способ составлять сборник говорит в пользу его относительно позднейшего происхождения. Трудно, конечно, найти какое-либо возражение против того, что сборники систематические явились позже хронологических. Но когда именно вместо старого хронологического сборника вошли в употребление другие, более совершенные, – мы на это можем отвечать только предположительно.

Все признаки, которые мы видели на старом составе, побуждают думать, что он накоплялся постепенно, без всякого плана, без всякого единства точки зрения, и по мере того, как установлялись те или другие положения, касающиеся суда.

Таким образом, Правда Ярославова, сама по себе простая и удобная, теряла эти достоинства ввиду непрерывных приписок, вовсе не соединенных с ней единством плана. Продолжать такие приписки значило бы еще более затруднять пользование сборником. Мы видим, что в числе приписок нет одного весьма важного положения, которое отменяло 16-ю ст. Ярославовой Правды. Таким образом, есть основание заключить, что сборник в том виде, в каком мы его имеем в Академическом списке, был неполон и недостаточен для руководства практики уже при детях Ярослава. Взятый в целом, как он есть, сборник не заключает в себе запрещения убивать раба за оскорбление свободного, а между тем достоверно то, что дети Ярослава не дозволяли в этом случае убийства (ст. 58 Тр. сп.). К чему же нас может привести такой факт? По-видимому, самое простое заключение, какое можно сделать, – это что хронологическая редакция (мы так называем старую редакцию в том смысле, что две ее половины и статьи 2-й половины не связаны между собой ничем, кроме простой хронологической последовательности; позднейшая редакция, в которой связь тех же статей, как увидим, иная, может быть названа в противоположность с другой редакцией, систематической) уже при детях Ярослава перестала пополняться и уступила место новым сборникам. Собственно говоря, есть два средства объяснить себе недостаток Изяславова устава о рабах в хронологических сборниках. Можно предположить, что до нас не дошло ни одного полного хронологического сборника, в котором были все уставы детей Ярослава. Но такое предположение маловероятно, потому что сборники, назначенные для практических целей, естественным образом должны быть более распространены в том виде, в котором они наиболее удобны для практики. Таким образом, можно думать, что до нас дошли полнейшие из всех тогда бывших в руках хронологических сборников и эти-то полнейшие сборники все-таки были недостаточны, даже для времени сыновей Ярослава. Нам остается, стало быть, держаться другого предположения, именно, что хронологические сборники перестали дополняться еще при детях Ярослава, что их вытеснили другие редакции, и что позднейшие уставы этих князей вносились уже не в хронологические, а в систематические сборники.

Таким образом редакция хронологическая рано потеряла практическое значение, перестала пополняться, не вносилась в наши старинные libri legales, удержала на себе весь отпечаток древности и дошла до нас, так же как договор Олега с греками, через посредство одних летописцев. Ранние систематические сборники были, конечно, гораздо проще тех, которые дошли до нас. В них, вместе с временем, нарастало все новое и новое содержание, более сложные систематические списки исключали практическую надобность В прежних, простейших, и в этом значительно осложненном виде они дошли до нас. Некоторая возможность различить первоначальный простейший состав систематических списков есть, но в подробностях такая работа представляет большие трудности.

Тот порядок статей, который представляется нам в Синодальном списке (Русск. Достоп., ч. 1), может служить пособием при разыскании первоначального состава систематических сборников и способа, какому следовали собиратели, присоединяя новые положения к прежним. Мы думаем, что разыскание первоначального, простейшего состава систематических списков при помощи тех особенностей, которые представляет Синод, сп., и раскрытие способа, какому следовали составители, присоединяя новые положения к старому составу, хотя труднее, но во всяком случае полезнее поправок, предполагаемых Тобином и его догадки, что 1-я половина систематической Правды принадлежит Ярославу и его детям, а 2-я – Владимиру Мономаху.

Мы указали на трудность, с которой соединено упрощение текста систематической редакции до его предполагаемого состава. Для того чтобы выполнить эту работу, надо с одинаковым вниманием остановиться на всех мелких видоизменениях, которым подвергаются юридические положения старой редакции в новых сборниках, надо дать себе отчет во всякой отдельной цифре штрафа, в каждом слове. При такой задаче мы не имеем права выделять область имущественных отношений, оставляя в стороне, например, вопрос о выдаче князю на поток и разграбление, о различии видов убийства, которое находим в позднейших редакциях (убийство в разбое без свады). Такого способа исследования мы на себя не берем. Но изучение состава Правды, хотя бы в главном отношении к имущественным институтам, не делает все-таки ни лишними, ни невозможными некоторые заключения о способе составления целого сборника.

Ознакомительная версия.